Агата Кристи - Критский бык
— Что это у нас в роду.
— И тем не менее вы дали согласие на помолвку?
Адмирал покраснел.
— Вы хотите сказать, что я должен был вмешаться еще тогда? Но в то время у меня не было ни малейших подозрений… Хью пошел в мать, он нисколько не похож на Чандлеров. Я надеялся, что он пошел в нее и… в смысле… что с нервами у него все будет в порядке… С детства и до последнего времени в его поведении не было ничего настораживающего. Не мог же я знать… Черт возьми, да почти у каждого в роду случаются психические отклонения!
— Вы не обращались к доктору? — поинтересовался Пуаро.
— Нет, и не собираюсь! — прорычал адмирал. — Здесь, под моим присмотром, ему ничего не угрожает. Я не позволю запереть его в четырех стенах, как дикого зверя…
— Вы говорите, что ему здесь ничего не угрожает. А как насчет остальных?
— Что вы имеете в виду?
Пуаро, не отвечая, взглянул прямо в грустные темные глаза адмирала.
— Каждому свое, — произнес тот с горечью. — Вы ищете преступника, а мой сын не преступник, мосье Пуаро!
— Пока нет.
— Как это понимать «пока нет»?
— У него бывают припадки… Эти овцы…
— Кто вам сказал об овцах?
— Дайана Мэберли. И ваш друг полковник Фробишер.
— Лучше бы Джордж держал язык за зубами.
— Он ваш старинный друг, не так ли?
— Лучший друг, — проворчал адмирал.
— И он был другом вашей жены?
— Да, — улыбнулся адмирал. — Джордж был влюблен в Кэролайн, когда она была еще девочкой. Думаю, он из-за этого так и не женился. Счастье выпало мне — по крайней мере, так мне тогда казалось. Я ее похитил — только для того, чтобы потерять.
Он вздохнул, и плечи его поникли.
— Полковник Фробишер был с вами, когда… когда ваша жена утонула? — спросил Пуаро.
— Да, — кивнул адмирал. — Он был тогда с нами, в Корнуолле[9]. Мы с женой отправились кататься вдвоем, Джордж в тот день остался дома. Я так и не понял, почему лодка перевернулась. Наверное, вдруг образовалась пробоина. Мы оказались в открытом море при сильном отливе. Я поддерживал ее на поверхности, сколько мог… — Голос его дрогнул. — Ее тело вынесло на берег два дня спустя. Слава Богу, что с нами не было маленького Хью! По крайней мере, тогда я так подумал. А теперь… может быть, для Хью было бы лучше, если бы тогда он оказался с нами. Все уже было бы кончено…
Он вновь испустил глубокий, безнадежный вздох.
— Мы последние из Чандлеров, мосье Пуаро. После нас в Лайде Чандлеров не будет. Когда Хью обручился с Дайаной, я надеялся… э-э, да что уж теперь… К счастью, они не успели пожениться. Больше мне нечего сказать.
4Пуаро сидел с Хью Чандлером на скамейке рядом с розарием. Дайана Мэберли только что оставила их одних.
Молодой человек повернул к собеседнику свое красивое измученное лицо.
— Вы должны убедить ее, мосье Пуаро, — сказал он. — Видите ли, — продолжал он, после некоторой паузы, — Дай — она такая… она никогда не смирится с тем, с чем должна смириться. Она… она так и будет верить, что я вполне нормален.
— А почему вы сами так уверены в том, что вы, извините, душевнобольной?
Хью передернуло.
— Я еще не окончательно свихнулся, — сказал он, — но мне становится все хуже. Дайана, дай ей Бог здоровья, об этом не подозревает. Она-то меня видит, только когда я в порядке.
— А что же происходит, когда вы не в порядке?
Хью Чандлер глубоко вздохнул.
— Во-первых, у меня бывают кошмары, и в этих кошмарах я схожу с ума. Не далее как прошлой ночью мне представилось, что я больше не человек. Сначала я был быком, бешеным быком, носящимся под палящим солнцем по арене… ощущал во рту вкус пыли и крови… пыли и крови. А потом я был псом — огромным слюнявым псом. У меня была водобоязнь — дети разбегались при моем приближении, мужчины пытались меня пристрелить, кто-то поставил мне большую миску воды, но я не мог пить… не мог пить…
Я проснулся, — продолжал он после паузы, — и понял, что все это было правдой. Я пошел к умывальнику. В горле у меня жутко пересохло. Я хотел пить, но не мог, мосье Пуаро. Я не мог сделать ни глотка… Господи, я не мог пить…
Пуаро пробормотал что-то успокаивающее. Руки Хью были стиснуты на коленях, шея вытянута, глаза полузакрыты, как будто он следил за чем-то, подступающим к нему.
— А кое-что происходит наяву, — продолжал он. — Средь бела дня я вижу страшных призраков. Они злобно поглядывают на меня. А иногда я взлетаю, парю, оседлав ветры, и черти парят вместе со мной…
Пуаро пренебрежительно прищелкнул языком.
— Да нет же, — повернулся к нему Хью, — сомнений быть не может. Это у меня в крови. Наследие предков… Никуда от этого не деться. Слава Богу, что я вовремя это понял, до того как женился на Дайане. Представьте, если бы у нас родился ребенок и унаследовал эту болезнь…
Он положил руку Пуаро на локоть.
— Вы должны ее убедить. Ей надо обо всем забыть. Иначе нельзя. Рано или поздно у нее появится кто-нибудь другой. Вот Стив Грэм — он от нее без ума, а он замечательный парень. Она будет с ним счастлива, и ей ничто не будет угрожать. Я хочу, чтобы она была счастлива. Конечно, у Грэма, как и у ее родителей, плохо с деньгами, но после моей смерти все образуется.
— Интересно, каким образом?
Хью Чандлер улыбнулся нежной, теплой улыбкой.
— Моей матери в свое время, — пояснил он, — досталось солидное наследство. Деньги эти перешли мне. А я оставлю их Дайане.
— A-а, — произнес Пуаро и откинулся на спинку скамейки.
— Но ведь вы можете дожить до глубокой старости, мистер Чандлер, — произнес он, помолчав.
— Нет, мосье Пуаро, — мотнул головой Хью. — До старости я не доживу. — Он вдруг судорожно отпрянул назад. — Господи! Смотрите! — уставился он куда-то за плечо Пуаро. — Вот — рядом с вами — скелет — его кости стучат… Он зовет меня… манит к себе…
Его глаза с расширенными зрачками бессмысленно уставились на солнце. Еще мгновение — и он, обессилев, весь обмяк.
Потом, повернувшись к Пуаро, он почти с детской непосредственностью спросил:
— Вы ведь ничего такого не видели?
Пуаро медленно покачал головой.
— Видения меня не очень пугают, — хрипло произнес Хью. — Чего я боюсь, так это крови. Кровь у меня в комнате, кровь на моей одежде… У нас был попугай. Однажды утром отец нашел его в моей комнате с перерезанным горлом, а я лежал на кровати, держа в руке окровавленную бритву!
Он наклонился к Пуаро.
— В последнее время у нас тут в округе кто-то убивает животных, — прошептал он. — И в деревне, и на холмах. Овец, ягнят, недавно колли прикончили, очень славный был пес. Отец на ночь запирает меня, но иногда утром дверь оказывается открытой. Должно быть, у меня где-то припрятан ключ, но я не знаю где. Я ничего не знаю. Все это совершаю не я, а кто-то, кто в меня вселяется, кто подчиняет себе, превращает в бешеное чудовище, которое жаждет крови и не может пить воду…
В отчаянии он закрыл лицо руками.
Выждав минуту-другую, Пуаро спросил:
— И все-таки я не понимаю, почему бы вам не обратиться к врачу?
— Неужто вы в самом деле не понимаете? — покачал головой Хью Чандлер. — Физически я здоров. Здоров как бык. Я могу прожить годы — годы, запертый в четырех стенах. Вот с этим я не могу смириться. Уж лучше разом с этим покончить… Для этого есть много способов. Несчастный случай при чистке оружия, например… Дайана поймет. Я предпочел бы уйти по собственной воле!
Он с вызовом глянул на Пуаро, но Пуаро не поднял перчатку. Вместо этого он кротко спросил:
— Что вы едите и пьете?
Хью расхохотался, запрокинув голову.
— Вы что, считаете, у меня кошмары из-за несварения желудка?
— Что вы едите и пьете? — терпеливо повторил Пуаро.
— Да то же, что и остальные.
— Никаких особых препаратов, облаток, пилюль?
— Нет, конечно. Уж не думаете ли вы, что моя болезнь лечится таблетками? «Придумай, как исцелить недужное сознанье»[10],— презрительно процитировал Хью.
— Стараюсь, — сухо отпарировал Пуаро. — Кто-нибудь в доме страдает глазными болезнями?
— Отцу очень досаждают его глаза, — удивленно посмотрел на Пуаро Хью. — Ему часто приходится обращаться к окулисту.
— A-а… — погрузился в раздумье Пуаро. — Полковник Фробишер, вероятно, — спросил он по прошествии некоторого времени, — большую часть жизни провел в Индии?
— Да, он там служил. Индия — его слабость. Все разговоры о тамошней жизни, традициях, о поверьях всяких.
— A-а, — опять протянул Пуаро и заметил: — Я вижу, вы порезали подбородок.
Хью поднял руку к лицу.
— Да, и притом глубоко. Отец как-то неожиданно вошел, когда я брился, вот я и дернулся. Я вообще в последнее время стал каким-то нервным. Да еще началось раздражение на шее и на подбородке, так что бриться стало сущим наказанием.
