Агата Кристи - Рождество Эркюля Пуаро
– Это – самое главное, совершенно верно!... Но кто эта юная дама, Альфред?
– Понятия не имею. Я и в самом деле не могу себе представить, кто бы это мог быть.
Некоторое время супруги удивленно смотрели друг на друга, затем выразительные губки Лидии слегка искривились.
– Знаешь, что я думаю, Альфред? Видимо, твой отец довольно сильно скучал в последнее время, и сейчас он решил преподнести себе какой-то рождественский сюрприз.
– Пригласив чужих на семейный праздник?
– Ну, деталей я не знаю, но у меня такое чувство, что твой отец решил устроить себе какое-то развлечение.
– И слава Богу. Хорошо, если это и в самом деле развлечет его, – сказал Альфред совершенно серьезно. – Несчастный старик – из-за своей ноги он теперь инвалид... И это после той бурной жизни, полной приключений, которую он вел раньше.
– После той бурной жизни, полной приключений, которую он вел раньше, – медленно повторила Лидия.
Пауза, сделанная ею перед словами «бурной и полной приключений», придала всему предложению особый, скрытый смысл.
Альфред, кажется, почувствовал это, потому что покраснел и сконфузился.
Вдруг она вышла из себя:
– И как только у него появился такой сын, как ты?! Не могу понять! Вы же как два разных полюса, и при этом его влияние на тебя так велико, ты так его почитаешь!
Теперь и Альфред рассердился всерьез.
– Ты зашла слишком далеко, Лидия. Ничего нет неестественного в том, что сын любит своего отца. Неестественно было бы, если бы он его не любил.
– В таком случае большинство членов этой семьи ведут себя неестественно, – медленно проговорила Лидия. – Извини, я задела твои чувства. Я не хотела этого, Альфред, пожалуйста, поверь мне. Я просто удивляюсь твоей... твоей верности. Верность – это такая редкость в наши дни. Считай, что я просто ревную. Ведь говорят же, что женщины всегда ревнуют мужей к свекровям. Почему бы не ревновать к свекру?
Он нежно обнял ее.
– Твой язык всегда тебя выручит, дорогая. Видит Бог, у тебя нет никаких поводов для ревности.
Она быстро поцеловала его в мочку уха, как бы прося прощения. Это был очень нежный поцелуй.
– Знаю, Альфред. Мне все-таки кажется, что я никогда не ревновала бы тебя к твоей матери. Жаль, что я ее не знала.
Он вздохнул:
– Она была несчастным человеком. Жена удивленно посмотрела на него:
– Вот как? Ты, оказывается, считал ее несчастной? Странно.
– Сколько я ее помню, она всегда болела, – сказал он, погрузившись в воспоминания. – Она много плакала...
Альфред покачал головой:
– Нет, мужества у нее не было.
Она продолжала смотреть на него изумленно и тихо пробормотала еще раз:
– Странно.
Когда он вопросительно глянул на нее, она сменила тему:
– Раз нам все равно не узнать, кто эти наши таинственные гости, пойду-ка я в сад и закончу свою работу.
– На улице очень холодно, дорогая. Ветер просто ледяной.
– Я тепло оденусь.
Альфред посмотрел ей вслед. Какое-то время он стоял неподвижно, погруженный в глубокие размышления, а затем подошел к большому окну. Вдоль всей боковой стены дома тянулась терраса. Одну-две минуты спустя появилась Лидия, одетая в толстое шерстяное пальто, с неглубокой корзинкой в руках, и стала что-то делать у небольшой квадратной ямки. Муж мгновение наблюдал за ней. Затем тоже вышел из комнаты, взял пальто и прошел через боковую дверь на террасу. Пробираясь к Лидии, он миновал многочисленные обложенные камнем углубления в земле – миниатюрные садики, которые все были делом искусных рук жены. Один из этих садиков представлял собой пейзаж пустыни: желтый песок, небольшая пальмовая рощица, караван верблюдов с двумя крошечными погонщиками-арабами. Из пластилина была вылеплена туземная хижина. За ним следовал итальянский садик с террасами и искусно возведенными цветочными грядками, на которых красовались великолепные цветы из сургуча. Следующий маленький сад изображал полярный пейзаж с кусками зеленого стекла вместо айсбергов и стайками пингвинов. Был здесь и японский садик, маленькие, кривые деревца стояли в нем рядами. Куски стекла изображали пруды, через которые были перекинуты мостики, тоже сделанные Лидией из пластилина. Альфред посмотрел на нее. Она положила голубую бумагу в небольшую ямку и покрыла ее стеклом. Вокруг высились скалы. Сейчас она как раз рассыпала крупную гальку, чтобы сделать из нее берег. Между большими камнями располагалось несколько кактусов.
– Да. Именно так я себе это и представляла, именно так, – бормотала Лидия себе под нос.
– И что же представляет твое новое произведение искусства? – спросил Альфред.
Она испугалась, потому что не слышала, как он подошел.
– Это Мертвое море, Альфред. Тебе нравится?
– А тебе не кажется, что ты сделала его чересчур пустынным? По-моему, можно было бы посадить вокруг побольше растительности.
Она покачала головой:
– Нет, именно таким я себе представляю Мертвое море... На самом деле мертвым, понимаешь...
На террасе раздались шаги. Пожилой седовласый дворецкий подошел к ним, почтительно склонившись.
– Звонит миссис Ли, жена мистера Джорджа, мадам. Она спрашивает: хорошо ли будет, если она и мистер Джордж приедут поездом на 5.20?
– Скажи ей, что это нас вполне устраивает. Дворецкий ушел. Лидия проводила его чуть ли не влюбленным взглядом.
– Славный старый Трессильян. Не знаю, чтобы мы без него делали.
– Да, – согласился Альфред. – Это человек еще старой школы. Он у нас в доме уже сорок лет, и мне кажется, что он любит нас всех, каждого по-своему.
Лидия кивнула:
– Я думаю, он даже солжет под присягой, если речь пойдет о том, чтобы защитить кого-то из семьи.
– Он это сделал бы, – сказал Альфред тихо. – Думаю, он действительно на это способен.
Лидия подровняла свой берег из камешков и проговорила:
– Ну, вот и готово.
– Готово? К чему? – спросил Альфред настороженно.
– К Рождеству, дурачок, – засмеялась она. – К нашему полному самых добрых чувств семейному празднику.
Дейвид прочитал письмо. После этого он скомкал бумагу и выбросил ее. Затем снова поднял, тщательно разгладил и внимательно прочитал еще раз.
Его жена Хильда молча взирала на него. Она заметила, как у него на виске задергался мускул (может быть, это был нерв?), как слабо задрожали его длинные выразительные руки и как все тело напряглось от возбуждения. Когда он убрал со лба прядь светлых волос и посмотрел на нее, она была спокойна и готова ко всему.
– Хильда, что нам делать?
Хильда долго молчала, прежде чем ответить. Она услышала в его словах просьбу о помощи, и знала, насколько зависим от нее был Дейвид, – всегда, со дня их свадьбы, знала, что могла оказать особое влияние на его окончательные намерения. Но именно поэтому она не торопилась высказывать свое решающее мнение.
Голос ее прозвучал нежно, как у некоторых медсестер, лечащих детей.
– Все зависит от того, насколько ты способен это вынести, Дейвид.
Хильда была статной дамой. Не отличалась красотой, но чем-то привлекала к себе. Она напоминала женщин с картин голландских мастеров. Голос ее был теплым и глубоким. От нее исходили сила и спокойствие. Она обладала той уверенностью в жизни, которая неудержимо приковывает слабых людей. Слегка полноватая, невысокая женщина средних лет, не очень умна, не слишком привлекательна, однако ее просто невозможно было не заметить. Да, Хильда Ли обладала силой.
Дейвид встал и начал ходить по комнате. У него еще не было ни сединки в волосах, а лицо было просто мальчишеским.
– Ты знаешь, на что я способен, Хильда, ты должна это знать, – сказал он серьезно.
– Я не совсем уверена.
– Но я же тебе очень часто говорил, как я все ненавижу: тот дом и тот пейзаж за окном, и все остальное. Все это только напоминает о прошлых несчастьях. Я ни единого часа не был счастлив там! Стоит мне только подумать... как сильно она страдала, – моя мама.
Жена закивала, стремясь успокоить его.
– Она была так мила, Хильда, так терпелива. Ведь она часто испытывала ужасные боли. А когда я думаю о своем отце...
На лицо его набежала тень.
– Какой несчастной он сделал ее, как унижал, хвастаясь своими любовными приключениями, как он ее постоянно обманывал и как много скрывал от нее.
– Ей не следовало этого терпеть, она должна была его оставить, – возразила Хильда.
– Для этого она была слишком добра, – сказал он с мягким упреком, – она считала своим долгом терпеть все это, и, кроме того, там ведь был ее дом. Куда же ей было идти?
– Она смогла бы устроить собственную жизнь.
– В те времена? Совершенно исключено, – взволнованно ответил он. – Ты этого не понимаешь. Женщины тогда вели себя совсем иначе. Они взваливали на себя ношу, многое терпеливо сносили. К тому же она думала о нас, детях. Если бы она развелась с отцом, то, наверное, сразу вышла бы замуж. Появилась бы вторая семья, наши интересы, вероятно, отошли бы на второй план. Мама не могла так поступить.
