Елена Муравьева - Требуются герои, оплата договорная
— Одно лицо, — удивляется второй мужчина, — глаза, брови, губы! Копия!
— То-то и оно! — в голосе первого звучит гордость, — копия! А девица с гонором, я ее в ЗАГС зову, чин-чинарем, а она нос воротит, отказывает. Кому? Мне? Чекисту? Оперуполномоченному?! Герою войны!?
От страха и волнения я засыпаю. Машина тормозит рядом с домом.
— Дом находится у дороги? — уточнила Ядвига.
— Да. Там еще сад, сарай, неподалеку хлебная лавка… — рассказ изобилует мелкими подробностями, — мужчина несет меня на руках, навстречу бросается пожилая женщина, смотрит пристально мне в лицо, вытирает мокрые глаза.
— Твоя, — говорит сквозь слезы, — твоя кровь.
— Хватит соплей! — приказала Ядвига Болеславовна, — лучше адрес прочитайте.
— Я не умею читать! Я еще маленькая! — капризно заныла клиентка.
— Тьфу! Вот напасть! Осмотритесь вокруг! Узнаете дом, женщину, место?
— Да, — ответила Влада Михайловна, — это наша дача в Кузино.
— Отлично. Работаем по ней.
Влада Михайловна нелепо взмахнула рукой и зачастила в переменном шаге.
— Мне пять лет, — объявила гордо, — меня все любят и жалеют, я — сирота. Мама повесилась, папу подстрелили бандиты.
— Серьги! — напомнила старуха.
— Ладно! — клиентке нравилось в чужом детстве и не хотелось искать побрякушки. — Мне четыре года. Бабушка и папа заперлись в спальне, я подслушиваю.
— Хрен с ней, с кобылой. Померла и померла, все там будем, придет срок. Девчонку, знамо дело, вырастим. Только б сватья нос не совала, буржуйская морда.
— Давайте, мама, о деле. Вы помните: саквояжик с описью и украшениями зарыт в подвале, в углу, под кадушкой.
— Что ты, сынок, словно прощаешься, словно последнюю волю читаешь?
– Да что-то маетно на душе…
— Дальше, дальше, — подстегнула Ядвига Болеславовна, — хватит размусоливать. В углу, под кадушкой, дальше!
— Нет, нет, — запротестовала Влада Михайловна, — бабушка в войну многое продала: и колье, и кольца и браслет…
— Где остальное барахло, где серьги?
Влада Михайловна задумчиво покружилась на месте.
— Бабушка умерла, — захныкала вдруг. — Я нашла ее в подвале, с совком в руке.
— Что она делала там?
— Не знаю. Под стенкой небольшое углубление и следы свежей земли.
— Назови место!
— Над ямкой сбитый кирпич и подтек на стене.
— Точнее!
— От угла четыре шага и сразу под стеной.
— Готово! Просыпайтесь!
Женщина распахнула глаза, заморгала удивленно.
— Нашлись ваши серьги, — объявила Ядвига.
— Какие серьги? — сознание еще не вернулось к Владе Михайловне, — а, серьги, — в голосе слышалось уныние, открывшиеся истины обесценили желанные изумруды.
— Маму воспитывали две бабушки, и каждая норовила облить другую грязью.
— Да, да… — Ядвига направилась в гостиную. Влада Михайловна поспешила за ней. Ей хотелось поделиться, облегчить душу, объяснить все, оправдать. Она не замечала, что Марта и Ядвига из вежливости, равнодушными кивками и поддакиваниями, отрабатывают гонорар. Живое участие излучала лишь Катя. Влада Михайловна повернулась к ней:
— Мама вечно жила на надрыве, доказывала всем и каждому, что любима и желанна, сочиняла из своей жизни роман.
Две женщины, утратив детей, растили маленькую девочку. Для одной внучка олицетворяла беду: нищета, насилие, смерть дочери вошли в ее жизнь с появлением ребенка. Для другой малышка стала долгожданной продолжательницей рода, заменила погибшего сына. Тем не менее: первая обожала крошку, вторая едва терпела. Повзрослев, девочка потянулась к мелодраме и бутылке. Сказалось сумбурное воспитание, полное недетских страстей.
— Голубушка, — Марта, устав от сеанса и интимных подробностей, почти открыто гнала клиентку вон, — мы работу выполнили. Желаете, можем присутствовать при изъятии. Нет — воля ваша. От прочего увольте, полно собственных забот.
— Простите, — смешалась Хижняк, — я слишком взволнована, болтаю лишнее.
Она достала из сумки мобильный, набрала номер.
— Сынок, надо немедленно ехать в Кузино. Да, да, хорошо.
— Через десять минут, — объявила хозяевам.
— Я выдохлась, — возвестила тот час Ядвига Болеславовна, — измучилась, к тому же ненавижу подвалы.
Марта припечатала старуху осуждающим взглядом.
— Голова трещит, есть хочется, — Ядвига спешным порядком ретировалась на кухню. Хлопнула дверца холодильника, зазвенела посуда.
— Я подожду на улице, — после нагоняя Влада Михайловна ощущала себя неловко.
— Отлично. Через десять минут встретимся.
Катя с Мартой остались вдвоем.
— Как вы ее, — хмыкнула Катерина, — раз и в глаз.
— Ненавижу сентиментальные пузыри. Сю-сю-сю; Сю-сю-сю. Какое мне дело до ее придурковатой бабки и сумасшедшей мамаши? Моя задача отыскать камни, слушать всякие бредни я не нанималась.
— Ты, Катюша, напрасно близко к сердцу приняла эту историю, — в дверях гостиной появилась Ядвига с бутербродом в руках. — Напрасно пожалела девушку. Она получила по заслугам. Нечего на родную мать доносы писать.
— Доносы? — ахнула Катя
— Барышня под шумок намеревалась прибрать к рукам матушкино богатство. Вынесла из дому ожерелье жемчужное и брошь с бриллиантом. Как раз за день до обыска.
— Ядвига! — Марта гневно свела брови. — Опять!
— Брось ты! — отмахнулась старуха и пояснила. — Мы работаем под заказ. Сказал клиент: серьги — ищем серьги. Сказал диадема — ищем диадему. Сопутствующие моменты — наш навар, неподотчетный никому.
— То есть, вы прикарманиваете чужие вещи? — догадалась Катя.
— Фи! — Марта сморщила нос. — Прикарманиваете! Что за выражение?! «Левые» деньги, к вашему сведению, идут на благотворительные цели.
— Катя, нам пора! — Марта положила конец спору.
Финал истории выдался на удивление скучным. Минут сорок езды, подвал полуразвалившегося дома, углубление в земляном полу, потрескавшийся кожаный ридикюль. В нем облигации военного займа, пять золотых червонцев и серьги.
— Мне говорили, а я не верила. Вы — волшебницы! — Влада Михайловна зачарованно улыбалась.
Волшебница… вспомнив летние приключения, Катя, поддавшись внезапному порыву, не позволяя рациональным мыслям одержать верх, закрыла глаза, постаралась расслабиться и забормотала:
— Кракотан…буся…имимсав…
Как в прошлый раз тарабарский язык вывел сознание на другой уровень. С его высот/глубин суета сегодняшнего дня выглядела не такой уж странной. Более того, многое вдруг прояснилось. Виной всему, наверняка, была майская находка! Желтой кожи кобура, видеокассета и ключ. Ключ, который она нашла и не показала Борьке. Ключ, о существовании которого Устинов даже не подозревал.
Рациональное мышление вернулось под грохот, который Борька назвал словом: «Стреляют?!» Потом мотоцикл на лесной тропе захлебнулся ревом, принялся вилять по дороге, человека за рулем оторвало от сиденья и тряпичной куклой выбросило на обочину. Тело с утробным уханьем ударилось о землю, и от этого странного и страшного этого звука Катя пришла в себя окончательно. «Что случилось? Где мы?», — она не успела открыть рот, как грязная Борькина ладонь закрыла ее губы.
— Тихо! Молчи! — иногда Устинов был очень убедителен.
Молчать пришлось до тех пор, пока убийцы не покинули место преступления. Впрочем, говорить Кате не хотелось. А может быть, еще и не моглось. Но наблюдала за происходящим она с все возрастающим интересом. Борис сбил веткой, залетевшую на дерево какую-то желтую кожаную сбрую. Рассмотрел ее внимательно, спрятал за пазуху. Потом они шли через лес. Плыли на лодке. Ужинали в старом доме на острове. Ночью Катя залезла в Борькин рюкзак и достала дневную находку. Как оказалось, кобуру с пистолетом.
С эмоциями что-то творилось. Вернее, их как будто не было вовсе. Оттого оружие не напугало. В бесстрастной отрешенности Катерина отложила — на всякий случай — подальше инструмент убийства и стала ощупывать кожаное шитье кобуры. В кармашке обнаружилась флешка, а в одном из швов — неестественно твердое уплотнение. Борька не обратил на это внимания, а она сразу сообразила — тайник и, подрезав ножом кожу, выковыряла плоский, серебристый ключик. Что он отпирал-запирал было неизвестно. Но ради этого кусочка стали или ради флешки несколько часов назад убили человека, и это придавало ключу значимость. Сейчас объяснить логику своего поступка Катя не взялась бы. Тогда же идея разделить добычу показалась справедливой. Забрать кассету было невозможно. Борька это сразу бы заметил. А про ключ он ничего не знал, поэтому, недолго думая, Катерина ткнула ключ в карман.
«Может быть, сегодняшние злосчастные события происходят из-за ключа или флешки? Ведь парня на мотоцикле убили. Значит, можно предположить, что преступники продолжили поиск и вышли на меня и Бориса, и теперь нам угрожает опасность?», — версия была логичной, но малоубедительной. Нынешние неприятности кались только ее и ни как не задевали Устинова.
