Кот и мышь - Кристианна Брэнд
— Он снова захрапел, — с облегчением сказал Чаки. — Но на какое-то время храп прервался — я готов поклясться. — Он зажег фонарик.
— Как же ваши трое детей?
— Вообще-то их только двое, — признался Чаки. — А третий на подходе.
— Вам должно быть стыдно своего поведения! Пошли отсюда!
— Но вы еще не видели...
— И не желаю видеть, — прервала она. — Я сыта по горло вами, этим ужасным чердаком, сундуками и их содержимым. Поэтому я ухожу.
Но фонарик был у Чаки. Он пошел с ним в дальний угол и начал рыться в деревянном ящике с картинами и бумагами.
— Вот! Свидетельство о браке Анджелы Эрли и Чарлза Лайона, ратуша Мэрилебона{31}, приблизительно годовой давности.
— Значит, его настоящее имя Чарлз Лайон?
— А вы не знали? Конечно, Карлайон сообщил об этом инспектору Чаки! Он сократил имя, когда перебрался сюда — защитная окраска, чтобы держать репортеров подальше. Ха-ха!
— В свидетельстве указан его возраст?
— Вашему возлюбленному около тридцати трех лет, — сухо ответил Чаки. — Он описывает себя как живущего на «независимые средства». А свою жену как «художницу». Ну и ну!
— Художница? Это объясняет, почему они так привязаны к маленькому Сислею.
— К маленькому чему?
— К картине, невежда, — к зимнему пейзажу. Неужели вы не учились в школе?
— В школе-интернате.
— По вас даже этого не скажешь — даром что в других отношениях вы выглядите истинным джентльменом. А теперь давайте убираться отсюда.
Но он снова схватил ее за руку.
— Но мы еще не нашли то, что я искал... Очевидно, это в сундуке с документами... Да, вот он — все еще не заперт. Карлайон забыл его запереть, когда положил на место снимок...
Пачки бумаг, писем, фотографий...
— Вот, дорогая моя, свадьба вашего разлюбезного Карлайона!
Катинка уже давно мысленно представила себе, как выглядело лицо Анджелы до трагедии. Но теперь перед ней была реальная Анджела, на которой женился Карлайон — прежний образ померк, и новый занял его место. Анджела была немного старше, чем она предполагала, и гораздо крупнее и выше жалкого существа, которое, съежившись, всхлипывало в маленьком холле. Но она была необычайно хорошенькой даже в старомодной одежде и буквально светилась счастьем...
Кто-то поднимался по лестнице.
Чаки погасил фонарик, и они снова очутились в темноте. Но теперь ни его плечо, ни рука не касались Тинки, придавая ей ощущение безопасности. Ступеньки поскрипывали под тяжелыми шагами. Они спрятались в тени, но утренний свет уже заполнил почти все помещение.
Дверь медленно открылась. Луч фонаря скользнул по чердаку. Мистер Чаки быстро обнял Катинку и прижался губами к ее губам.
В дверях стоял Дей Трабл с револьвером в руке.
— Ну-ка выходите! — сказал он.
Мистер Чаки опустил руки и стоял рядом с Катинкой с глупым видом. Взбешенная Тинка рванулась вперед, но рука Чаки удержала ее.
— Как же вы нас напугали, Дей! — заговорил он.
Дей Трабл обвел рукой с револьвером маленькое помещение.
— Что вы здесь делаете?
Мистер Чаки царапнул пыльный пол носком шлепанца.
— Попробуйте догадаться.
Очевидно, в безумии мистера Чаки был определенный метод. Дей опустил револьвер и осветил их лучом фонаря, как актеров на сцене.
— Но вы же на работе! — сказал он наконец. — И почему здесь?
— Мы боялись, что в одной из спален нас застукают, — промямлил Чаки.
— Вы выглядите куда хуже, когда вас застукали на чердаке. Как вы вошли? Сюда никого не пускают!
— Дверь была не заперта, мы слышали, что мистер Карлайон ушел прогуляться на гору и подумали... — Он оборвал фразу, чертя носком туфли узоры в пыли, как ребенок, пойманный за кражей варенья. — Будьте хорошим парнем, Дей, не поднимайте шум. Как вы сказали, я на работе, так что это выглядит чертовски неловко, а никакого вреда мы не причинили.
Дей спрятал револьвер в карман халата и прислонился к сундуку, выставив вперед короткие ноги.
— Никакого вреда! Даже я никогда не осмеливался совать нос на чердак, а я служу у мистера Карлайона уже год или даже больше.
— Только год? — воскликнула Катинка. Первоначальное описание Карлайона, как выздоравливающего после болезни и окруженного заботой преданных слуг, создало у нее впечатление, что у Дея куда более длительный стаж.
— С тех пор, как он женился.
—- Господи, а я думала, что вы с ним уже давным-давно!
— Нет, только с медового месяца. Слуга мистера Карлайона чем-то проштрафился, он его уволил и телеграфировал в агентство с просьбой прислать кого-нибудь еще на Ривьеру, где они тогда были.
— Но вы привезли их в этот дом?
— Да. — Дей машинально сел на сундук, готовясь к долгому разговору. — Это моя долина. Я покинул ее двадцать лет назад, и половина женщин в Пентр-Трист последовала за мной, но я раскаялся и понес наказание... — Он самодовольно усмехнулся. — Фактически два наказания! А когда мистеру Карлайону потребовалось место, куда можно было доставить бедняжку из больницы, я сказал ему: «Предоставьте это мне». Когда умер старый доктор Уильямс, его вдова построила этот дом. Она собиралась переехать в Суонси и жить в роскоши, но не смогла оставить горы. — Дей с гордостью огляделся вокруг, и на его лице отразились мысли о доме с шоколадным холлом, деревянной вешалкой, уродливым бордюром вокруг маленького крыльца. То, что радовало старую миссис Уильямс, очевидно, было приятно и ему.
Дей начал говорить о долине, о своем детстве, прошедшем на этой горе, о хоре, который собирался по праздникам и состоял из шахтеров, нередко оказывавшихся без работы в те тяжелые дни, о деревенских лавочниках, задолжавших за хлеб и масло, потому что им задолжали еще более бедные покупатели, о сельском учителе, викарии и его жене — робких и необученных певцов, которым бог даровал музыку своих ангельских хоров... И о проповедниках, произносящих медоточивые фразы в молельных домах.
Тинке не терпелось покинуть пыльный чердак, пока не вернулся Карлайон и не застал их там, но она видела, что завоевала благосклонность кривоногого валлийца и могла убедить его молчать о ночном приключении. Кроме того, ей было интересно его слушать.
— Дей, вы не боитесь, что вернется мистер Карлайон?
— Не беспокойтесь, девочка. Мы увидим его в окно — он спускается от Таррена по овечьей тропе
