Морис Леблан - Восемь ударов стенных часов
— Не больше.
— Вы, значит, хорошо знакомы с ним?
— Сейчас — да. С утра я много думал о нем.
Товарищ прокурора понял, что от подобного господина ему не так-то легко отделаться. Он поэтому проговорил ироническим тоном:
— Ваши размышления привели вас к выводу, где в настоящее время находится Матиас де Горн?
Ренин посмотрел на свои часы и ответил:
— В Париже, господин товарищ прокурора.
— В Париже? Он, следовательно, жив?
— Ну, конечно! И отлично себя чувствует.
— Радуюсь этому. Но откуда эти следы шагов вокруг колодца?.. Откуда револьвер?.. Наконец, выстрелы?
— Все это лишь симуляция.
— Кто же симулянт?
— Матиас де Горн собственной персоной.
— Странно! С какой целью?
— С целью пустить слух, что он убит Жеромом Вижналом.
— Гипотеза любопытная, — иронически заметил товарищ прокурора. — Что вы об этом думаете, господин Вижнал?
Жером ответил:
— Я сам предполагал это. После моего ухода Матиас де Горн, очевидно, придумал план мести. Он любил и ненавидел свою жену. Меня же не выносил. Он отомстил.
— Дорогая месть! Сами же вы сообщили, что де Горн должен был получить от вас дополнительно 60000 франков.
— Эту сумму он мог получить другим путем. Знакомясь с его финансовым положением, я узнал, что отец и сын застраховали свою жизнь один в пользу другого. Значит, если б сын считался убитым, то отец получил бы страховую премию и передал бы ее сыну.
— Таким образом, — проговорил с улыбкой товарищ прокурора, — старый де Горн является соучастником!
Ренин подтвердил:
— Именно, господин товарищ прокурора. Они спелись.
— Значит, сын находится у отца?
— Он там находился еще этой ночью.
— Что же с ним случилось?
— Он уехал в Париж.
— Все это лишь предположения!
— Уверенность.
— Это не доказательство.
С этими словами товарищ прокурора взялся за шляпу, показывая, что разговор кончен.
— Ни малейшего доказательства, — добавил он, — а главное, невозможно вашей гипотезой опровергнуть главного свидетеля, этого бесстрастного и убедительного немого свидетеля — снег. Чтобы пойти к отцу, Матиас де Горн должен был отсюда выйти… Каким путем он шел?
— Господи, обыкновенной дорогой, которая ведет к старику де Горну!
— Но на снегу нет следов его шагов.
— Есть.
— Но эти следы указывают, что он пришел сюда, но не ушел отсюда.
— Это одно и то же.
— Как так?
— Конечно! Двигаться можно по-разному.
— Как же, по-вашему, можно еще двигаться?
— Пятясь назад, господин товарищ прокурора. — Эти слова, отчеканенные твердым голосом, на минуту вызвали гробовое молчание. Все почувствовали, что именно в этом открытии заключается проблеск истины, разгадка всей тайны.
Ренин продолжал, пятясь к окну:
— Я могу приблизиться к этому окну, идя прямо, лицом к нему. Но могу идти и спиной к нему… В обоих случаях цель достигнута. А выводы, — с силой бросил он, — можно сделать такие: в 8 часов 30 минут де Горн пришел от отца домой, не оставив никаких следов, так как снега еще не было. А в девять часов без десяти приходит сюда господин Вижнал, также не оставляя следов. Следуют переговоры, заключение сделки и свалка. Матиас побежден. Прошло три часа. И вот, когда Вижнал ушел с женой де Горна, последнему приходит в голову блестящая мысль воспользоваться снегом, чтобы погубить своего ненавистного врага. Он симулирует свое собственное убийство и падение в колодец. А потом, пятясь назад, уходит к отцу, записывая на снежном покрове свой приход, когда в действительности это был его уход. Надеюсь, господин товарищ прокурора, вы ясно поняли? Он отметил на снегу свой приход, а в действительности это был уход.
Товарищ прокурора перестал смеяться. Он понял, что этот оригинал стоит внимания. Он спросил:
— А как он мог уехать от своего отца?
— В повозке.
— Кто же его отвез?
— Отец.
— Откуда вы знаете?
— Сегодня утром с жандармским унтер-офицером я был у отца и говорил с ним. Он отправлялся на базар, а сын его был спрятан под парусиной с теленком. Сейчас же Матиас де Горн в Париже.
Объяснения Ренина, согласно его обещанию, длились не больше пяти минут. Своей непобедимой логикой он сразу разбил ту тайну, которая окружала это запутанное дело. Истина победоносно всплывала. Госпожа де Горн плакала от радости. Жером Вижнал горячо благодарил своего доброго гения, давшего совсем другой ход этому событию.
— Осмотрим вместе эти следы, господин товарищ прокурора, — предложил Ренин, — сегодня утром мы ошиблись, осматривая преимущественно лишь следы, оставленные мнимым убийцей. А вся суть была в следах, оставленных де Горном.
Они вышли в сад. Нетрудно было убедиться, что следы шагов Матиаса носили своеобразный характер.
— Это понятно, — пояснил Ренин, — не так-то легко двигаться, пятясь назад. Отец и сын это почувствовали. Потому-то старик де Горн всем говорил, что сын его в этот вечер был пьян. Этим можно было объяснить странность его походки.
И Ренин прибавил:
— Именно это обстоятельство, эта ложь старика ослепила меня. Когда госпожа де Горн удостоверила, что муж ее был трезв, я подумал об оставленных им на снегу следах и все угадал.
Товарищ прокурора откровенно признал себя побежденным и со смехом сказал:
— Остается арестовать этого лжемертвеца.
— На каком основании? — возразил Ренин. — Никакого преступления он не совершил. То, что он три раза выстрелил, топтался около колодца и потом, пятясь назад, отправился к отцу, никакого правонарушения не составляет. Не думаю также, чтобы господин Вижнал потребовал от него обратно 60000 франков?
— Конечно, нет, — объявил Жером.
— Остается страховая премия. Но она еще не потребована. А, вот и сам старик! Мы его сейчас допросим.
Действительно, сильно жестикулируя, к ним подошел старик де Горн. Его добродушное лицо выражало печаль и гнев.
— Где мой сын? Его, вероятно, убили!.. Мой бедный Матиас убит этим бандитом Вижналом!
И он погрозил Жерому кулаком.
Товарищ прокурора резко спросил его:
— Одно слово: вы потребуете страховую премию за своего сына?
— Конечно, — вырвалось у старика.
— Дело в том, что ваш сын не умер. Говорят даже, что вы отвезли его, скрыв под парусиной, на станцию под видом теленка.
Де Горн стал отплевываться и протянул руку, точно собираясь торжественно поклясться. Но затем он сразу изменил выражение лица и с хохотом заявил примирительным тоном:
— Ну и разбойник же этот Матиас! Какую штуку придумал! Значит, он хотел объявить себя покойником! И думал, что я помогу ему получить страховую премию!.. Точно я способен на такую мерзость!.. Ты меня, парень, не знаешь еще!
И затем он быстро удалился, делая вид, что эта смешная история его очень забавляет. По пути он старался своими сапогами прикрыть следы шагов на снегу, оставленные его сыном.
Когда Ренин вернулся в дом, Гортензии там уже не было.
Он отправился к кузине Эрмелине. Ему сказали, что Гортензия извиняется, но она устала и, нуждаясь в отдыхе, принять его не может.
«Превосходно, — подумал Ренин, — она меня избегает. Следовательно, любит. Развязка приближается».
«В честь бога Меркурия»
«Госпоже Даниель, Ронсьер,
через Базикур, 30 ноября.
Дорогой мой друг!
Уже две недели я не получаю от Вас писем. До пятого декабря, то есть до того неприятного для Вас дня, когда истекает срок нашего соглашения, я и не надеялся, что получу от Вас весточку. А с этого дня Вы ведь будете свободны от своего обязательства. Признаюсь Вам, что для меня эти семь победных приключений, которые мы вместе пережили, были источником большой радости. Я жил эти дни вблизи Вас. Я сознавал, что Ваш новый образ жизни, полный свежих впечатлений, приносил Вам большую пользу. Счастье мое было таково, что я не смел с Вами о нем говорить и обнаружить в Вашем присутствии всю силу моих чувств. Единственной моей заботой было Вам нравиться и доказать Вам мою безмерную преданность. А теперь, дорогой друг, Вы отказываетесь от своего соратника, своего спутника. Пусть все будет согласно Вашей воле!
Я подчиняюсь Вашему решению. Но позвольте мне рассказать Вам о том, как я представлял себе наше последнее совместное приключение. Я напомню Вам слова, которые Вы мне сказали и которые навсегда запечатлелись в моей памяти.
«Я требую, — заявили Вы, — чтобы вы мне вернули старинную застежку из сердолика в филигранной оправе. Я получила ее от моей матери. Все знали, что застежка эта приносила счастье и моей матери, и мне. С тех пор как она исчезла из моей шкатулочки, я несчастна. Верните же мне мою застежку, добрый гений!»
А когда я стал Вас спрашивать, когда именно застежка пропала, Вы ответили мне со смехом: «Шесть… семь… или восемь лет тому назад… Хорошо не знаю… Не знаю… как она пропала… Я ничего не знаю».
Видимо, Вы бросили мне вызов, думая, что я обещания своего не выполню. Но мне все же хочется Вас порадовать. Для Вашего душевного спокойствия Вы должны иметь свой талисман. Над этими маленькими суевериями нельзя смеяться: часто подобные суеверия руководят нашими лучшими поступками.
