Хью Пентикост - Запятнанный ангел
— Давайте начнем сначала, Фэннинг, — сказал я.
— С удовольствием, — хихикнул он. — Я долгие годы мечтал поговорить об этом.
Из горла Марча вырвался низкий звериный рык. Его рука крепче обвила Лору. Но он шевельнулся и не попытался прервать нас.
— Вы говорите, что обнаружили свою жену в студии Уилларда, — произнес я, обращаясь к Фэннингу. — Уиллард ушел.
— Торопился поиграть на фортепьяно.
— Вы считаете, что над вашей женой надругались?
— Братишка! Ты бы ее видел!
— Она сказала вам, что пришла в студию Уилларда за помощью?
— Это она так сказала. Лора всегда говорит первое, что придет в голову, главное, чтобы это не было правдой.
— Вы решили, что во всем виноват Уиллард, и сказали ей об этом? Вы спросили у нее, так это или нет?
— Конечно спросил.
— Но она не ответила?
— Я для нее — дерьмо собачье, — взвился Пол, и от ярости его голос стал совсем девчачьим. — Она бы мне и минуты не уделила, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Так она расплачивается со мной за то, что однажды вечером я женился на ней, когда она попала в переплет и не знала, что ей делать.
— Пол! — загремел Марч.
— Мы же играем в правду, папочка? Именно так мы и поженились, разве нет? Потому-то она и наставляет мне рога по всей округе последние двадцать лет. И в ту ночь все было так же. Если бы не Тэд, я бы давным-давно унес отсюда ноги. Тэд — единственное, что я получил от этого брака, и, пока он был маленьким, я ни за что не ушел бы отсюда, не важно, какой длины были мои рога. Это правда, вы ведь не станете спорить, папочка? — Он посмотрел на меня со своей прокуренной улыбкой. — Вам не трудно повторить ваш вопрос?
— Ваша жена подтвердила, что над ней надругался Уиллард?
В комнате было душно от ненависти.
— Мне она так и не сказала ни да ни нет, но я знал. А на следующий день, когда папочка припер ее к стенке, она призналась. Если вы хотите узнать все до мельчайших подробностей, то это происходило при мне.
Я посмотрел на Келли:
— Вы по-прежнему настаиваете на том, что говорили раньше, капитан?
Он кивнул медленно, упрямо:
— Это был не Уиллард.
Я повернулся к Лоре. Мне почему-то стало жаль ее и старика. Наверное, я посочувствовал бы любому, кому пришлось прожить двадцать лет под одной крышей с Полом Фэннингом.
— Сожалею, что я вынужден копаться во всем этом, миссис Фэннинг, — сказал я. — Но на свободе бродит совершенно обезумевший убийца. Сейчас нам нельзя играть в прятки, если мы не хотим стать виновниками новых преступлений. Я верю рассказу мистера Фэннинга в той части, которая касается фактов. Он нашел вас в доме Уилларда. Вы сказали, что пришли туда за помощью. Когда он спросил вас, не Уиллард ли во всем виноват, вы не ответили. Все это правда?
— Да. — Ее голос был едва слышен.
— Потом он отвел вас домой и немного побыл с вами, а Уилларда тем временем убили?
Ее глаза злорадно блеснули.
— Я не знаю, — ответила она. — Я… я потеряла чувство времени. Возможно, Пол был со мной, когда произошло убийство, но мог и уйти раньше.
— Прирожденная стерва, — бросил Фэннинг.
Когда-нибудь, сказал я себе, я доставлю себе такое удовольствие — вмазать этому уроду по его бородатой роже. Но сейчас я просто не обратил на него внимания.
— И только на следующий день под натиском отца вы заявили, что Черным Монахом был Джон Уиллард?
— Да, — сказала Лора. — На другой день.
— И это действительно был Джон Уиллард?
— Ну разумеется!
— Я так не думаю, — сказал я. — Мне кажется, вы не имели ни малейшего представления о том, кто это был. Вы не знали этого тогда. Думаю, не знаете и теперь. А вот в чем я уверен, так это в том, что вам известно точно: это не был Джон Уиллард.
— Чушь! — отрезала Лора.
— Тогда, возможно, вы объясните мне, почему вы столько раз задавали вопрос о Черном Монахе, пытаясь выяснить, кто это был?
Она облизала губы.
— Я… я старалась скрыть правду. Отец хотел, чтобы это было так. Я пыталась убедить людей в том, что я ничего не знаю. Дядя Джон умер. Я…
— Дядя Джон?
— Я всегда его так называла. Я была подростком, когда мы познакомились. Я…
— И это дядя Джон унес вас на руках в лес? Дядя Джон занимался с вами любовью? С дядей Джоном вы лежали под сосной и пили спиртное? Значит, дядя Джон неожиданно стал меньше ростом и начал двигаться с грацией балетного танцора? Давайте закончим с этим, миссис Фэннинг.
Она снова спряталась под защиту отцовской руки.
— Давайте я расскажу, как я себе представляю эту историю, — продолжил я. — Вы поразвлекались вволю с Черным Монахом, лица которого так и не увидели и имени так и не узнали. Но в конце концов он слишком разошелся, и вы действительно побежали в студию Джона Уилларда за помощью, утешением, сочувствием. Он был там. Потом он ушел на концерт, поскольку и так уже опаздывал из-за вас. Он, наверное, пообещал вам, что потом сразу же вернется. Но после ухода Уилларда появился ваш муж. Он обвинил во всем Уилларда. Вы ничего не сказали, но позволили ему отвести вас домой.
Примерно в это самое время Уилларда убили. На следующий день ваш отец захотел знать, кто обошелся с вами так жестоко. Вы оказались в тупике, миссис Фэннинг. Вы не спросили имя этого мужчины, но признаться в этом — значило ранить вашего отца еще больнее. Но ваш муж подал идею, которая запала вам в душу, и воспользоваться ею теперь было вполне безопасно. Джон Уиллард погиб. Он не мог вступиться за себя. И вы назвали его имя. Я утверждаю, что запятнанный ангел Нью-Маверика не запятнан ничем, кроме вашей лжи, миссис Фэннинг.
На мгновение в комнате стало совсем тихо, а потом Пол Фэннинг начал смеяться. Это был нездоровый смех. Я резко обернулся к нему и увидел, что он хохочет как ненормальный, а из глаз текут слезы.
— Так это не Джон! Какая шутка! Какой несравненный фарс! Мне следовало бы знать! Все эти годы! Мне следовало бы знать! Мне следовало бы знать, что никогда, ни разу за всю твою проклятую жизнь ты не сказала правды!
Келли шагнул вперед:
— Спокойно, Пол.
— «Спокойно»! — закричал Пол. — «Спокойно», боже милостивый! После всего, что произошло, ты советуешь мне быть поспокойнее! Сжечь эту суку у позорного столба — вот что надо сделать! Не подходи ко мне, Келли! Предупреждаю, не подходи ко мне!
Он повернулся и бросился вон, дверь с грохотом захлопнулась за ним. Мы слышали, как он в бешенстве продирается через кусты.
— Пол! Подожди! — закричал ему вслед Келли.
Шум ломающихся веток звучал все дальше, но до нас еще доносился высокий, истерический голос Пола. Келли расстегнул кобуру с пистолетом и направился к двери.
— Келли! — сказал я и пристально посмотрел на пистолет. Я понимал, как ему хочется уладить это дело, прежде чем начальство занесет топор над его головой. — Помните, что против него нет никаких улик — ничего, что доказывало бы, что он убил Уилларда, или напал на Эда Брока, или пытался меня запугать, или совершить сегодняшний поджог. Если вы сможете успокоить его и заставить говорить…
Келли затолкал пистолет поглубже в кобуру.
— Спасибо, — бросил он. — Наверное, он побежал к себе в студию. Я найду его.
Он вышел.
Роджер Марч отошел от Лоры на шаг и смотрел на нее с горестным изумлением.
— Так все и было, Лора? — спросил он.
Она бросила на меня взгляд, который я вряд ли смогу скоро забыть: злобный взгляд загнанного в угол зверька.
— Нет смысла и дальше отрицать это, отец, — произнесла она. — Тогда мне казалось, что уж лучше ты будешь ненавидеть дядю Джона, чем меня.
Старик закрыл глаза. Теперь он выглядел на свои годы, раздавленный и сломанный.
— Прости меня, Господи, — прошептал он. Потом открыл глаза. — Пожалуйста, Лора, уйди отсюда, к себе в комнату или куда угодно.
— Отец!
— Пожалуйста, уйди.
Она нетвердой походкой двинулась к двери.
Старик прислонился к стене.
— Помоги мне, Господи, — пробормотал он.
Глава 3
Марчу необходимо было выпить, да и мне тоже. Когда я предложил это, он повел меня в кухню и достал бутылку бурбона. Мы выпили по одной, не разбавляя. Художник налил по второй, а потом присел на край кухонного стола. Я предложил ему сигарету. Он держал ее так, словно не знал, что с ней делать.
— С вами случалось такое, что вся ваша жизнь в один прекрасный день превращалась в развалины, мистер Геррик? — спросил он.
— Вроде того, — ответил я, вспоминая о том дне, когда Гарриет сообщила, что выходит замуж за Эда.
— Я говорил вам, что настоящему художнику неведомы человеческие чувства, — сказал он. — Лора — это моя вина. Когда ее мать умерла при родах, я похоронил себя в живописи. У меня была экономка, которая занималась ребенком. Я любил свою жену, и, когда она умерла, я совсем растерялся. Сначала просто возненавидел ребенка. «Она виновата в моей потере», — говорил я себе. Я работал каждый день с утра до вечера, совершенно один, встречаясь с дочерью за завтраком, за обедом. Она потихоньку росла под надзором то одной, то другой экономки. А став старше, превратилась в копию моей жены. Внезапно я полюбил ее всем сердцем. Я отдавал ей все свободное от живописи время, всю любовь, которая у меня была. Но было уже поздно, мистер Геррик. Первые семь или восемь лет своей жизни Лора не ведала вообще ничьей ласки. Психиатры говорят нам, что именно эти ранние годы имеют значение. Ребенок учится чувствовать себя защищенным и любимым или незащищенным и нелюбимым. Я, сам о том не подозревая, искалечил ее. На первый взгляд мы были очень близки, но позже, много позже, когда она сорвалась, я обратился за помощью. Врачи сказали мне, что она пытается восполнить недостаток моей любви, пытаясь получить ее от каждого мужчины на свете. Я посмеялся над ними. Я сказал им, что это фрейдистская белиберда. Но они оказались правы. Я мог уверять ее в своей любви тысячью способов, но было слишком поздно. Ее охватывал невротический страх, что она не нужна, и она бросалась искать любовь где угодно, повсюду. Ее замужество — безумное и нелепое — ничем не помогло, потому что Пол не мог дать ей любовь: он не знает, что такое любовь. Снова повторилась та же история, и она убегала от него точно так же, как убегала от меня. Вы спросили, почему она не уходит от него, если так ненавидит. Она остается с ним, потому что ей нужен кто-то, от кого можно убегать, а от него убегать легко. Невротики всегда избирают для себя некую модель поведения. Она меньше винит себя, когда убегает от того, кого ненавидит, а не от того, кто ей действительно небезразличен. Пол незаменим для нее в качестве мальчика для битья. — Он закрыл глаза. — Я знаю, как ее называют. Но это всего лишь проявление страха, который я поселил внутри ее, когда отвернулся от нее — маленькой и беспомощной. Так что это я виноват в том, какая она. Вы, вероятно, спрашивали себя, почему я терпимо отношусь к ее выходкам. Не потому, что одобряю такую жизнь, а потому, что я толкнул ее к этому.
