Хью Пентикост - Запятнанный ангел

— Вы говорили, что вся ваша жизнь в один прекрасный день легла в развалинах, — мягко напомнил я.

Марч поднес бокал с бурбоном к губам и выпил.

Спиртное вернуло цвет его посеревшему лицу.

— На следующий день после убийства Джона, — сказал он, — я был сам не свой. В тот вечер я сидел в театре, мистер Геррик, и видел, как застрелили моего лучшего друга, понимаете. Это был бессмысленный, кровавый кошмар. Я любил Джона. Нас свела вместе идея Нью-Маверика. Вначале я отнесся к нему настороженно. Я думал, что он тщеславная, самовлюбленная пустышка. Но вскоре я понял, что это — удивительный, добрый и щедрый человек. Он был по-настоящему талантлив. Его забота о молодых шла от самого сердца. Он любил, чтобы его любили и им восхищались, но умел любить и восхищаться в ответ. Он умел смеяться вместе с тобой, умел плакать вместе с тобой, умел сражаться с тобой плечом к плечу за общее дело. Он был великим человеком. — Губы Марча тряслись. — Я не говорил этого двадцать лет, а если и говорил, то так, словно я, как попугай, повторяю то, во что когда-то верил. Если что-то и осталось после этой катастрофы, мистер Геррик, так это то, что я снова могу говорить эти слова от всего сердца.

— Теперь я понимаю, что вы почувствовали, когда ваша дочь рассказала вам, что Джон Уиллард напал на нее той ночью.

— Боже мой, для меня рухнул весь мир, Геррик. Не столько из-за того, что произошло с Лорой: я давно принял тот факт, что рано или поздно она попадет в беду. Но что мой друг — мой брат, можно сказать, — окажется здесь замешан! Ведь он знал о печалях Лоры, он был единственным, с кем я мог свободно, не таясь, говорить о ней, единственным, кто пытался помочь ей советом, сочувствием и трезвым пониманием ее проблем. Он лучше всех знал, насколько она беспомощна. Это было настоящим предательством.

Узнать о таком всего через несколько часов после убийства было невыносимо. Скорбь по другу обратилась в ненависть к этому другу: одно потрясение наложилось на другое.

— В первые дни расследования я был словно в аду, — продолжал он. — Мне следовало желать, чтобы убийцу поймали, но в глубине души я вовсе этого не хотел. Но поверьте, я не мешал полиции и не пытался утаить какие-то существенные факты. У меня их попросту не было. Следствие все шло и шло и не давало никаких результатов. Я не принимал версию Ларигана о религиозном маньяке, но не мог ничего предложить вместо нее. Был один-единственный факт, который я скрыл. Лариган, Келли и прокурор округа интересовались Черным Монахом. Я не сказал им, кто это был, — кто, как я в тот момент думал, это был. Он явно не мог оказаться убийцей. Он был жертвой — так я думал.

Темные глаза сузились.

— Прошло два, может быть, три месяца, и тогда у меня начали появляться подозрения. Пол! Его поведение, его отношение. Он вдруг стал держаться со мной так, словно я ему чем-то обязан. Вы видели его сегодня вечером: его наглость, его отношение к Лоре. В прежние времена он вел себя тихо, словно мышка; писклявая, ползучая маленькая мышка. В то время, о котором я говорю, казалось, что его характер полностью изменился. Он позволял себе со мной вольности, на которые никогда не осмелился бы прежде; он публично насмехался над Лорой и ее проблемами. Постепенно до меня стало доходить, что, вполне возможно, он и убил Джона, а теперь пытается тонко намекнуть мне, что я его должник и что мне нужно терпеть его дерзости, иначе правду о Лоре и Джоне узнают все вокруг.

— Вы не пытались спросить его напрямую?

— Значительно позже, когда подобная мысль начала складываться у меня в голове.

— Пол отрицал это?

— Он ничего не отрицал, но и не признавал. Здесь, в этом самом доме, я задал ему прямой вопрос. Он посмеялся. «Разве я признался бы, если б это было так? — спросил он меня. — И разве сказал бы, если б этого не было? Такая жизнь, как сейчас, меня вполне устраивает». — Марч тяжело вздохнул. — Полиция сняла с него подозрение. Если бы я пошел к ним и сказал, что я подозреваю Пола, потому что он стал иначе относиться ко мне, что бы это дало? В лучшем случае они проверили бы его еще раз, а никаких новых улик с тех пор не добавилось. Однако в ходе расследования он предал бы гласности то единственное, что я хотел бы сохранить в тайне: измену моего друга. Я решил посмотреть, что будет дальше. Я пытался найти какие-нибудь дыры в его алиби, что-то, в чем можно его уличить. Обнаружь я что-нибудь, я снова овладел бы ситуацией. Но я ничего не нашел. Я словно раскачивался на трапеции: то верил в его виновность, то убеждал себя, что у него никогда не хватило бы мужества. Все это время он играл со мной, как кошка с мышкой. Он мучил меня и доводил до неистовства, а потом на некоторое время оставлял в покое. У него есть только одно достоинство: он очень привязан к Тэду, моему внуку. Вот вам и еще причина, почему я молчал. Предположим, я обвинил бы Пола в убийстве и оказался не прав? Не только Лору облили бы грязью, но и мой внук возненавидел бы меня. Мне требовались серьезные доказательства, но я получил их только три месяца назад.

Я просто ушам своим не поверил.

— Вы получили доказательства? — переспросил я.

— Доказательства невиновности, — устало ответил старик. — Или, по крайней мере, достаточное основание, чтобы так считать. Когда на вашего друга Брока напали, все в Нью-Маверике, включая Келли и окружного прокурора, предположили, что это работа убийцы Джона, на которого Брок умудрился выйти. Я поймал себя на том, что с содроганием смотрю на Пола за завтраком, а он все улыбается и улыбается мне, словно хочет сказать: «Что ты теперь собираешься предпринять, папочка?» Он называет меня «папочка», потому что знает — я этого терпеть не могу.

Ну, я решил кое-что предпринять. Со времен Джона нас осталось в колонии немного — я, Пол, Лора, О'Фаррелл. У О'Фаррелла и у меня были твердые алиби на момент первого преступления. Естественно, Келли проверил Пола и Лору. Это его работа. Пол сказал, что он был в соседнем городишке, где выбирал камень для своих скульптур в старом карьере. Господи, он плохой художник, но работает он много. Его видели в карьере, но имеющиеся свидетельства не позволяли полностью снять с него подозрения. Похоже, Пол был в восторге оттого, что оставались какие-то сомнения. Он предполагал, что мне придется встать на его защиту, если Келли не примет его алиби. И тогда я сам провел небольшое расследование. Я сделал странное открытие, мистер Геррик. В соседнем городишке живет некий паренек, не слишком сообразительный, но все же и не «клинический случай», как принято говорить. Этот паренек помогал Полу в старом карьере весь день, но Пол и словом не обмолвился о нем в полиции.

— Но почему, ведь это освободило бы его от подозрений?

— Разве не понятно, мистер Геррик? Если б с него сняли подозрение, я наконец удостоверился бы, что он не убивал Джона. Этот крючок, на котором он держал меня все эти годы, был просто блефом.

— А тот парень, почему он ничего не сообщил полиции, когда та вела расследование?

— Все просто, — объяснил Марч. — Пол ему нравился. Он не слишком умен. Пол велел ему молчать об этом деле, пока он, Пол, ему не разрешит. Он и молчал, но я знал о его дружбе с моим зятем. Откровенно говоря, я его припугнул, и он мне все рассказал. Вот так. Вы видели, как нынешней ночью я ударил Пола. Я не посмел бы этого сделать три месяца назад. Вы были правы, Геррик. В некотором смысле меня шантажировали, только на самом деле у шантажиста ничего против меня не было.

Я поставил на стол пустой бокал и вдруг ощутил безмерную усталость. След, который с такой очевидностью вел к Полу Фэннингу, оказался ложным. Фэннинг завел меня в тупик намеренно.

— Но он не невинный человек, — мрачно сказал Марч.

Я с тоской посмотрел на него. Сколько же здесь любителей двусмысленностей. О'Фаррелл, Фэннинг, а теперь этот бородатый старик.

— Он виновен в преступлениях, Геррик, и теперь, когда правда вышла наружу, я намерен заставить его заплатить за них.

— Преступлениях? — спросил я. — Его будет трудно обвинить в шантаже. В сущности, он никогда ничего у вас не вымогал.

— Знаю. И все остальное столь же иллюзорно. — Голос старика снова стал звучным и жестким. — Пол всегда ненавидел Джона, потому что Джон был для него воплощением всего того в этом мире, чем сам он никогда не станет. То, что Лора обвинила Джона, наверняка привело его в восторг. Для меня Джон перестал существовать, и его можно было унизить в глазах всех, кто его любил. Но этого ему оказалось недостаточно. Он хотел уничтожить всех, кто был связан с Джоном. Сандру — в те старые времена, сегодня — Пенни.

— Жену Уилларда?

— Да. Сандру. Люди недоумевали, почему год спустя она покончила с собой. Теперь я понимаю: единственное, чего она не могла перенести, — это того, что Джон ей изменил и завел роман с Лорой. Я думаю, Пол убедил ее в этом. Так он нанес еще один удар по Джону, хотя того уже не было в живых. Но разве его можно за это повесить? Мы даже не в состоянии это доказать, хотя в своем роде это — убийство.