Эрл Гарднер - Дело предубежденного попугая

— Я вовсе не старался что-то превратно истолковать! — закричал Раймонд Спрэг.

Коронер нахмурился.

— Как будто этого нельзя было сделать без окровавленных простынь, бросаемых под ноги, — съязвил Мейсон.

— Предупреждаю, что я не допущу в дальнейшем никаких личных выпадов, театральных представлений, окровавленных тряпок, мертвых птиц и прочего балагана! — громко заявил коронер. Он посмотрел на Мейсона, потом перевел взгляд на Спрэга и добавил: — Продолжайте расследование.

— У меня все, — объявил прокурор.

— Могу ли я задать вопрос? — спросил Мейсон.

Коронер кивнул. Мейсон шагнул вперед и заговорил тихим голосом:

— Не хочу подвергать вашу нервную систему излишней травме, но я бы попросил вас сделать над собой усилие, взглянуть на попугая и сказать, тот ли это попугай, которого ваш муж принес вам в подарок?

Элен Монтейт испуганно посмотрела на адвоката, но потом все же подошла к убитой птице и тут же отвернулась.

— Не могу, — сказала она, дрожащим голосом. — Знаете, у Казановы на одной лапке не хватает когтя, если не ошибаюсь, на правой лапке. Муж говорил, что он пытался вытянуть сало из мышеловки и…

— У этого попугая когти на месте, — сказал Мейсон.

— Тогда это другой попугай.

— Мисс Монтейт, постарайтесь все же не переживать. Необходимо, чтобы вы сделали еще одно опознание.

Он подал сигнал Полу Дрейку, который, в свою очередь, шепнул что-то своему оперативнику. Тот немедленно вышел в коридор и сразу же появился в дверях с клеткой, в которой сидел попугай.

Наступила такая напряженная тишина, что негромкие шаги детектива по ковровой дорожке казались оглушительными. По-видимому, испугавшись молчания, попугай пронзительно рассмеялся.

Элен Монтейт как-то болезненно улыбнулась, очевидно, с большим трудом ей удалось справиться со своей истерикой.

Мейсон взял клетку у детектива.

— Тише, Попка, — сказал он.

Попугай наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, повел с забавным видом блестящими глазками по залу. Когда Мейсон поставил клетку на стол, попугай повис на трапеции, пару раз перевернулся в воздухе и уселся на перекладине, явно ожидая одобрения.

— Попка, умница! — похвалил Мейсон.

Попугай нахохлился. Элен подошла к клетке.

— Но ведь это же Казанова! — воскликнула она. — А шериф мне сказал, что его убили.

Попугай, наклонив голову, сказал низким гортанным голосом:

— Входите и садитесь, прошу вас. Входите и садитесь… — Взмахнув победно крыльями, он крикнул: — Убери револьвер, Элен! Не стреляй! А-а! А-а! Боже мой, ты меня застрелила!

Зрители смотрели широко раскрытыми глазами, считая, что они присутствуют при том, как попугай обвиняет свидетельницу.

— Это точно Казанова! — воскликнула с радостной улыбкой Элен.

Раймонд Спрэг заговорил тем же драматическим голосом:

— Я хочу, чтобы слова попугая были внесены в протокол. Попугай обвиняет свидетельницу. Пусть это будет зафиксировано в протоколе.

Мейсон посмотрел на него и усмехнулся.

— Должен ли я понимать, что вы рассматриваете этого попугая в качестве своего свидетеля?

— Попугай сделал заявление, я требую, чтобы оно было занесено в протокол.

— Но попугая не приводили к присяге, — напомнил Мейсон.

Прокурор обратился к коронеру:

— Попугай сделал заявление. Его все ясно слышали.

— Я бы очень хотел знать, считает ли прокурор попугая свидетелем обвинения? — спросил Мейсон.

— Какое это имеет значение? Попугай сделал заявление. Внесите в протокол его слова.

— Если попугай включается в свидетели, я должен иметь право на перекрестный допрос.

— Что за ерунда! — возмутился коронер. — Попугай не может быть свидетелем, но он что-то сказал. Если желаете, слова можно внести в протокол. Я думаю, присяжные прекрасно понимают положение вещей. Лично я никогда не верил в разумность внесения тех или иных слов в протокол, а потом их вычеркивания. Когда присяжные что-то слышат, они это слышат. И достаточно. Продолжается допрос.

— У меня нет больше вопросов, — сказал Мейсон.

— У меня тоже, — начал было Спрэг. — Впрочем, одну минуточку. Если этот попугай — Казанова, то откуда же взялся попугай, которого убили?

— Я не знаю, — ответила Элен Монтейт.

— Он был в вашем доме?

— Да. И все же я не знаю.

— Вы должны иметь к этому какое-то отношение.

— Не имею ровно никакого.

— Но вы уверены, что это Казанова?

— Да, конечно. Во-первых, вы же видите, у него не хватает одного когтя. Ну, а потом он всегда говорил про револьвер.

— Так вы слышали это и раньше?

— Конечно. Помню, мой муж смеялся по этому поводу, когда принес птицу домой.

— Мисс Монтейт, — важно сказал Раймонд Спрэг. — Я не убежден, что ваша истерика была вызвана видом убитой птицы. Я настаиваю, чтобы вы внимательно посмотрели на нее и…

Мейсон поднялся на ноги.

— Никакой необходимости смотреть на мертвого попугая у вас нет, мисс Монтейт.

Спрэг покраснел.

— А я настаиваю, чтобы она это сделала!

Но Мейсон твердо стоял на своем:

— Мисс Монтейт больше не будет отвечать на вопросы. Ее вызвали, как свидетельницу, она находится под колоссальным эмоциональным напряжением. Присяжные поймут мое к ней отношение, я нахожу, что она закончила давать показания. И у коронера, и у прокурора имелась возможность задать резонные вопросы. Я не разрешу продолжать допрос без должного на то основания.

— Он не имеет права что-либо запрещать! — закричал Раймонд Спрэг.

— Не знаю, имеет ли он на это право или нет, — сказал коронер, — но я знаю, что женщина страшно нервничает. Вряд ли гуманно вот так продолжать ее допрашивать. При обычных обстоятельствах вдову окружают заботой и вниманием. Стараются, чтобы ей не приходилось нервничать… Оберегают от неприятностей. Этой особе за одни только сутки пришлось пережить очень многое. Я, как коронер, ее отпускаю. Нам нужны факты, а не бессмысленное топтание на месте. У вас еще будет возможность допросить ее перед Большим Жюри. А сейчас я прошу на место для свидетелей миссис Сейбин Вейткинс.

— Ее здесь нет, — сказал шериф.

— Где она?

— Не знаю. Я не смог вручить ей повестку с вызовом на дознание!

— Ну, а Стив Вейткинс?

— То же самое.

— А мистер Вейд, секретарь Фраймонта Сейбина, здесь?

— Да. Он получил повестку и явился.

— Хорошо, пока послушаем сержанта Холкомба.

После формальных вопросов сержанта попросили рассказать о корзине с рыбой, найденной в домике Сейбина.

— Рыба была направлена в техническую лабораторию полицейского Управления. Мы проделали несколько экспериментов. Вернее, я лишь присутствовал при этом, но знаю, что обнаружили эксперты.

— Что же они обнаружили?

— Рыба, естественно, совершенно испортилась, но все же можно сказать, что она была почищена и завернута в ивовые листья. После этого рыбу не промывали.

— А на следующий день вы поехали в охотничий домик вместе с шерифом Барнесом?

— Да, шериф хотел, чтобы я осмотрел место убийства, и потом, мы назначили там свидание с Ричардом Вейдом. Он должен был прилететь из Нью-Йорка самолетом, и мы хотели поговорить с ним там, где нам не будут мешать репортеры. Мы поехали в домик и по дороге повстречались с Перри Мейсоном. Ричард Вейд прибыл позже.

— Сержант, я хочу чтобы вы, опытный полицейский, высказали свои соображения по поводу того, что было обнаружено в доме. — Спохватившись, коронер тут же сказал Мейсону: — Боюсь, что вы станете возражать, что это субъективное мнение свидетеля. Но у сержанта большой опыт в делах такого рода, и поэтому я бы хотел…

— Почему я должен возражать? — спокойно ответил Мейсон. — Я считаю ваш вопрос правомерным, только так можно до конца выяснить факты.

Сержант Холкомб выставил вперед одну ногу и заговорил:

— Фраймонта С. Сейбина убила Элен Монтейт. Десятки улик доказывают ее вину. Во-первых, у нее был мотив. Сейбин женился на ней под вымышленным именем, и таким образом она стала женой двоеженца. Он ей лгал, обманывал, изворачивался. Когда она узнала, что в действительности вышла замуж за Фраймонта С. Сейбина, законная супруга которого живет и здравствует, то застрелила его. Возможно, она не думала его убивать, когда входила в домик. По нашим наблюдениям женщины частенько берут с собой оружие, просто чтобы пригрозить мужчине и доказать, что с ней нельзя безнаказанно шутить. А когда она направила на него револьвер, то нажала курок почти автоматически. Это рефлекс. Моментальная реакция под натиском эмоций. Результат, разумеется, трагический… Во-вторых, у Элен Монтейт было оружие для убийства. Ее слова о том, что она взяла его для мужа, разумеется, абсурдны, им даже ребенок не поверил бы. Самоубийство исключается. Револьвер был найден на порядочном расстоянии от трупа, с него были стерты отпечатки пальцев. В-третьих, она признает, что была на месте преступления в самый момент убийства. Таким образом, у нее был мотив, средства и возможности.