Елена Муравьева - Требуются герои, оплата договорная
— Этот ублюдок изнасиловал бабушку. Вот почему она всегда ненавидела маму, — пролепетала Влада Михайловна, — вот почему повесилась.
Трагедия приближалась к завершению. Насильник. удовлетворив насущные нужды, позвал напарника.
— Хочешь? — предложил устало. — Пользуйся. Вторым будешь.
— Нет, — отказался тот, — неохота.
Начался обыск. Грохот, звон, треск разрываемой ткани…
Катя удивленно качала головой. Иллюзия присутствия была невероятной. При помощи чего достигался акустический эффект? Она обвела взглядом комнату: никакой техники, только мебель, ковер на полу и люстра на потолке. Неужели все: слова, грохот, свистящие вздохи-выдохи, треск, звон, неужели все воспроизводят Марта и Ядвига, проецируя прошлые события? Неужели это возможно?
— Боже! — ахнула Влада Михайловна и вскочила.
Катя повернула голову. По голубовато-белой поверхности стены растекалось светящееся пятно. Оно росло на глазах, дрожало, двигалось и казалось живым. Катя осторожно протянула руку. Пятно юркнуло под ладонь.
Влада Михайловна тоже рискнула, кончиками пальцев притронулась к яркой кляксе.
Пятно сползло на пол, переместилось к центру комнаты, и рассыпалось на тысячи огненных точек.
— Оно похоже на человека!
В некотором приближении пятно повторяло очертания человеческой фигуры.
— Зачем я вам понадобился!? — раздался грозный рык.
— Кляо ди серето … — абракадаброй ответила Ядвига.
— Нет!
— Сиу ля зиндраст…
— Нет.
. — Катерина! — призвали ее под знамена. — Подойди.
Нехотя Катя подчинилась.
— Протяни руку. — Марта ухватила ее ладонь и ткнула в гущу искристых точек. Светлое пятно не обладало физической природой. Ни температурой, ни плотностью не отличалось от окружающей среды. Только сомнительное происхождение делало его пугающим, страшным.
— Проси, умоляй, требуй! — приказала Ядвига.
— Как? — испугалась Катя.
— Как хочешь! — последовал совет.
Наверное, надо было уйти. Плюнуть и забыть диковинных теток. Однако, только что изнасиловали девочку. Катя не видела, как это происходило. Не знала, происходило ли это на самом деле. Но воображению хватило пищи. Каждый стон, вздох, шорох будили в сознании картину надругательства. Отстраненно, опосредованно погружали в тот страх, ужас, отвращение. Рык был продолжением пьяного мужского мата, был отражением похоти, был сутью голодного подлого хищника, загубившего девичью честь и жизнь в далеком 1922 году.
— Пиу ли си ри па … — медленно, натужно выжала из себя Катерина. Удивительно было произносить звуки, не обозначенные в мозгу смыслом. Удивительно и просто. Терялась форма речи, суть оставалась. Суть не содержалась в словах; не обитала в предложениях. Она существовала сама по себе, отдельно от фонематических форм.
— Клизири конас… — прошептала Ядвига и замолкла, передавая бразды правления.
— Сакаур та стив..
С все возрастающей страстью, Катя отдалась новому состоянию — освобождению от условности понимания. То, что казалось минуту назад ахинеей и бессмыслицей, обладало невероятной силой убеждения, и куда полнее передавало внутренний настрой, чем любой аргумент или довод. Рык, ведомый ее азартом, смягчил позицию. «Нет» слиняло, растаяло.
Вдруг:
— Да. Признаюсь! — Сияние точек наполнилось краснотой, кое-где кроваво-багряной.
Рык застонал.
— Старый дом у дороги. В подвале тайник.
— Покажешь! — велела Ядвига.
— Хорошо! — согласился голос и пропал. Вслед за ним погасло свечение.
Влада Михайловна схватилась за сердце. На нее никто не обратил внимание.
— Он тебя послушался! — воскликнула Марта. — Ты — гений! Я была права!
—Да? — вежливо полюбопытствовала Катя. Масштабы собственной гениальности пока ускользали от нее. Неудивительно, она ведь наблюдала за верхними пластами событий, Марта же глядела в корень. Вероятно, там, и скрывались основания для превосходных оценок? Где еще.
— Катенька! Вы — умница! Вы — достойная преемница. Вы — прирожденный медиум, — Ядвига не скупилась на похвалы.
Катерина не преминула уточнить:
— Что я ему сказала? Кто он? От чего отказывался? Где серьги?
Все рассмеялись. Ядвига и Марта весело, Влада Михайловна нервно, ее волновал ответ лишь на последний вопрос.
— Где же серьги? — спросила она.
— Давайте по порядку, — отозвалась Марта, — Влада Михайловна и Ядвига Болеславовна в соседней комнате потолкуют про дом у дороги, мы с Катериной посекретничаем здесь.
— Во-первых, — начался разбор полетов, — ты сразу загнала дух на эмоциональное поле, напомнив о злодействе. Во-вторых, легко влилась в переговоры. В-третьих, великолепно их провела. А теперь подробнее, по пунктам…
Оказывается, души амбициозны и обидчивы. Напоминать им о совершенных в былой жизни преступлениях неэтично и чревато. Контактеры замыкаются, обижаются, не идут на сближение. Другое дело, вернуть их в грех внезапным толчком, что и учинила Катерина. Едва Ядвига бросила фразу «Вы родственница того чекиста, внучка!»; едва Влада Михайловна невольно подтвердила предположение, как Катя представила картину событий и силой воображения катапультировала объект в криминальную ситуацию.
— То есть я заставила его насиловать девушку? — удивилась Катя.
— Нет. Ты оживила то, что он сделал когда-то. Он насиловал, и после смерти грех не давал ему покоя. Если он подчинился, значит, тебе удалось нащупать болевую точку. Именно в этом заключается дар медиума, в умении обращаться с душами умерших. У каждого мастера свой стиль. Ядвига заискивает перед тенями, позволяет руководить собой. Ты избрала путь силы: не боишься, не робеешь, навязываешь свою волю.
— Что лучше?
— Техника контакта не имеет значения. Важен результат. Чтобы работать хорошо, надо учиться, надо понимать и держать под контролем каждую фазу. Сегодня ты обрушила на объект удар, превышающий нужное усилие раз в 100.
— Так ему и надо! Сволочь!
— Напротив, ты сделала подлой душонке царский подарок.
— Почему? Как же так?
— Эмоции — главная забава теней. Ты кипела праведным гневом и подпитывала энергетическую квадру…
Если души, как утверждала Марта, падки на человеческие чувства, то нынче дух чекиста вкусил от Катиного возмущения достаточно. Сцена насилия всколыхнула до основания, до боли в сердце. Фраза Влады Михайловны «…вот почему она ненавидела маму, вот почему повесилась…» гвоздем сидела в мыслях. Бедная девочка из голодного 1922 года не только пострадала от пьяных мужских амбиций, она еще забеременела и вынуждена была родить. Нежеланный ребенок, исковерканная судьба, психическая травма — груз выдался не по силам, смерть показалась легче жизни. Бедная, бедная девочка…
— А как же серьги?
Марта победоносно улыбнулась.
— Из-за них мы и старались. Если хочешь, пойди, погляди, как Ядвига колдует, только тихо.
Катя подкралась к двери в соседнюю комнату, заглянула в щелку. Влада Михайловна, закрыв глаза, кружилась в танце. Она то приседала, то вскидывала вверх или разводила в стороны руки. И, не умолкая, бормотала.
— Гипноз, — шепнула Марта, — приобщение к родовой памяти.
— Что? — Чудеса продолжались.
— Тетка сейчас вспоминает, что случилось когда-то с ее мамой. Как бы вместо нее возвращается в детство.
— Разве это возможно?
— Почему нет?
Действительно, почему? Катя вновь прильнула к щели.
— Лес, полянка солнечная, я маленькая иду по тропинке, за мной бежит Бобик…
— Дом у дороги! — Ядвига Болеславовна, как опытный лоцман, корректировала курс, не позволяя клиентке тонуть в лирических отступлениях
— Мне три года, — пролепетала Влада Михайловна, — мужчина в гимнастерке, с чемоданчиком, обнимает маму, она брезгливо кривится…
— Ап! — прихлопнула Ядвига в ладоши. — Контактер появился, сигналит, — она совершила несколько плавных, направляющих движений правой рукой. — Давай, друг, давай!
Гипнотический танец изменил ритм, стал подвижнее и быстрее.
— Мужчина просит о чем-то, мама не соглашается, он настаивает, кричит. Он замахивается. Я бросаюсь к нему, отталкиваю. Он хватает меня, поднимает на руки.
— Это она? — спрашивает у мамы. Та кивает.
— Значит, решено, — говорит твердо, — завтра оформимся. Девочка пока побудет со мной.
Он тащит меня в машину, я плачу, пытаюсь вырваться. Мама рыдает, не двигается с места.
В машине душно и воняет гадостью. Я сижу между двумя мужчинами, слушаю разговор, изредка всхлипываю.
— Ни одна сука, — грязно ругается тот, что увез меня от мамы, — ни одна сука не забрюхатела. Я поначалу радовался, думал хорошо, забот меньше. Потом допекло, хочу дитенка, хоть убей, хоть волком вой, хоть в петлю. Повстречал эту кралю. Дружбан, Ванька Петренко, припомнил: мы в 22-ом семейство потрошили, я девчонку и припечатал по-пьяному делу, а она возьми да роди. Прикинули, подсчитали — мой приплод. Правда, мой?
