Джамьянг Норбу - Шерлок Холмс в Тибете
Проведенное следствие привело начальство к выводу, что масштабы разрушения не столь велики, как оно поначалу опасалось. Были спешно уволены два бабу из архивов, а один молодой английский капитан с литературными притязаниями (он, в частности, публиковал в «Пионере» свои стихи) был переведен в транспортный отдел армии в Меваре, где ему до конца своей карьеры предстояло ухаживать за верблюдами и волами. Что до мистера Киплинга, то ему сообщили через посредство главного редактора «Пионера», что его поведение в этой ситуации оценивается как не вполне джентльменское, однако правительство не будет принимать никаких мер, если только мистер Киплинг откажется от журналистской карьеры в Индии и вернется к себе домой и Англию. Так он и поступил.
К нашему облегчению, с нас, рядовых работников, обвинение было снято, хотя С-25 чувствовал, что полковник ставит его честь под сомнение. Впрочем, чувствительность патханов в вопросах чести ничуть не уступает их разборчивости в отношении лошадей.
А потом в темном овраге за позолоченными куполами дворца Чаттар Мунзиль в Лакнау нашли стройное смуглое тело Е-23. Безвременная кончина бедняги стала следствием дюжины ножевых ранений, не говоря уже об иных страшных увечьях.
Я считаю себя в достаточной степени спенсерианцем[7], чтобы спокойно встречать лицом к лицу столь незначительные вещи, как смерть, поскольку все они, видите ли, предопределены. Тем не менее пятеро владетельных князей, затаившихся по ту сторону перевала, и примкнувший к ним набоб некоего южного магометанского княжества, не подчиняющегося законам королевы (все они были как-то уж чересчур склонны к компромиссам в упомянутом выше деле о «родословной белого жеребца»), смертью обычно не ограничивались. Подлому акту убийства, как правило, предшествовали варварские пытки, о которых страшно даже помыслить.
Побуждаемый подобными тревожными мыслями, я спешно подал полковнику прошение предоставить оплачиваемый бессрочный отпуск всем тем из нас, кто пал жертвой болтливости мистера Киплинга, чтобы мы могли побыть полностью инкогнито до тех пор, пока шум не уляжется. Полковник принял мое предложение, за исключением одного пункта, где он решил сэкономить, и внес соответствующую поправку. В соответствии с ней К-21 был направлен вместе со своим ламой на временный покой в монастырь на границе с Тибетом, а С-25 отправился в Пешавар под защиту своей кровной родни. Я же со срезанным вполовину жалованьем весьма поспешно покинул свое излюбленное место в горах и отбыл в большой портовый город Бомбей, чтобы затеряться там среди великого множества гуджаратцев, сикхов, бенгальцев, выходцев из Гоа и Махараштры, англичан, китайцев, евреев, персов, армян, арабов и представителей множества других народностей, составлявших пестрое население «Врат Индии».
Однако, несмотря ни на что, я должен быть признателен мистеру Киплингу за то, что именно мое тайное изгнание в Бомбей привело к судьбоносной встрече с неким английским джентльменом, в обществе которого я пережил величайшее в своей жизни приключение, приведшее (благодаря последующей публикации избранных этнографических заметок о нашем путешествии) к исполнению моей давней мечты – стать членом Британского Королевского общества.
Однако куда больше, чем эту великую честь, я ценю истинную дружбу и приязнь, которой удостоил меня этот джентльмен – человек, которого я всегда буду считать самым лучшим и самым мудрым из всех известных мне людей[8].
ИНДИЯ
1. Таинственный норвежец
Когда сезон дождей заканчивается, небо над Аравийским морем проясняется, а его чистый голубой цвет становится сродни цвету персидской лазури. Воздух, промытый недавними дождями, столь свеж и прозрачен, что, когда стоишь на вершине Малабарского холма в Бомбее, кажется, что вдали различима береговая линия Аравийского полуострова и даже слегка чувствуется «сабейский фимиам, от северо-востока ветерком привеянный, с пахучих берегов Аравии Счастливой»[9].
Конечно же, с моей стороны это не более чем романтические фантазии. Все эти красоты слишком далеки, чтобы я мог их увидеть или почувствовать, однако со своего наблюдательного пункта мне все же удалось заметить то, за чем я сюда пришел.
Среди рассеянных по воде каботажных суденышек с изящными парусами, наполненными ветром, рассекал голубую водную гладь «С. С. Кохинор», лайнер Полуостровного и Восточного пароходства. Из двух его черных труб тянулись клочковатые ленты дыма. Корабль опаздывал, он должен был прибыть еще утром. Не вполне исправный бинокль, купленный на базаре Бхинди, все-таки позволил мне разглядеть на левом борту интересующее меня название. Я поспешил к дороге, где меня ожидала тикка-гхари. Взгромоздившись на сиденье, я приказал кучеру трогать.
– Чало!
– Куда, бабу?
– В порт. Джалди!
Он стегнул своего тощего пони гибкой бамбуковой плетью, и экипаж покатил по Ридж-роуд. Я сунул в рот кусочек бетеля и принялся задумчиво жевать его, вновь обдумывая план действий.
С тех пор как я прибыл в Бомбей, прошло четыре месяца. Я мирно проводил время за этнографическими заметками о культе местной богини Мумбы, в честь которой был назван город[10]. Однако полковник, судя по всему, почувствовал, что если моя жизнь и была под угрозой, то сейчас угроза отступила (а я в достаточной степени отдохнул и развлекся за счет ведомства, пусть и за половину жалованья), поскольку как раз неделю назад местный почтальон, костлявый старый тамил из Тутикорина, доставил в мое временное жилище за мечетью Закарии тар (так здешние жители называют телеграмму).
Послание, адресованное «Хакиму Мохендро Лалл Датту» (это одно из имен, которыми я обычно пользуюсь), состояло из характерных невинных иносказаний, которыми ведомство обязано пользоваться для того, чтобы обеспечить безопасность нашей переписки, ее sub rosa[11]. Суть послания была и том, что в Бомбей на судне «С. С. Кохинор» направлялся норвежский путешественник по фамилии Сигерсон, возможно агент недружественной северной державы, и что мне следует снискать его расположение, например в качестве проводника, и выяснить, что привело его в Индию.
Готовясь к выполнению этого задания, я нанялся в качестве сверхштатного сотрудника в экспедиторское агентство, которое держал некий парс, мой давний знакомый.
– Хаи, рукхо! – прикрикнул возница на свою лошадку, остановив тикка-гхари перед воротами пристани Бэллард. Я сошел и, вопреки мошенническим требованиям этого Автомедона[12], который хотел получить с меня два анна, заплатил столько, сколько полагалось, – один анна, после чего поспешил к пристани. Порт был заполнен купеческими судами и британскими военными кораблями, но я увидел, как несколько дымящих буксирных суденышек медленно подтягивают к берегу «Кохинор».
В темной и пыльной конторе начальника порта было пусто, если не считать клерка-гуджаратца, который удобно устроился за своим столом и проводил время в блаженном безделье, ковыряя в потемневших от пана зубах. Я дал ему рупию, и этот щедрый бакшиш обеспечил мне возможность взглянуть на список пассажиров «Кохинора». Норвежец путешествовал первым классом в каюте номер тридцать три.
Когда я вышел из конторы, корабль уже начали ставить на стоянку. Береговые матросы и чернорабочие метались по широкой серой полосе пирса и натягивали огромные толстые канаты. Белый лайнер возвышался над всем и вся, словно колоссальный айсберг. Когда были наведены сходни, я под видом экспедитора поднялся на борт и, проталкиваясь через толпу портовых чиновников, чернорабочих, матросов-индийцев и прочей шушеры, направился по переполненным людьми коридорам, столовым, комнате для игры в карты, бильярдной и, наконец, по парадному бальному залу на левую верхнюю палубу, в каюту номер тридцать три.
Норвежец стоял перед дверью каюты и, облокотившись о поручень и задумчиво покуривая трубку, созерцал людской водоворот внизу на пристани. Внешность его могла поразить воображение самого поверхностного наблюдателя. Ростом он был больше шести футов, но при этом необычайно худощав. Когда я окликнул его, он выпрямился и, как мне показалось, стал еще выше.
– Вы мистер Сигерсон, сэр?
– Чем могу быть полезен?
Он повернулся ко мне. Тонкий орлиный нос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости, а чуть выступающий вперед подбородок говорил о целеустремленности. Я понял, что с ним лучше не шутить, и приготовился вести себя смиренно и угодливо.
– Я, Сатьянараян Сатаи, учился в Аллахабадском университете, – приветствовал его я с низким официальным поклоном. – Мне выпала огромная честь и почетное право от имени судового агентства господина Аллибхоя Валиджи и сыновей приветствовать вашу честь на берегах Индийской империи и сделать ваше пребывание в великой метрополии – городе Бомбее – настолько приятным и удобным, насколько это возможно. (Для бабу выгодно попытаться понять и воплотить представления сахиба о полуобразованном местном жителе.)
