Ларри Миллетт - Шерлок Холмс в Америке
– Я никого не убивал, – возразил швед.
– Лжец! – заорал Холмс так, что у меня по спине побежали мурашки и, боюсь, у бедного Фегельблада тоже.
– А теперь, мистер Бейкер, давайте на минуту представим, что он все же невиновен, – сказал Рафферти, и в его голосе впервые прозвучали ласковые ноты. – Может быть, мы слишком торопимся с выводами? Может, есть какое-то другое объяснение? Поглядите, на вид мистер Фегельблад кажется вполне приличным человеком, что если он никого и не убивал? Вдруг он оказался втянутым в это дело не по своей вине? Так почему бы вам, дорогой сэр, не рассказать нам, как у вас оказался рунический камень?
Фегельблад издал легкий вздох – без сомнения, то был вздох облегчения, – и я понял, что смена тона Рафферти достигла желаемого результата. Вытащив платок и вытерев лоб, на котором поблескивали капельки пота, Фегельблад с готовностью дал ответ на вопрос Рафферти, и слова его стали для нас полной неожиданностью:
– Вы должны мне поверить. Я не крал камень. Олаф был моим другом. Камень находится у меня, потому что Олаф сам его мне отдал.
Глава десятая
Всех оставил в дураках
После откровения Фегельблада Холмс и Рафферти, должно быть, почувствовали себя шахтерами, которые безуспешно долбили твердую породу и внезапно натолкнулись на главную жилу. Однако ни один из них не выдал своего ликования, и допрос продолжился.
– Так значит, вы утверждаете, что мистер Вальгрен сам отдал вам камень, – недоверчиво переспросил Рафферти, хотя я отлично понимал, что он не сомневается в правдивости слов Фегельблада. – Когда это произошло?
– В понедельник.
– В прошлый понедельник?
– Да.
– А почему он попросил вас спрятать находку?
– Он боялся.
– Чего?
– Воров.
– Он сказал, кто эти «воры»?
– Нет.
Рафферти потеребил бороду, отчего из нее посыпался ему на колени целый дождь крошек, а потом спросил:
– А мистер Вальгрен говорил, почему он внезапно испугался? Ведь монолит с рунами находился у него несколько месяцев, разве не так?
– Он не сказал.
– И вы не спросили?
– Нет.
Швед, как и предупреждал нас Рафферти, цедил слова столь же экономно, как путник, заблудившийся в пустыне, пьет по каплям воду.
– Итак, проверим, правильно ли я вас понял, – сказал Рафферти, пока Холмс продолжал злобно таращиться на Фегельблада. – В понедельник ваш сосед Олаф Вальгрен пришел к вам и заявил, что у него есть предмет потенциально огромной стоимости и он хотел бы спрятать его на территории вашей собственности, а вы между тем не задали ни единого вопроса. Звучит странно, мистер Фегельблад, но я готов услышать ваши объяснения.
– Олаф был моим другом, – произнес Фегельблад, словно это все объясняло.
– И?
– Я помогаю друзьям, если они просят, – ответил Фегельблад.
– Как мило с вашей стороны, – хмыкнул Рафферти, а потом мимоходом заметил: – Думаю, не слишком-то приятная работенка вытаскивать тяжелый камень из навозной ямы.
Это небрежное уточнение вызвало очевидный отклик у Фегельблада: рот его открылся в изумлении, словно Рафферти только что вызвал джинна.
Хитрый ирландец не преминул воспользоваться преимуществом:
– Видите, мистер Фегельблад, меня не обманешь. А теперь в последний раз спрашиваю: чего так испугался ваш сосед, что решил перевезти монолит на вашу ферму?
Фегельблад замялся, явно не зная, как ответить, а потом сообщил:
– Ну, Олаф сказал, что у него серьезные неприятности и ему надо быть осторожным.
– Какие именно неприятности?
Шведа не так легко было вытащить из его скорлупы.
– Серьезные, так он говорил. Будто за ним охотятся какие-то большие люди. – Этот ответ оказался неимоверно длинным, по лаконичным стандартам Фегельблада, и фермер, словно устав от натуги, бессильно сгорбился на скамейке.
– Думаю, вам известно больше! – рявкнул Рафферти. – Уверен, вы точно знаете, какие именно неприятности были у мистера Вальгрена. Кто эти «большие люди», о которых он говорил? Оказывал ли на него давление Магнус Ларссон? А может, кто-то еще? Почему Олаф передумал продавать камень?
Такой поток вопросов сбил с толку Фегельблада, который уставился в пол и тихонько пробормотал:
– Я не знаю. Это правда.
Рафферти резко поменял тему – эту технику Холмс и сам часто использовал во время допросов, и она себя оправдывала.
– Ваша дружба с Вальгреном заставила вас помочь ему вырезать надпись на камне? Готов поспорить, вы весело провели время!
Впервые в печальных и непроницаемых глазах шведа мелькнул гнев.
– Нет же, – сказал он с необычной силой, – все было так, как говорил Олаф. Я видел камень в дереве.
– Вы имеете в виду, в корнях?
– Ja, в корнях.
– То есть ни вы, ни Олаф, ни кто-то еще из ваших друзей не имеет отношения к подделке надписи?
– Я ничего не делал, – настойчиво твердил Фегельблад. – И не знаю ни про кого.
Рафферти снова сменил направление:
– Вы были в курсе, что мистер Вальгрен надеется продать рунический камень за круглую сумму?
– Это не мое дело.
– То есть вы утверждаете, что ничего не знаете об этом?
– Нет, я слышал… – Фегельблад явно подыскивал нужное слово, а потом выпалил по-шведски: –… skvallerhistorier!
– Сплетни, – тут же перевел Холмс.
– Звучали ли в этих сплетнях имена тех, кто конкретно заинтересован в покупке камня? – спросил Рафферти.
– Я особо не прислушивался, – пожал плечами Фегельблад, а потом повторил: – Это не мое дело.
– Разумеется нет, – вздохнул Рафферти. – Вы ничего не видите, ничего не слышите, ничего не спрашиваете, мистер Фегельблад. Я знаю парочку адвокатов в Сент-Поле, которые не прочь поставить вас за свидетельскую трибуну.
Теперь настал черед вопроса, которого все мы ждали. Глядя в упор на шведа, который начал нервно ерзать на сиденье, Рафферти произнес:
– А где именно вы спрятали камень, мистер Фегельблад?
– Шериф велел мне…
– К черту шерифа! – разразился бранью Рафферти, не дав фермеру закончить. – Здесь я задаю вопросы, и отвечать вы должны мне, и только мне, за исключением разве что мистера Бейкера и мистера Смита. А они, уверяю вас, не отличаются особым терпением. Не так ли, мистер Бейкер?
Холмс, достав из кармана маленький нож и демонстративно начав чистить им ногти, прорычал:
– Дайте мне пять минут наедине с этим червяком, и я выбью из него правду!
Фегельблад вздрогнул и шумно перевел дух. В то же время взгляд его начал блуждать, словно бы в поисках выхода из затруднительного положения. На мгновение мне показалось, что он может заартачиться, и тогда наш тщательно продуманный сценарий развалится как карточный домик, поскольку правда заключалась в том, что мы не могли удерживать фермера силой. Но, к счастью для нас, швед потерял самообладание, испугавшись того, что может сделать с ним Холмс, если он не ответит на вопрос Рафферти, и признался:
– Камень спрятан в лесу за моим домом. Мы с шерифом отправимся туда и выкопаем. Он так сказал.
– И когда вы планировали произвести изъятие? – спросил Рафферти.
– Сегодня, как только я вернусь в Александрию. Шериф встретит меня на станции.
Рафферти откинулся на спинку скамейки и сказал:
– Что ж, вы очень помогли следствию, мистер Фегельблад, очень. Спасибо вам за содействие. Уверен, мои чувства разделяют и мистер Бейкер с мистером Смитом.
Затем он немного помолчал и снова взглянул на фермера в упор:
– Есть еще кое-что, что вы должны для нас сделать, мистер Фегельблад. Никому, ни одной живой душе не говорите о нашем разговоре. Ясно?
– Да.
– Это ради вас самого. Если мы выясним, что вы треплете языком, то мистер Бейкер в особенности рассердится, и вам лучше не знать, что тогда будет. Я как-то раз видел, что стало с парнем в аналогичной ситуации. Ужасное зрелище. Все тело по кусочкам собрать так и не удалось – ну, по крайней мере, так мне сказали.
Завершив беседу последней абсурдной угрозой, Рафферти поднялся с места; его примеру последовали и мы с Холмсом.
– Доброго дня, сэр, – бросил фермеру Рафферти, когда мы уже вышли в тамбур. – И не забудьте мой последний совет.
Как только мы перешли в следующий вагон и нашли свободные места, я высказал терзающую меня мысль:
– Возможно, это прозвучит странно, но знаем ли мы наверняка, что мистер Фегельблад был в Миннеаполисе в ночь убийства? Парень показался мне подозрительным, и я не смог удержаться от ощущения, что его немногословность – не более чем спектакль.
– Вы задали очень хороший вопрос, доктор, – сказал Рафферти. – Мистер Холмс и я размышляли над тем же самым, поэтому я утром навел кое-какие справки и выяснил, что алиби у шведа крепче корабельной брони. Я позволил себе наглость позвонить его матери в Миннеаполис. Если только пожилая леди не интриганка уровня Лукреции Борджиа и не бесстыжая лгунья до мозга костей, то можно с уверенностью утверждать, что ее сын в момент смерти Вальгрена гостил у нее в Миннеаполисе.
