Энтони Беркли - Попрыгунья

Но Роджер вовсе не считал эту процедуру обычной.

Уильямсона не было двадцать минут, и эти двадцать минут были самые длинные в жизни Роджера.

Вернулся Уильямсон со своей обычной виноватой ухмылкой.

— Допрос третьей степени, — он плюхнулся в кресло, — против этого — тьфу!

— Против чего, Осберт? — переспросил Колин.

— Против того, чему меня сейчас подвергли. А, Рональд, — ничего себе вечеринки ты устраиваешь! Неужели ты меня ничем не угостишь? А? Неужто нету ничего?

— Черт бы побрал эту выпивку. Полиция все еще там?

— Будь спокоен, все там. И суперинтендант, и инспектор, и два констебля, и…

— Зачем ты им понадобился?

— О, да ерунда. Чтобы я рассказал суперинтенданту все, что вчера рассказывал инспектору, да еще кучу всякой всячины. Как я нашел тело, да куда оно было повернуто, на какой высоте были ноги от пола, где какое кресло…

Роджер вскрикнул. Так вот же о чем надо было предупредить Уильямсона о кресле! Надо было втемяшить Уильямсону, как прежде Колину, что кресло было там с самого начала. Теперь уже поздно.

— А, Шерингэм? Ты что-то сказал?

— Да нет, ничего. А, вот что: что ты ответил насчет этого кресла? Роджер старался не смотреть Колину в глаза.

— Сказал, натурально, что не помню. А как, по-твоему, вообще такое можно упомнить?

— А они что?

— Попросили постараться припомнить. Постарайтесь, говорят, мысленно вернуться в тот момент, когда нашли тело, и попробуйте представить себе всю картину и скажите, где было кресло? Ну, я кстати как раз и вспомнил, что под центром треугольника виселицы кресла не было, потому что тогда я спокойно там прошел. И я сказал им, что кресло было точно под телом.

— Да?!

— А они мне говорят, что оно не могло быть под телом, потому что тогда миссис Стреттон смогла бы на него встать. Тогда я сказал, значит, оно было в сторонке, так? Оно ведь должно было быть где-то рядом, да? И тогда они спрашивают, вспомнил я или нет, что оно было в стороне, а мне все это малость надоело и я сказал, что вспомнил; а, спрашивают, могу ли я в этом присягнуть, нет, говорю, не могу, потому как не готов присягать, но где ж ему еще и быть-то, а теперь, Рональд, дай мне чего-нибудь выпить. Я ведь прошел все три степени, парень. А? До тебя, видно, не дошло. Сперва с этой полицией, потом с Лилиан, теперь вот с вами.

— Лилиан? — вяло переспросил Колин.

— Да встретил ее на лестнице, и ей, естественно, тоже все надо знать, мистер Уильямсон испустил тяжкий супружеский вздох.

Роджер мысленно присматривался к его рассказу. Уильямсон подарил ему неожиданный шанс. По крайней мере, он не отрицал наличие кресла под висельницей как такового, что вообще-то вполне мог бы сделать. Но судя по его словам, полиция строит свои вопросы довольно странным образом: похоже, их интересует только точное расположение кресла, а не то, было ли оно вообще. Надо ли это так понимать, что их беспокоит только этот пустяк, а другая альтернатива им и вовсе не приходила в голову? Если так, они еще тупее, чем казалось Роджеру; однако он был бы им крайне признателен за такую тупость.

Тем временем Уильямсон, потягивая выданный ему шерри, продолжал свое повествование.

— Ну не знаю даже, чего вам еще рассказать. Ну расспрашивали обо всем таком, а инспектор все записывал. Где? А, мы были в зимнем саду. Я разве не говорил? Э? Ну да, там вот мы и были. Инспектор, суперинтендант и я. В зимнем саду. А, вот еще они о чем спрашивали. Да, слушай-ка, Рональд, они пронюхали про все эти ваши дела с твоей невесткой. Ей-богу пронюхали. Ты уж гляди в оба! Еще, чего доброго, устроют тебе неприятности — с них станется. Э? Довел бедняжку до самоубийства — ну, принял холодно и все такое.

— Ты про какие-такие наши дела? — сурово вопросил Рональд.

— Да ясно какие, старик, — что все вы ненавидели эту даму, все равно как змею. Что? Верно я говорю? Ну так вот, они все это разнюхали, будь спокоен.

— С чего ты взял?

— Как же — расспрашивали меня, не заметил ли в тот вечер какой-то натянутости между миссис Стреттон и кем-либо из родственников ее мужа? Не назревал ли какой скандал или еще что? Знал ли я, что миссис Стреттон была в этом доме персона нон грата или как там называется? Видел я или нет, чтобы миссис Стреттон ссорилась в тот вечер с мужем?

— Ну и? — резко спросил Рональд. — Что ты ответил?

— О, я вас не заложил. Все в полном порядке. Само собой, я сказал им, что в первый раз об этом слышу, что ничего такого не заметил; что, на мой взгляд, она и твой братец обожали друг дружку; в общем, получилось, все вы ее на руках носили и не знали, как угодить. Порядок! — с гордостью подытожил мистер Уильямсон. — Я им такую лапшу навесил на уши!

— Ясно, — сказал Роджер. — А что, полиция до сих пор там? Случайно не знаете, Уильямсон, чем они там занимаются?

— Как же, — охотно сообщил Уильямсон, — знаю. Продолжают съемку. Они все время фотографируют, а инспектор то и дело выскакивает к ним из зимнего сада, как черт из табакерки, — пытается делать два дела сразу.

— Так, говорите, фотографируют? — переспросил Роджер несколько напряженным голосом.

— Ну да. Там наш фотограф из Уэстерфорда, что ли, хотя как они его заловили утром в воскресенье, ума не при ложу. Уж не знаю как, но они притащили его сюда, и он теперь снимает и крышу, и виселицу, и еще бог знает что, под всеми мыслимыми углами. Признаться, мне показалось, это уже малость чересчур, но надо думать, они считают иначе. Они тут у вас ушлые ребята, Рональд, эти полицейские.

— Еще бы, — безрадостно произнес Рональд.

— Позволено ли мне будет намекнуть, — Роджер тщательно подбирал слова, что это помещение выходит на лестницу, а голос у Уильямсона довольно громкий?

Пока он говорил, раздался телефонный звонок, и Рональд пошел в кабинет к аппарату. Роджер и Колин переглянулись. Колин, глядя поверх очков, поднял брови, а Роджер пожал плечами. Вид оба имели мрачный.

— Знаете что, — очень серьезно проговорил Уильямсон. — Знаете что, Шерингэм?

— Да?

— Знаете, у Рональда ужас до чего хороший шерри. Не пробовали? Надо обязательно. Узнать бы, где он такой берет. Не в курсе, Колин, а? Не знаешь?

— Да заткнись ты, Осберт, — отозвался Колин.

Мистер Уильямсон посмотрел на него удивленно, но без обиды.

В дверях кабинета показался Рональд.

— Шерингэм, — проговорил он, — можно тебя на минутку?

— Конечно, — Роджер проворно вскочил на ноги.

Рональд закрыл за ним дверь кабинета.

Роджер не скрывал беспокойства:

— Новые неприятности?

Рональд кивнул.

— Брат звонил. Говорит, полиция только что увезла из дома тело Ины. В морг. Кажется, дело серьезное, правда?

— Все может быть. Послушай, Рональд. Перезвони брату сейчас же и пригласи на ленч. Ничего, если он опоздает — зато это благовидный предлог заполучить его сюда. И скажи ему — пусть до встречи со мной ни на чьи вопросы не отвечает.

— Хорошо, я так и сделаю. Спасибо. Дэвид малость… Что все это значит, Роджер? Получается, полиция явно что-то ищет? Бог их знает, чего им еще не хватает — но ведь чего-то им явно надо. Какая-то у них засела колючка в мозгах.

— Колючка? — сокрушенно отозвался Роджер. — Да у них там под фуражками по целому кактусу!

На звук гонга, возвестившего ленч, спустились все дамы. К счастью, продолжающееся присутствие полиции в доме было ими воспринято лишь как часть положенной в таком случае процедуры, так что, хотя назвать этот ленч веселым было трудно, обошлось, по крайней мере, без всеобщей мрачной подавленности. Но когда к середине ленча подоспел Дэвид, издерганный и резкий, его присутствие усилило общую скованность.

Сразу по окончании застолья Роджер сделал Рональду знак, и тот, тихонько шепнув Дэвиду, вывел его из столовой и, вернувшись, сказал Роджеру:

— Он в кабинете. Мне пойти с тобой?

— Нет, — и Роджер пошел в кабинет один.

За ленчем он ломал голову, как бы так предупредить Дэвида, чтобы не выказать излишней осведомленности и в то же время не преуменьшить опасности. Компромисс, к которому он пришел, хромал, как и все компромиссы, однако это было лучшее, что Роджер сумел придумать.

— Значит так, Стреттон, — начал он напрямик, — вы, видимо, понимаете, все это не просто так — и то, что тело вашей супруги забрали из дома в морг, и что полиция целый день сшивается на крыше. Это значит, что есть сомнения в том, что причины смерти вашей жены столь очевидны, как это могло показаться на первый взгляд. Со мной они не делились, так что не могу знать, что их так насторожило; если навскидку — может, они подозревают, что вчера вечером возникли некие особые мотивы, какой-то инцидент, возможно скандал, заставивший ее покончить с собой и до сих пор не выявленный. Было что-то подобное или нет, я не знаю и не хочу ничего знать — за исключением разве что некоторых подробностей ее последних мгновений. Но если что-то было и выплывет на свет, в таком случае на нас выльют не один ушат грязи, чего очень хотелось бы избежать — ради всех нас.