Она растворилась в воздухе - Уайт Этель

В целом, эта работа его разочаровала. Вместо увлекательных приключений его главными занятиями стали защита людей от шантажа и помощь в бракоразводных процессах. В течение нескольких лет он стал жестким и циничным человеком, не питавшим иллюзий насчет ароматов в гостиничных номерах и убежденным в том, что человек произошел не от обезьяны, а от самого смертоносного вида кровососущих паразитов.

Временами, когда его рассудок отказывался сохранять в памяти грубые реалии бытия, оказывался слишком переполнен всей этой мерзостью, ему хотелось, чтобы там было гораздо больше чистого и светлого, и он начинал подумывать о предложенном его матерью противоядии.

— Алан, почему бы тебе не жениться? — спрашивала она.

— Жду подходящую девушку, — отвечал он. — Я провел слишком много дел об измене.

— Что ж, найди такую поскорее. — И мать не к месту добавляла — Раньше ты был таким милым мальчиком.

Однако порой он с интересом погружался в свою работу, особенно если при этом его деятельность одобрялась начальством. После одного из таких редких случаев он подошел к телефону и попытался разобраться в докладе секретарши майора Помероя.

Это дело казалось столь непохожим на обычный случай пропажи человека, что он даже подумал: оно слишком хорошо для того, чтобы оказаться правдой.

— Вы говорите, что она ушла, но при этом не выходила из здания? — допытывался он.

— Ну, это звучало именно так, когда они оба кричали на меня, — с сомнением ответила девушка. — Но это ведь полная бессмыслица. Должно быть, я неправильно их поняла.

— Неважно. Я скоро буду.

Мчась по скрытой мрачными тенями улице, Фом поразился ее заброшенности. Казалось, она покрыта патиной древности и упадка. Старые строения походили на корпуса обветшавших кораблей, обросших ракушками и выброшенных на сушу с отливом вышедшего из моды стиля.

Когда он подъехал к Померании Хаус, ее окна внезапно осветились. У дома был припаркован большой, мощный автомобиль, рядом на тротуаре стоял, по-видимому, его шофер. Когда Фом вылез из машины, из дверей дома вышел швейцар и направился к водителю.

По своему обыкновению Фом внимательно изучил обоих мужчин. Водитель был этаким неуклюжим Геркулесом, его не закрытая очками часть лица была типично угрюмой. Швейцар показался Алану более симпатичным: пожилой, рассудительный человек с квадратным лицом и внимательными голубыми глазами. Тот, однако, ответной симпатии не выказал, глянул довольно кисло. Детектив понимал причину этой инстинктивной неприязни: его профессию считают недополицейским полуфабрикатом и, следовательно, избегают, как легкой формы чумы.

Швейцар сказал шоферу официальным тоном:

— Твой босс приказал тебе не ждать его. Он может задержаться здесь до полуночи.

— К какому часу мне вернуться и забрать мисс Эвелин? — в голосе шофера слышалось любопытство и желание поговорить.

Но швейцар был краток:

— Я передал тебе все, что мне было велено.

Когда автомобиль отъехал, швейцар обратился к Фому:

— Из агентства? Вас ждут. Сюда, пожалуйста.

Фом прошел за ним в холл Померании Хаус. Осмотревшись, ощутил себя так, будто находится в музее. У здания были прекрасные пропорции, хоть часть его и была отведена под офисы. Бо́льшая часть панелей на стенах сохранилась, как и большой овальный портрет в потускневшей позолоченной раме над оригинальной резной каминной полкой. На нем был изображен бывший владелец этого дома сэр Джошуа Рейнольдс — георгианский денди с румяными щеками и в напудренном парике.

Старая, давно не используемая хрустальная люстра по-прежнему свисала с потолка. Со своего пьедестала статуя нимфы укоризненно смотрела на каждого посетителя телефонной будки, как если бы это была кабинка для переодевания, в которой она оставила свою одежду, а теперь ей не дают туда вернуться.

С этими реликтами восемнадцатого века контрастировало следующее безобразие: выложенный мраморными плитами пол и ступени лестницы красного дерева были покрыты современным резиновым офисным ковриком, батареи отопления никак не были замаскированы, также как и современные осветительные приборы, двери, ведущие в перестроенную часть здания были низкие крашенные.

Швейцар указал большим пальцем в сторону лестницы:

— Это там, на втором этаже. Я не могу сопровождать вас, мне приказано следить за входом.

— У вас нет лифта? — поинтересовался Фом.

— Нет. Босс старался производить как можно меньше изменений… Никогда нельзя знать заранее…

Фом кивнул, показывая, что понимает: над старым особняком нависла мрачная угроза сноса, и владелец не спешил вкладывать в него средства. Он быстро пересек холл и взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Трое — двое мужчин и полная женщина — стояли на лестничной площадке второго этажа, а рыжеволосая девушка вертелась на лестничном пролете, ведущем на следующий этаж. Фом знал майора Помероя в лицо, да и в любом случае было нетрудно определить, кто отец пропавшей девушки. Кросс был охвачен бурными эмоциями, его руки были сжаты в кулаки, а зубы были стиснуты в попытке контролировать мышцы лица.

Майор вышел вперед, чтобы поприветствовать Фома и представить его клиенту, но сыщик пресек все формальности. Игнорируя остальных, он обратился к Кроссу, сразу перейдя к делу:

— Ваша дочь исчезла, и нам нельзя терять время. Изложите мне факты.

Услышав его сдержанный голос, Кросс взял себя в руки.

— Мы прибыли сюда вместе около четырех часов. Моя дочь прошла в эту комнату, — он указал на дверь шестнадцатого номера. — Однако обратно оттуда она не вышла.

— Значит, она должна все еще оставаться внутри.

— Нет. Она исчезла.

Фом уставился на него, размышляя, обманщик перед ним или обманутый. Кросс сам мог быть пособником в каком-нибудь пока неустановленном хитроумном трюке, но мог быть и жертвой мошенничества.

— Кто арендует комнату номер шестнадцать? — спросил сыщик.

— Я, — подавшись вперед, заявила полная женщина. — Я, Гойя. Мадемуазель приходила ко мне с заказом на перчатки ручной работы.

Хоть Фом и был не в восторге от огромного накрашенного лягушиного рта, как и от всей вызывающей внешности Гойи, он вежливо обратился к ней:

— Пожалуйста, расскажите вашу историю.

— С удовольствием, — с важностью согласилась Гойя. — Мадемуазель стояла здесь, в дверях. Я посмотрела на нее и спросила: «Вы по записи, на какое время?» Вы должны понять, мое время слишком ценно, чтобы тратить его на случайных посетителей. Она покачала головой, и я сказала: «Если хотите, я вас запишу. Когда вам удобнее?». Она опять покачала головой, и сразу ушла. Фактически она заглянула ко мне и тут же вышла, скорее всего, даже не  закрывая за собой дверь.

Фом обернулся к Кроссу.

— Как я понимаю, пока вы ждали ее, вы разговаривали с майором. Вы можете вспомнить, о чем вы говорили?

Кросс в замешательстве взглянул на майора, и тот ответил за него:

— Мы начали обсуждать дела — я пытался сдать мистеру Кроссу офисное помещение, но он не мог принять решение немедленно. Потом у нас возник спор насчет Данцига[4].

— В таком случае я могу предположить, что вы слишком увлеклись разговором и не заметили, как ваша дочь прошла мимо вас. Тем более, вы не ожидали, что она выйдет так скоро.

— Нет, это вовсе не так, — заявил Кросс. — Мы с майором стояли здесь, лицом к двери. Она была закрыта. Мы оба можем поклясться в том, что моя дочь не выходила оттуда.

— Боюсь, все не так просто, — подтвердил майор. — В холле был швейцар, и он с уверенностью заявил, что она не спускалась по лестнице и не покидала здания. Одна из машинисток была с ним в холле, и она рассказывает то же самое… Мисс Симпсон, вы не спуститесь на минутку?

Рыжеволосая девушка уверенной походкой бывшей красотки спустилась к ним. Она улыбнулась Фому, одновременно строя глазки Кроссу.

— Майор ошибся только в одном: я — личный секретарь, а не машинистка. Но под всем остальным я готова подписаться.