Энтони Беркли - Попрыгунья
— К вопросу о мышьяке, хотелось бы знать… — прости, Фил.
Странно, подумал Роджер. Что за чертовщина творится у этого столика? И чтобы заполнить неловкую паузу, сказал:
— А вы меня, как всегда, поражаете, Чалмерс. Почему вы не в костюме, как все?
— Фил не любит наряжаться, — сокрушенно заметила миссис Чалмерс.
Доктор Чалмерс, наделенный, как выяснилось, редкостным даром пропускать мимо ушей колкости и сетования жены, ответил со всей сердечностью:
— А я — неразоблаченный убийца. Это не просто комплимент — я знаком с вашей теорией, что таких на белом свете множество.
Роджер рассмеялся.
— Боюсь, это не совсем честно.
— И вообще, — встряла миссис Чалмерс. — Фил не способен никого убить, даже защищая собственную жизнь, — причем сказала это тяжело, с горечью, как люди говорят о наболевшем.
— Хорошо, в таком случае я — неразоблаченный врач-убийца, — абсолютно невозмутимо проговорил доктор Чалмерс. — Уж их-то вокруг полно. Правильно я говорю, Фрэнк?
— Да уж, это точно, — добродушно признал доктор Митчелл. — Э, там, кажется, музыка затихла? А я, пожалуй… — он осушил свой бокал и устремился в зал.
— Он всего четыре месяца как женат, — со знанием дела объяснила миссис Чалмерс.
— Ага, — ответил Роджер. Все трое улыбнулись, и Роджер про себя удивился: что тут такого забавного, что чело век всего четыре месяца как женат? Ему, видимо, этого не понять, но стало быть, это так. Значит, что в браке все если не трагедия, то обязательно комедия. Причем зависит это лишь от того, откуда на него смотреть — изнутри или снаружи.
— Боже милостивый, Шерингэм, — воскликнул доктор Чалмерс, — вы еще ничего не выпили! Рональд мне этого не простит. Что вам предложить?
— Спасибо, — отвечал тот. — Я вообще-то пью пиво.
И с предвкушением, возникающим на лице всякого, ради кого ближний откупоривает бутылку, он следил за манипуляциями доктора — и не мог не отметить неловкости, с какой доктор Чалмерс наливает пиво в кружку. Вместо того чтобы, как водится, держать бутылку и кружку на уровне груди, он опустил их гораздо ниже, а наполнив кружку, бывшую у него в правой руке, он отставил ее на столик и вынужден был приподнять рукой левый локоть, чтобы перенести бутылку через бортик столешницы. Ему, очевидно, было тяжело, и Роджер позволил себе обратить на это внимание.
— Спасибо, — сказал он, принимая кружку. — Что, рука побаливает?
— Да. Военные дела, знаете ли.
— У Филипа прострелено левое плечо, — раздраженным тоном сообщила его супруга.
— Неужели? Наверное, это большое неудобство. Оперировать, наверное, не получается?
— Да ну, — весело отмахнулся доктор Чалмерс. — На самом деле оно меня и не беспокоит. Я могу водить машину, управлять яхтой, да и самолетом, когда случается, и оперирую, конечно. Видите ли, не работает только плечо. Я не могу шевелить локтем, но зато кисть слушается локтя, а могло быть куда хуже. — Он говорил совершенно естественно, без той напускной скромности, с какой мужчины обычно рассказывают о своих боевых ранениях.
— Та еще удача, — искренне произнес Роджер. — Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Миссис Чалмерс, не желаете ли выпить?
— Не теперь, благодарю вас. Лично я не намерена превращаться в позорище.
— Уверен, что вы этого не сделаете, — отвечал несколько ошарашенный Роджер. Столь язвительное замечание, несомненно, адресовано ему, но непонятно, почему миссис Чалмерс позволила это себе, да еще в такой грубой форме.
— Я и не собираюсь этого делать, — сурово проговорила миссис Чалмерс, пристально глядя в его сторону.
Но в следующий момент Роджер заметил, что смотрит она вовсе не на него, а поверх его правого плеча. Он оглянулся. Из зала вышло несколько человек, и среди них — невестка Рональда Стреттона в костюме миссис Пирси. Именно на нее миссис Чалмерс и смотрела во все глаза. Миссис Пирси стояла возле бара в обществе моложавою высокого мужчины — Роджер его никогда прежде не встречал, — и тот, очевидно, предлагал ей что-нибудь выпить.
— Благодарю. Виски с содовой, если можно, — громко и несколько нарочито отвечала она. — И побольше. Я хочу сегодня напиться пьяной. Собственно говоря, это единственная стоящая вещь в жизни, не правда ли?
На этот раз и Роджер принял участие в обмене многозначительными взглядами между доктором и миссис Чалмерс. И допив свое пиво, он извинился перед Чалмерсами и отправился на поиски Рональда Стреттона.
С этой женщиной обязательно надо потолковать, сказал он себе, хоть с трезвой, хоть с пьяной.
* 4 *Рональд оказался в зале. Он возился с приемником. Музыка, под которую танцевала публика, транслировало немецкое радио "Кёнигзвустерхаузер", и Рональд, сочтя ее чересчур тягомотной, решил поискать чего-нибудь французского.
Против этого возражали трое — единственно в силу странного, но присущего многим людям предубеждения против того, чтобы владелец приемника крутил его ручки. Одна из возражавших была уже знакомая Роджеру сестра Рональда, Силия Стреттон, высокая девушка в живописном наряде восемнадцатого века, представлявшая Мэри Бленди; двое других были соответственно Криппен и миниатюрная женщина в костюме мальчика — вполне узнаваемая мисс Ле-Нев[6].
В приемнике резко вскрикнуло сопрано и тут же оборвалось, но критики настройщика были начеку.
— Оставь ее, ну Рональд, — взмолилась мисс Стреттон.
— Было ведь так хорошо, — поддержала мисс Ле-Нев.
— Занятная штучка, — веско изрек доктор Криппен, видимо с тем подтекстом, что люди, имеющие радиоприемник, увы, не в состоянии с ним расстаться дольше чем на пару секунд.
— Да ну, — отозвался Рональд, продолжая вертеть ручку настройки.
И взрыв джаза вознаградил его за труды.
— Вот! — произнес он с гордостью. — Это ведь гораздо лучше!
— Совсем даже не лучше, — заспорила сестра.
— Даже хуже! — вынесла свой приговор мисс Ле-Нев.
— Никуда не годится! — поддержал ее доктор Криппен. — Какая это станция?
— "Кёнигзвустерхаузер" — как ни в чем не бывало ответил Рональд и, подмигнув Роджеру, поспешно отошел от приемника.
Но прежде чем Роджер успел к нему присоединиться, Силия Стреттон отвлекла его своим вопросом. Знаком ли он с мистером и миссис Уильямсон? Роджеру пришлось признать, что нет, таковые ему не известны. Оказалось, что это — настоящая фамилия доктора Криппена и мисс Ле-Нев. Роджер любезно выразил свое восхищение их нарядом.
— Осберту надо было только надеть очки в золотой оправе, — с готовностью объяснила миссис Уильямсон. — Он ведь вылитый Криппен, правда же, мистер Шерингэм?
— Тебе, наверное, страшновато быть с ним рядом, Лилиан, — заметила Силия Стреттон.
— Так что же удивляться, что я убежала от него из кабинета сюда, где побольше места? Если бы там на него накатило, мне было бы просто некуда бежать!
— Ты же сама прекрасно знаешь, Лилиан, — возразил ее муж, — что ты и только ты заставила меня нарядиться Криппеном, чтобы самой быть мисс Ле-Нев. Лилиан не упускает случая пощеголять в брюках, — благодушно объяснил Уильямсон собравшимся.
— А если мне хочется походить в брюках? — фыркнула миссис Уильямсон.
— Надеюсь, вы их зашпилили сзади английской булавкой, — брякнул Роджер.
И тут же пожалел об этом — все недоуменно уставились на него. Пришлось объяснять.
— Настоящей мисс Ле-Нев брюки были широки, и она зашпиливала их сзади английской булавкой. Капитан лайнера как раз и обратил на это внимание.
— Во всяком случае, Лилиан ее брюки отнюдь не широки, — захохотал ее муж. — Хоть там и там есть на что обратить внимание, а, Лилиан? Я прав?
— Я люблю брюки в обтяжку, — заявила та и снова фыркнула.
Роджер, которого эти подробности не очень занимали, решил сменить тему.
— Я еще не знаком с вашей невесткой, мисс Стреттон, — небрежно, светским тоном заметил он. — Вы меня не представите?
— С женой Дэвида? Да, разумеется. Где она?
— Минуту назад была возле бара.
— Она сумасшедшая, — с дружеским участием предупредил мистер Уильямсон.
— Да ну тебя, Осберт, — укоризненно заметила ею жена и покосилась на Силию Стреттон.
— О, меня не стоит стесняться, — добродушно ответила та.
Упускать такой момент было нельзя.
— Сумасшедшая? Правда? — мгновенно среагировал Роджер. — Знаете, мне сумасшедшие нравятся. А скажите, мисс Стреттон, какие именно формы принимает сумасшествие вашей невестки?
— Да я не знаю, — небрежно ответила Силия Стреттон. — Просто сумасшедшая, и все — Осберту виднее, — за внешней легковесностью Роджер расслышал нечто иное: словно бы она с готовностью ухватилась за предложенную версию о сумасшествии своей невестки, дабы скрыть нечто худшее.
— Она желает беседовать о своей душе, — с мрачностью в голосе сообщил Осберт Уильямсон.