Питер Джеймс - Бабенькина мухоморка
Кроме того, есть ли тут у них мотив? В смысле денег им не на что было надеяться после смерти старика. Скорее в их интересах оказывалось беречь его здоровье — в надежде, что разочарование в женитьбе или возвращение к относительному здравомыслию вдруг да и заставит его изменить завещание.
Остальные свидетели тоже оказались бесполезны.
Далглиш внимательно прочел все их выступления. Заключение патолога. Заключение доктора Эверсли. Свидетельство о посещении Аллегрой Боксдейл местной лавки, где под грудой кастрюль и сковородок, мазей и смазок удалось отыскать для покупательницы дюжину листков мухоморки даже в разгар английской зимы. Показания кухарки. Показания горничной. Отменпо яркие и откровенные показания внучки. И ни следа того, что помогло бы Далглишу внушить канонику столь желанную уверенность.
И тогда он вспомнил про Обри Глата. Глат был любитель — криминалист, он исследовал все известные отравления в викторианскую и эдвардианскую эпохи. Что‑либо раннее или более позднее его не интересовало, он целиком отдавался избранному периоду, как положено серьезному историку, каковым он себя небеспочвенно числил. Жил Глат в георгианском доме (страсть его к веку Виктории и Эдуарда не распространялась на архитектуру) в Винчестере, всего‑то в трех милях от Колбрук — Крофта. В Лондонской библиотеке выяснилось, что книгу об этом деле он не писал, но невозможно допустить, чтобы он вовсе прошел мимо преступления, случившегося так поблизости и именно в ту эпоху. Порой Далглиш помогал Глату разобраться в технических деталях полицейской процедуры. И теперь Глат, отвечая на телефонный звонок, был рад оказать ответную услугу и пригласить на чай и разговор.
В его элегантной гостиной чай подала горничная в гофрированном чепце с боковинками. Сколько же он ей платит, подумал Далглиш, чтоб она этот чепец носила. По виду горничная подошла бы на роль в одной из любимых Глатом викторианских драм, и Далглишу стало неуютно от мысли, что в сандвичах с огурцом может оказаться мышьяк.
Глат откусывал помалу и ничего не таил.
— Любопытно, что у вас возник неожиданный и, если позволите, весьма малопонятный интерес к убийству Боксдейла. Как раз вчера я брал в руки мой блокнот по тому делу. Колбрук — Крофт ломают, чтобы возвести новый особняк, и мне захотелось в последний раз побывать там. Семья, конечно, не живет в доме с войны четырнадцато го — восемнадцатого годов. Архитектура ничем не примечательна, но гнусно при мысли, что дом рушится. Если вы не возражаете, можно съездить туда после чая. Я ведь так и не завершил книгу об этом деле. Готовил работу «Тайна Колбрук — Крофта, или Кто убил Огастеса Боксдейла?», но, увы, ответ самоочевиден.
— И правда, никакой тайны?
— Кто бы мог это сделать, кроме новобрачной? Кстати, звали ее Аллегра Портер. Аллегра. Необычное имя. Едва ли ее мать читала Байрона. На второй странице моего блокнота есть фотография, снятая в Каннах в день свадьбы, и я назвал бы этот снимок «Краса и чудище».
Фото почти не поблекло, и Бабенька Алле чистосердечно улыбнулась Далглишу сквозь семь десятков лет. Ее широкое лицо с крупным ртом и коротковатым носом, по бокам обрамленное взбитыми темными волосами, венчала по моде того времени огромная шляпа с цветами. Черты лица грубоваты для подлинной красавицы, но глаза чудо, посаженные глубоко и прелестно; подбородок круглый, но решительный. Рядом с этой юной амазонкой, полной жизни, Огастес Боксдейл, обреченно улыбающийся в объектив, уцепившись за руку невесты словно в поисках подмоги, смотрел, бедняга, тщедушным трогательным чудищем. Позу они приняли нескладную — казалось, невеста сейчас проведет бросок через плечо.
— Физиономия убийцы? — пожал плечами Глат. — Мне попадались еще менее на то похожие. Разумеется, ее адвокат выдвинул предположение, что старик сам положил яд себе в кашу, пока та студилась на умывальнике, а жена вышла в ванную. Но с чего бы ему? Все показания говорят, что он был в состоянии послесвадебной эйфории, ветхий несчастный олух. Наш Огастес отнюдь не торопился покидать сей мир, в особенности таким мучительным способом. Я к тому же сомневаюсь, знал ли он, где стоит каша. Он, вспомните, прилег в другой комнате, в своей гардеробной.
— А что, если Маргерит Годар?
— Я знал, вы к ней подберетесь. Она могла появиться, пока ее сводная бабка находилась в ванной, отравить кашу, спрятаться в спальне или где‑то еще, пока кашу не отнесут Огастесу, а потом присоединиться к деду и его супруге, словно поднявшись к ним лишь сейчас. Допускаю такой ход событий. Но убедителен ли он? Маргерит Годар испытывала от второй женитьбы деда меньше неудобств, чем кто‑либо другой в их семье. Ее мать была старшим ребенком у Огастеса Боксдейла, вышла очень рано замуж за состоятельного фабриканта лекарств. Она умерла в родах, а муж пережил ее лишь на год. Маргерит Годар осталось наследство. Притом ей крайне повезло с помолвкой: женихом стал его благородие капитан Джон Брайз — Лэси. Для любого из семьи Боксдейлов или Годаров — прямая находка. Маргерит Годар, молодую, красивую, наверняка наследующую состояние Годаров, не говоря уж о фамильных изумрудах и о старшем сыне лорда, едва ли всерьез заподозришь. На мой взгляд, адвокат, а это был Роланд Горт Ллойд, умно сделал, что не принимал ее во внимание.
— Памятная, думаю, была защита.
— Великолепная. Аллегра Боксдейл, несомненно, обязана своей жизнью Горту Ллойду. Его заключительную речь я помню наизусть: «Господа присяжные, я взываю во имя святости правосудия: осознайте, что вам предстоит. Вам, и только вам, доверено решить судьбу этой молодой женщины. Ныне она пред вами, юная, трепещущая, пышущая здоровьем, и годы простираются пред нею со всеми своими обещаниями и надеждами. Вы наделены силою обрубить все это, подобно тому как сносите голову крапиве простым взмахом своей трости, обречь эту женщину на медленную пытку последних недель ожидания, па последние жуткие шаги, на громоздящуюся вокруг ее имени клевету, па осквернение немногих счастливых недель брака с человеком, любившим ее так возвышенно, на погружение в невозвратную темноту всеми презираемой могилы». Потом пауза ради драматического эффекта. И крещендо великолепного голоса: «Но на основе каких свидетельств, господа?» И как гром: «Каких свидетельств?»
— Могучая защита, — заметил Далглиш. — Но не уверен, что так подействуешь на нынешних судей и присяжных.
Ну, в 1902 году это произвело сильнейшее впечатление на присяжных. Конечно, отмена смертной казни заметно повлияла на увядание столь фиглярского стиля. Ссылка на обезглавливание крапивы едва ли безупречна по вкусу. Но на присяжных она сработала. Они дружно решили не брать на себя ответственность за отправку обвиняемой на виселицу. Шесть часов готовили они вердикт, и он был даже встречен аплодисментами. Предложи кому‑то из этих добропорядочных граждан поставить пять собственных благоприобретенных фунтов на ее невиновность, результат, боюсь, оказался бы иной. Защитнику, конечно, помогла Аллегра Боксдейл. Закон о свидетелях по уголовным делам, введенный тремя годами ранее, позволил ему опросить ее в качестве свидетеля. Актриса она была не из последних и каким‑то образом смогла убедить присяжных, что искренне любила старика.
— Может, так оно и было, — произнес Далглиш. — За свою жизнь она, подозреваю, видела мало ласки. А он был ласков.
— Несомненно, несомненно. Но любить? — Глат не сдержался. — Шестидесятидевятилетний безобразнейший старик — и привлекательная девушка двадцати одного года!
Далглиш не был уверен, поддается ли любовь, эта иконоборческая страсть, подобной простой арифметике, но спорить не стал. Глат продолжал:
— А обвинению не удалось отыскать какую‑либо другую любовную ее привязанность. Полиция, естественно, обратилась к прежнему ее партнеру. Он оказался лысым низкорослым человечком с личиком хорька, имел обожаемую нежную жену и пятерых детей. Когда знаменитый номер распался, он стал выступать в другом месте побережья, взяв себе другую партнершу. И вздыхал, как успешно шли прежде дела, приятно вспоминать, но не становиться ж поперек дороги Алле, а вот если выберется она из тех силков и захочет работать, то знает, куда обратиться. Даже самому подозрительному полицейскому становилось ясно, что интерес у него чисто профессиональный. Как он сказал: «Что промеж друзей значит крупинка — другая мышьяку?»
Боксдейлам не везло после того суда. Капитан Морис Боксдейл был убит в 1916 году и детей не оставил, а преподобный Эдвард потерял жену и дочек — близнецов в эпидемию гриппа двумя годами позже. Сам он прожил до 1932 года. Сын его, Губерт, еще, возможно, жив, хоть я и сомневаюсь в этом. Всю семью преследовали постоянные болезни.
Наибольшим моим достижением было то, что я, однако, разыскал Маргерит Годар. Прежде я и не надеялся найти ее в живых. Она не вышла за Брайза — Лэси, да и вообще ие была замужем. Он же отличился на войне 1914–1918 годов, успешно прошел ее, вскорости женился на очень подходящей ему девушке, сестре друга — офицера. В 1925 году он унаследовал титул, умер в 1953–м.
