Джон Бёкан - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
Глава четвертая
Мистер Питерс
Через два дня Латимер уехал из Смирны. С Мышкиным он больше не встречался.
Есть что-то потрясающее в том, как человек, бездумно отдавшись игре своего воображения, полагает, будто его судьба в его руках, не ведая о том, что он давно стал игрушкой обстоятельств. Начиная с «Царя Эдипа» Софокла, драматурги научились использовать этот эффект. Правда, если подобное случится с кем-нибудь из нас и мы потом станем рассматривать события в ретроспективе, то мы не почувствуем ничего потрясающего, скорей всего нас охватит мрачная тоска. Замечательно, что Лaтимер, вспоминая потом о днях, проведенных в Смирне, отметил у себя прекрасное расположение духа и чувство уверенности, которые, кажется, никак не соответствовали его полной некомпетентности. Что его впоследствии особенно ужасало, так это ощущение, будто ему все известно и от его глаз не скрылась никакая мелочь, тогда как на самом деле он бродил в темноте с завязанными глазами. Это было во многом обусловлено и тем, что вместо привычной для него в прошлом роли стоящего над схваткой, умудренного знатока фактов он вдруг сам стал активным участником мелодрамы.
Разумеется, ничего подобного не могло прийти в голову Латимеру, когда он на другой день после встречи с Мышкиным в ресторане сел за стол и, взяв карандаш, попытался наметить в своей записной книжке этапы предполагаемого расследования. Вот какая таблица у него получилась:
Теперь становилось ясно, с чего надо начинать. За шесть месяцев, которые прошли со времени убийства Шолема, Димитриос каким-то образом попал в Софию и оказался одним из участников заговора против премьер-министра Болгарии. У Латимера были определенные сомнения относительно времени, в течение которого может составиться заговор. Одно было очевидно: в Софию Димитриос приехал вскоре после бегства из Смирны. Если он бежал на греческом пароходе, то прибыл либо в Пирей, либо в Афины. Из Афин он мог попасть в Софию либо по железной дороге через Салоники, либо морем приплыть в Бургас или Варну, а уже оттуда — в Софию. При этом нельзя, конечно, было миновать Стамбул. Но поскольку Стамбул был оккупирован войсками Антанты, ему здесь ничто не угрожало. Оставался один очень важный вопрос: что привело его в Софию?
Итак, логика расследования подсказывала, что надо ехать в Афины и попытаться отыскать там следы Димитриоса. Латимер отдавал себе отчет в том, как будет трудно обнаружить следы Димитриоса среди десятков тысяч беженцев. Прошло почти двадцать лет, и, вероятно, многие записи не уцелели, да, быть может, их и вообще не существовало. Но есть ли смысл заранее считать свои попытки обреченными на неудачу? Если только записи о прибывших беженцах существовали, то, воспользовавшись помощью своих влиятельных друзей в Афинах, он, конечно, получил бы к ним доступ. Он захлопнул записную книжку.
Из Смирны в Пирей раз в неделю отправлялся пароход. На другой день Латимер отплыл в Грецию.
В течение сентября и октября 1922 года в Грецию бежало восемьсот тысяч человек. Палубы и трюмы были битком набиты несчастными людьми, оборванными и не евшими уже много дней. У некоторых из них были на руках мертвые дети. Возникли эпидемии тифа и оспы.
Истощенная войной страна испытывала недостаток продовольствия и медикаментов и мало чем могла помочь беженцам. Для них были организованы специальные лагеря, смертность в которых была просто ужасающей. А тут наступила зима, и люди теперь гибли еще и от холода. Четвертая ассамблея Лиги Наций на своей сессии в Женеве проголосовала за то, чтобы выделить Организации спасения, возглавляемой Нансеном, пятьсот тысяч золотых франков для немедленной помощи греческим беженцам. Были организованы поселки, в которых беженцев снабжали продовольствием, медикаментами и одеждой. Эпидемии прекратились. Те, кому посчастливилось уцелеть, становились полезными членами общества. Впервые за всю историю человечества разум и добрая воля помогли остановить страшное бедствие. Казалось, что животное вида homo sapiens наконец-то задумалось над тем, что такое совесть, и хоть в какой-то мере приблизилось к идеалам гуманизма.
Все это и еще многое другое рассказал Латимеру его приятель Сиантос, когда тот приехал в Афины. Правда, услышав, что Латимер интересуется беженцами, Сиантос сморщил губы.
— Список тех, кто прибыл сюда из Смирны? Довольно трудная задачка. Если б вы видели, что тут тогда делалось… Их было так много, и все в таком ужасном виде… — Разумеется, далее последовал неизбежный вопрос: — А зачем вам это нужно?
Латимер подумал, что, видимо, этот вопрос будет постоянно преследовать его. Он, конечно, думал над тем, как объяснить свой интерес. Однако говорить, что его заинтересовала судьба убитого преступника, ему, откровенно говоря, очень не хотелось. Несомненно, последовали бы сомнения в выполнимости поставленной задачи — у него самого их было в избытке. Ведь простая мысль, появившаяся у него в стамбульском морге, иногда казалась ему ужасно абсурдной. И потому он избрал тактику уверток от существа дела при разговорах о нем.
— Мне это нужно в связи с моей новой книгой. Вы ведь знаете, как важны подробности. Я хочу проверить, можно ли отыскать следы человека через такой большой промежуток времени.
Сиантос сказал, что теперь ему все стало ясно, а Латимер с грустью подумал: писателям прощают разного рода экстравагантности и это вряд ли характеризует их как разумных людей.
Латимер очень надеялся на помощь Сиантоса, занимавшего довольно высокий пост в правительстве. Однако тут его чуть было не постигло разочарование. Прошла неделя, а Сиантос смог ему сообщить только то, что список беженцев действительно существует, но доступ к нему является прерогативой местных властей. Прошла еще одна неделя бесцельного ожидания, проведенная Латимером в кофейнях, и лишь в конце этой второй недели он был представлен одному небескорыстному джентльмену, в ведении которого находились муниципальные учреждения. Разумеется, разрешение было, наконец, получено, и на другой день Латимер отправился по указанному адресу.
Справочное бюро размещалось в голой комнате с перегородкой, за которой сидел чиновник. Он только пожал плечами, узнав, что Латимеру надо навести справки о неком Димитриосе, упаковщике инжира, который прибыл в Афины в октябре 1922 года.
— Это вообще невозможно сделать. Ведь известно только имя, нужно знать еще и фамилию, — сказал чиновник.
Сердце у Латимера сжалось — все его старания оказались напрасными. Он поблагодарил и, повернувшись, пошел к выходу, как вдруг у него мелькнула мысль: а что, если…
— Фамилия, — сказал он, — кажется, Макропулос.
Странно, но ему вдруг показалось, что кто-то заглянул в дверь, когда он обратился к чиновнику.
— Димитриос Макропулос? — повторил чиновник. — Это уже лучше. Если этот человек у нас зарегистрирован, то мы его, конечно, найдем. Благодаря организации и терпению можно решить любой вопрос. Прошу вас, пройдите сюда.
Открыв дверцу в перегородке, он впустил Латимера внутрь. Латимер обратил внимание, что чиновник смотрит куда-то позади него.
— Ну вот, уже ушел! — воскликнул он. — Ведь говорил, что не могу тащить этот воз один, что мне нужен помощник. А у людей нет ни капельки терпения, — Он пожал плечами, — Ну, это его дело. Я свои обязанности выполняю исправно. Пожалуйста, пройдемте со мной.
Выйдя из комнаты, они спустились по каменной лестнице в просторное подвальное помещение, где было множество стоящих друг на друге стальных ящичков.
— Организация, — пояснил чиновник, — в этом весь секрет могущества современного государства. Только благодаря ей мы сможем создать Великую Грецию. Но, конечно, сначала надо запастись терпением.
Он прошел в угол помещения и, вытащив из ящичка картотеку, стал перебирать ее. На одной из карточек он ненадолго задержался.
— Макропулос. Если этот человек у нас зарегистрирован, то мы найдем сведения о нем в ящике номер 16. Вот в чем польза организации.
Но в ящике номер 16 ничего не оказалось. Чиновник в недоумении развел руками и еще раз просмотрел картотеку. Никаких сведений о Макропулосе не было. И тут Латимера посетило вдохновение:
— А что, если посмотреть на фамилию Талат?
— Но ведь это турецкая фамилия.
— Да, я знаю, но все-таки давайте посмотрим.
Пожав плечами, чиновник опять прошел в угол.
— Ящик номер 27,— не слишком стараясь скрыть свое раздражение, объявил чиновник. — А вы уверены, что этот человек прибыл в Афины? Быть может, он оказался в Салониках?
Латимер промолчал, потому что этот вопрос мучил его самого. С замиранием сердца следил он, как пальцы чиновника перебирают карточки. Внезапно тот остановился.
— Ну что, нашли? — выпалил Латимер.