Слепой цирюльник - Джон Диксон Карр
Опасная бритва была надежно спрятана в багаже Моргана, койка в каюте на палубе С заправлена, чтобы не возбуждать подозрения стюарда. Одеваясь к завтраку, Морган еще раз обсудил план с Уорреном. В данный момент Морган сознательно удерживал себя от размышлений о разных там «как» и «почему», касающихся предполагаемого ночного убийства. Всему свое время. Уже скоро по лайнеру разнесется слух о том, что нашелся изумрудный слон. Затем, когда микроскопическое сознание капитана освободится от этого тяжкого груза, они смогут убедить его, что кому-то перерезали горло. И вот тогда придет время настоящей схватки со Слепым Цирюльником.
– Хотел бы я знать, – произнес Уоррен, когда они спустились в ресторан, – кто, доктор Кайл или чета Перригор, найдет изумрудного слона. Меня по-прежнему терзает подозрение…
– …Насчет представителей медицинской профессии? – завершил Морган. – Глупости! Но мне бы хотелось увидеть, как доктор Кайл лишится своей обычной невозмутимости. Боже! А ты, похоже, прав. Наш лайнер оживает. К обеду список пострадавших от морской болезни сойдет на нет. Смотри, сколько детей. Если старик Жюль Фортинбрас тоже пришел в себя…
Салон-ресторан был полон солнечного света, болтовни и жизнерадостного звона столовых приборов. Стюарды сверкали улыбками, ловко разнося подносы. В этот неприлично ранний для завтрака час, в половине девятого, за столами сидело больше народу, чем было за ужином накануне вечером. Однако за столиком капитана восседала всего одна фигура: доктор Кайл, бодро орудовавший ножом и вилкой. Доктор Кайл был любитель подкрепиться в духе шотландских помещиков сэра Вальтера Скотта. Он мог умять полную тарелку яичницы с такой скоростью, что наверняка вызвал бы завистливое одобрение Никола Джарви или того иностранца, Ательстана.
– Доброе утро! – произнес доктор Кайл с неожиданной приветливостью и, поведя плечом, поднял на них глаза. – Чудесный, чудесный денек! Доброе утро, мистер Уоррен. Доброе утро, мистер Морган. Присаживайтесь.
Приятели переглянулись, с трудом скрывая свои истинные чувства. До сих пор доктор Кайл каждое утро был безукоризненно вежливым, однако совершенно нелюбопытным и неразговорчивым. Он производил впечатление человека, абсолютно самодостаточного. Сухопарый, жилистый тип в черном, с аккуратно причесанными седыми волосами и глубокими складками у рта, он весь отдавался приему пищи, ел так сосредоточенно, словно проводил хирургическую операцию. Сейчас же вид у него был едва ли не вызывающий. Он пришел в ресторан в твидовом костюме с полосатым галстуком и уже почти утратил сходство с Мефистофелем, когда широким жестом пригласил приятелей за стол. Все дело, предположил Морган, в погоде…
– Э… – протянул Уоррен, опустившись на свое место, – доброе утро, сэр. Да, в самом деле утро изумительное! Вы… э… вам хорошо спалось?
– Пер-р-рвоклассно! – закивал доктор. – Хотя, заметьте, – прибавил он, вспоминая свою привычную манеру и осторожно одергивая себя, – не могу сказать, исходя из собственного опыта, что счел бы это слово подходящим, когда р-р-речь идет о классах. Если точнее (исходя из моего детского опыта), следовало бы ответить, что в целом неплохо, делая скидку на сидячий образ жизни на бор-р-рту. Однако можно и так. Стюард, положите мне еще яичницы с беконом.
Между прочим, доктор Кайл впервые в это утро позволил себе раскатистое шотландское «р». Он благожелательно поглядывал на них, пока за стеклами иллюминаторов плясали зеленые искры.
– Я имел в виду, – продолжал Уоррен, глядя на него с интересом, – вы не… все было в порядке, когда вы проснулись?
– Все, – подтвердил доктор Кайл, – было отменно. – Он помолчал, задумчиво сдвинув к переносице брови. – А! Должно быть, вы имеете в виду ночные волнения, да?
– Волнения? – переспросил Морган. – А были какие-то волнения?
Доктор бросил на него проницательный взгляд, причем такой, что Морган встревожился.
– Ясно-ясно. Значит, вы ничего не слышали? Ну-ну, меня-то лично все это не взволновало, мистер Морган, я всего-то и слышал, как какой-то пьяница сыпал пр-р-роклятиями на палубе. Однако сегодня утром я узнал от одной знакомой – за слова которой, как вы понимаете, я не могу поручиться…
– Что же произошло?
– Изнасилование, – кратко ответил доктор и подмигнул в крайне вульгарной манере.
– Изнасилование? – охнул Морган. Некоторые слова обладают таинственной телепатической силой. Несмотря на то что его голос потонул в общем гуле, стоявшем в ресторане, несколько голов повернулись в их сторону. – Изнасилование? Господи! И кого же изнасиловали? Что вообще случилось?
– Не могу знать, – отозвался доктор Кайл, хихикнув. – Однако моя осведомительница явственно слышала, как кричала девушка, на которую напали. Моя знакомая заявляет, что некий подлец для начала принялся рассказывать бедняжке о своих приключениях в Африке, где он охотился на крупную дичь. Так-так, ну а затем он предложил ей изумрудную брошь стоимостью в целое состояние. Но когда его подлый замысел не удался, этот бесчестный негодяй ударил несчастную по голове бутылкой из-под виски…
– Да твою же… черт побери! – выговорил Уоррен, у которого глаза чуть не лезли на лоб. – Вы… вы не слышали, какие-нибудь имена при этом упоминались?
– Моя осведомительница не стала делать из этого тайны, – философским тоном сообщил доктор Кайл. – Она сказала, отъявленный негодяй и соблазнитель либо капитан Уистлер, либо лорд Стертон.
– И эта ваша знакомая уже разнесла историю по всему судну? – уточнил Морган.
– О, если нет, то разнесет, – ответил Кайл так же философски. – Еще как разнесет!
Доктор Кайл продолжал светскую болтовню, пока остальные набросились на завтрак, и Морган задавался вопросом, как эта сплетня видоизменится на борту «Королевы Виктории» к полудню. Очевидно, доктор Кайл никаких изумрудов не находил. Значит, остается только этот мистер Перригор с каменным лицом и его женушка с моноклем. Итак? Рядом с его тарелкой лежала судовая газетенка, он пролистал ее между глотками кофе, и взгляд задержался на статье, или эссе, на последней полосе, он притормозил и начал читать с начала. Статья была озаглавлена «RENAISSANCE DU THEATRE»[11], и под заголовком было написано: «Автор м-р Лесли Перригор, перепечатано с разрешения автора из „Санди таймс“ от 25 октября 1932 года».
Оглушительные звуки небесных арф [так начинался этот образчик велеречивости] подхватили одного пожилого критика, malgré lui[12], раскрутив против часовой стрелки его fauteuil