Эрл Гарднер - Дело бывшей натурщицы
– Я вызываю Горинга Гилберта, – объявил Мейсон.
Гилберт, в рубашке, застегнутой на все пуговицы и заправленной в брюки, и спортивной куртке, вышел вперед, поднял правую руку и занял свидетельское место. Когда секретарь суда записал имя и адрес свидетеля, Мейсон спросил:
– Вы знали при жизни Коллина Макса Дюранта?
– Да.
– Вас с ним связывали какие-то дела?
– Да.
– В последние несколько недель у вас с ним были деловые контакты?
– Да.
– В результате он заплатил вам какие-то деньги?
– Да, он заплатил мне за работу, которую я для него сделал.
– Как вы получили деньги – наличными или чеком?
– Наличными.
– А какими купюрами? Были ли там банкноты какого-то определенного достоинства?
– В последний раз я получил от него всю сумму стодолларовыми банкнотами.
Судья Мэдисон задумчиво нахмурился и подался вперед, чтобы внимательнее рассмотреть свидетеля.
– А какую работу вы для него делали? – спросил Мейсон.
– Я делал различные живописные работы.
– Вы завершили эти работы?
– Да.
– И что вы с ними делали?
– Они доставлялись Коллину Дюранту.
– Вы знаете, где сейчас эти работы?
– Нет.
– Что? – воскликнул Мейсон.
– Я сказал, что не знаю, где они.
– Меня интересует картина, которую я видел у вас в мастерской, выполненная в манере художника…
– Я знаю, о чем идет речь.
– Где она сейчас?
– У меня.
– Вы получили повестку с указанием принести картину с собой?
– Да.
– Это та самая картина, которую я видел в вашей мастерской?
– Да.
– И она у вас с собой, здесь?
– Да, она в комнате для свидетелей.
– Принесите ее, пожалуйста.
– Одну минуту, – вмешался Декстер. – С позволения суда, я не возражал против ведения этой линии допроса, поскольку надеялся, что она будет увязана с делом. Относительно стодолларовых банкнотов, возможно, они и имеют отношение к делу. Но что касается этой картины, то совершенно очевидно, что вопрос этот неправомерный, несущественный и к делу не относится. Я возражаю против него и буду стоять на своем.
– Может показаться, – начал излагать свою мысль судья Мэдисон, – что оплата стодолларовыми банкнотами – это интересное развитие событий, но при условии, что их можно было бы каким-то образом идентифицировать… Я надеюсь, защитник сможет увязать их с делом?
Судья вопросительно посмотрел на Перри Мейсона.
– С позволения суда, я намерен увязать с делом и эту картину.
Судья Мэдисон покачал головой:
– Не думаю, что картина является существенным доказательством. Деньги, полученные за картину, – возможно.
– Ваша честь, я докажу, что картина является существенным доказательством, – настаивал Мейсон.
– Нет, – не соглашался судья. – Я думаю, вам лучше попробовать другой ход, мистер адвокат. Я полагаю, что прежде, чем вы представите картину, вам стоит показать, что она является существенным доказательством на определенном этапе развития этого дела.
– Я намерен это сделать.
– Ну что же, действуйте.
– Однако, – продолжал Мейсон, – я бы хотел в присутствии свидетеля зарегистрировать эту картину и отдать ее на хранение секретарю суда, пока не будет доказано, что она является необходимым вещественным доказательством.
– Надеюсь, у вас нет возражений против подобной процедуры, – обратился судья Мэдисон к Декстеру.
Казалось, заместитель прокурора какое-то время был в нерешительности. Потом он встал и заявил:
– С позволения суда, я бы сделал следующее замечание. Свидетель явился сюда по повестке и согласно ей принес с собой картину. Но ведь картина никуда не денется, она же не может убежать!
– Картина-то не убежит, – отпарировал Мейсон, – но ее могут унести.
– Ну что ж, она здесь, и можно будет вернуться к ней позднее.
– Если она будет зарегистрирована и оставлена на хранение в суде, тогда…
– Очень хорошо, – прервал его судья Мэдисон, – суд намерен согласиться с этим. Предъявите картину, мистер адвокат.
Мейсон обратился к Гилберту:
– Принесите, пожалуйста, вашу работу.
Гилберт, угрюмый, враждебно настроенный, после минутного колебания сказал:
– Это моя картина. И я не думаю, что у меня ее просто так можно забрать.
– Принесите ее, пожалуйста, и мы посмотрим, – сказал судья Мэдисон. – Это распоряжение суда.
Гилберт вышел в приемную и вскоре вернулся, держа в руках завернутую в бумагу картину. Он сердито содрал оберточную бумагу и предъявил свою работу суду.
Судья Мэдисон посмотрел сначала на картину, потом на Гилберта и спросил:
– Это вы сделали, молодой человек?
– Да, ваша честь.
– Это очень хорошая работа.
– Благодарю вас.
– Можете занять свидетельское место.
– Картина, которую вы предъявили, – начал Мейсон, – сделана вами по просьбе покойного Коллина М. Дюранта?
– Так, одну минуту, – вмешался Декстер. – Прежде чем вы ответите, я намерен возразить, поскольку этот вопрос недопустим. Он несущественный и к делу не относится. Эта картина не имеет абсолютно никакого отношения к делу.
– В данном случае суд согласен. Возражение принято.
– С позволения суда, я прошу, чтобы картину зарегистрировали, – сказал Мейсон.
– Принято.
– И оставили под охраной секретаря суда.
– На какое время? – спросил судья Мэдисон. – Когда вы будете готовы добраться до сути этого дела, мистер адвокат?
– Я намерен сделать это до завтра.
– Вы хотите сказать, что это дело займет всю вторую половину сегодняшнего дня? – уточнил судья.
– С позволения суда, я намерен позволить обвиняемой дать показания.
– Дать показания обвиняемой? – как эхо повторил судья Мэдисон с ноткой недоверия.
– Да, ваша честь.
Декстер вскочил, открыл рот, посмотрел на Мейсона, потом на судью и медленно опустился.
– И, – продолжил Мейсон, – для того чтобы подготовиться к такому довольно неожиданному развитию дела, я бы хотел попросить об объявлении перерыва до половины четвертого. Я могу заявить суду, что мое решение выступить с защитительной речью созрело совсем недавно, за несколько минут до окончания выступления обвинения.
– Ну что ж, у вас есть право выступить с защитительной речью, и у вас есть право объявить перерыв, чтобы иметь возможность доставить сюда свидетелей, – сказал судья Мэдисон. – Правильно ли я понял, мистер Мейсон, вы хотите, чтобы обвиняемая дала показания?
– Да, я намерен предоставить ей такую возможность.
– Очень хорошо, это ваше право. Но я бы хотел подчеркнуть, что на предварительном слушании по делу об убийстве это делается в исключительных случаях.
– Да, ваша честь.
– Ну что ж, я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что намерены сделать… Очень хорошо. Суд объявляет перерыв до трех тридцати. Я бы хотел встретиться с защитником в своем кабинете.
– Хорошо, ваша честь.
Судья Мэдисон поднялся со своего места и направился в кабинет.
– Какой трюк вы задумали выкинуть на этот раз? – язвительно спросил Декстер.
– Никакого трюка. Обвиняемая имеет право рассказать суду свою историю.
– Вы имеете в виду, рассказать для газет?
– Как вам будет угодно.
– Это ваш триумф, – заключил Декстер, – и ваш конец.
Прихватив свой портфель, он вышел.
Мейсон вошел в кабинет судьи Мэдисона в тот момент, когда тот вешал в стенной шкаф свою мантию.
Он повернулся к адвокату и сказал:
– Послушайте, Мейсон, я давно вас знаю. Вы умный, проницательный адвокат. У вас очаровательная клиентка, которая, вероятно, рассчитывает вызвать сочувствие присяжных, но вы прекрасно знаете суд и то, что слезами и шелками меня не разжалобить.
– Да, судья, – согласился Мейсон.
– Хорошо. Не делайте этого.
– Не делать чего?
– Не разрешайте обвиняемой давать показания. Вы лучше меня это знаете. Она выходит давать показания, которые тщательно протоколируются. А на перекрестном допросе ее на куски растерзают. И когда она предстанет перед Верховным судом, то ей уже ничем нельзя будет помочь. Все, что она скажет, каждый ответ должен быть точно таким, как на предварительном слушании. Если бы это хоть что-то могло изменить, я бы не говорил об этом. Но и сейчас, без протокола, я скажу вам то же самое. Я намерен объявить о взятии обвиняемой под стражу, и никакие объяснения с ее стороны тут не помогут. Дюрант убит из ее оружия. Он убит в ее квартире. Сразу же после убийства она убегает. Причем убегает так поспешно, что не берет даже самых необходимых вещей. Все ее показания – это ложь. Она солгала и про канарейку, и про время, когда вышла из квартиры и поехала на автовокзал дожидаться вашего звонка. Она спрятала оружие в камере хранения, потом дала ключ от квартиры вашей секретарше и сбежала. Возможно, вам удастся растрогать присяжных. Вы умны, и, повторяю, у вас очаровательная клиентка. Но вам не удастся при наличии таких улик убедить суд не брать под стражу обвиняемую. Так чего ради вы лезете на рожон?
