Эрл Гарднер - Сорвать банк
В его глазах мелькнул страх, но лишь на секунду.
– Дружище, у меня есть перчатки, но они слишком легкие. Для тренировок нам нужны потяжелей. И нам понадобится боксерская груша. Я свою продал, когда уезжал из Лос-Анджелеса, но мы можем достать приличную и здесь, так что быстро не получится.
– Грушу купим в Рино, Луи.
Глава 13
Я знал, что Берта обязательно устроит мне в отеле засаду, поэтому не стал туда возвращаться. Реализовал имевшиеся у меня аккредитивы и приобрел старый, но в приличном ходовом состоянии драндулет, купил толстую шерстяную рубашку, брюки и кожаное пальто (все сразу в одном магазине, так дешевле), а еще спальные принадлежности, бензиновую печку, котелки, несколько банок консервов. Я был готов отправиться в путешествие в три тридцать дня.
Выезжали, громыхая, из города, будто типичная компания завзятых пилигримов. Никто не сделал попытки остановить нас. Встретили полицейскую машину, набитую стражами порядка, которые, оглядев нас, спокойно дали драндулету проехать.
Все так же громыхая, мы выехали на Битти-роуд; наша машина давала верных тридцать семь миль в час.
Уже под вечер я свернул с трассы в пустыню и двинулся по наезженной извивающейся песчаной колее. В полумиле от автострады я еще раз свернул в сторону, продрался сквозь заросли полыни и остановился на голой, продуваемой ветрами пустоши.
– Как тебе нравится? – спросил я у Луи Хейзена.
– Отличное местечко, дружище.
Хелен Фрамли молча вышла из машины и принялась вытаскивать пожитки.
– Смотри-ка, запасся одеялами, – раздумчиво отметила она.
– Они нам понадобятся.
Ее взгляд встретился с моим.
– Две постели стелить или три?
– Три.
– Как скажешь.
Она расстелила одеяла прямо на песке. Луи распаковал бензиновую печку, укрепил ее на подножке, залил топливо в бачок, и через несколько минут под кофейником шипело голубое пламя.
– Чем я могу помочь? – спросил я Хейзена.
– Ничем, – ответил он. – Пойди погуляй. Ты глава семейства, большой босс. Разве не так? – Луи то и дело поглядывал на Хелен Фрамли.
– Это верно.
– Как мне к вам обращаться, мисс, когда придет время звать всех к обеду? – спросил Луи, одаряя ее улыбкой, открывающей зияние во рту.
– Хелен.
– Отличное имя… А я – Луи. Никаких обид после той заварушки с игральными автоматами?
– Никаких. – И Хелен протянула руку.
Он осторожно принял в свой израненный в битвах кулак ее тонкие пальцы, еще раз улыбнулся и пообещал:
– Мы подружимся.
Тут же принялся сновать от машины к «обеденному столу» и обратно за котелками, сковородками, продуктами. Ни одного движения не тратил впустую. Казалось, он особенно и не торопился, но все, что надо, сделал за удивительно короткий срок. Мы с Хелен попытались предложить свою помощь, но он нетерпеливо отмахнулся от нас. «Праздника никакого не предвидится, – приговаривал он. – Сервировать стол по высшему разряду не станем. У нас не так много воды, чтобы мыть посуду, да и посуды много не испачкаем, но еда будет – пальчики оближешь».
Через несколько минут ноздри приятно защекотали перемешанные с дыханием пустыни запахи бобов с легкой примесью чеснока и жареного лука.
– Луи, что это такое? – восхищенно воскликнул я.
Он не скрывал гордости.
– Это – блюдо моего собственного изобретения. Надо тонко нарезать пару луковиц, опустить их в небольшое количество воды и дать им подсохнуть на сухой сковородке. Затем добавляете немного жира и обжариваете. Крошите дольку чеснока, потом открываете банку бобов и добавляете немного соуса. Сами не заметите, как проглотите пальчики.
Мы с Хелен сидели рядышком на одеялах и смотрели, как невидимый художник рисовал закат на западной части неба, работая яркими красками и смелой кистью.
Дымящиеся тарелки с пищей мы держали на ладонях.
– Ну вот, – произнес Луи, – все готово. Каждый ест со своей тарелки, а это значит, что вылизывает ее дочиста.
И улыбнулся нам.
Мы набросились на еду. Очень вкусно, гораздо вкуснее той, что я ел месяцами. А тут еще свежая французская булочка, пропитанная подливкой, которая оставалась на тарелке после того, как мы очистили ее от болтушки из бобов, лука и чеснока!
Хелен вздохнула:
– Это самое вкусное блюдо из всего, что я когда-либо пробовала… Дональд, почему идея поехать в пустыню не пришла тебе в голову раньше?
– Не знаю. Наверное, я туго соображаю.
На западе не затухала вечерняя заря. На небо высыпали первые мерцающие звезды.
– Я помою посуду, – сказала Хелен.
– Что может понимать такая милая барышня в мытье посуды? – оскорбился Луи. – Во всяком случае, в походной жизни. Видишь ли, сестренка, здесь в пустыне с водою туго. Я покажу тебе, как это делается.
Он забрал тарелки, выбрал местечко ярдах в десяти от машины, включил фары, присел на корточки и зачерпнул пригоршню песка. Он насыпал песок на тарелки и принялся им тереть посуду. Песок впитал все, что на ней оставалось после еды, и, как оказалось, был идеальным средством чистки посуды. Потом Луи сполоснул кипятком – всего пара чайных ложек! – каждую тарелку, и они засияли первозданной чистотой.
– Вот и готово, – гордо объявил Луи, – и получается гораздо чище, чем используй вы хоть полный котелок воды на каждую. Теперь мы их сложим на капоте, и они готовы для завтрака. В котором часу вы хотите подняться?
– Я тебе сообщу об этом специально, – сказал я ему.
– Я подумал, что расстелю одеяло вон там.
– Нет, – вмешалась Хелен, – я приготовила три постели рядом.
Луи немного подождал с репликой, обдумал ее, сказав всего лишь:
– Ладно, коли так.
Мы уселись на одеяла в кружок.
– Развести костер? – спросил Луи.
– Нас могут разыскивать. Увидят с автострады, – возразил я.
– Да. Ты прав. Может, немного музыки?
– У тебя есть приемник?
– Кое-что получше.
Луи вдруг вытащил губную гармошку, бережно обхватил ее своими вроде бы неуклюжими, с разбитыми костяшками пальцев руками и поднес к губам.
Музыка оказалась не та, что я ожидал. Я приготовился услышать что-то вроде «Дом, милый дом» и что-то еще из сентиментальной классики для губной гармошки. Но Луи… Луи нас просто заворожил. Настоящая музыка! Она удивительно сливалась с величественным спокойствием ночи в пустыне. Она стала частью тьмы, бесконечных пространств немого песка и бесстрастных звезд.
Хелен прислонилась к моему плечу. Я обнял ее. Я впитывал в себя дыхание, тепло ее щеки, запах ее волос. Ее мягкая узкая рука украдкой скользнула в мою ладонь. Я почувствовал, как дрогнули ее плечи, когда она глубоко вдохнула, а потом тихо выдохнула.
Вечер продолжался, еще не потеряв полностью дневное тепло. Дважды в течение часа мы слышали отдаленный гул проносящихся по автостраде машин. Этот гул нарастал, достигая громкости почти волчьего воя, а затем быстро стихал. Пляшущий свет передних фар как бы в такт звуку сменялся тлеющим красным светом задних.
Эта пустыня всецело принадлежала нам.
В гармошке Луи скрывалось волшебство органа. Конечно, во многом это «играла» сама пустыня – звезды, небо, которое выглядело так, будто его только что вымыла и отполировала некая космическая хозяйка. Но и Луи… О, Луи, он был настоящим артистом, ведь это он заставил незамысловатый инструмент звучать с совершенством органа, казалось немыслимым.
Потом Луи плавно усмирил свою музыку, и мы просто сидели, глядя на звезды, на зыбкие очертания своего дредноута, на сухие кусты, пробившиеся сквозь песок, – сидели и всем существом своим ощущали тишину.
Хелен сказала полушепотом:
– Как здесь близко небо.
Сквозь одежду я впитывал тепло ее тела, чувствовал нежную тяжесть головы, покоящейся на моем плече. Вдруг все ее тело дрогнуло, будто пробудилось, припало ко мне, но тут же этот нервный порыв прошел, и оно вновь погрузилось в дремоту.
Откуда-то набежал ветерок, вроде бы слабый, но он принес с собой холод. И ветер, и холод постепенно нарастали. Хелен прижалась ко мне теснее. Она поджала ступни, уперлась коленями в мою ногу. На какое-то мгновение тепло возвратилось, потом снова налетел порыв ветра, и Хелен, непроизвольно дрожа, выпрямилась.
– Становится холодно, – заметил Луи.
– Пора спать, – объявила Хелен. – Моя постель с краю, Дональд, ты спишь посередине.
Она пересела на свои одеяла и выскользнула из верхней одежды. Было слишком темно, чтобы увидеть в свете звезд что-либо, кроме контуров ее фигуры. Я смотрел на Хелен без любопытства и без застенчивости. Как на прекрасную статуэтку. Она скользнула под одеяла, повертелась, видно освобождаясь от чего-то ненужного из нижнего белья, потом спокойно, не стесняясь меня, села в постели, натянула пижаму и застегнулась.
– Спокойной ночи, Дональд.
– Спокойной ночи, Хелен.
Луи, слегка смущенный, молчал. Она приподнялась на локте.
– Эй, Луи!
– Что?
– Спокойной ночи, Луи.
– Спокойной ночи, Хелен, – пробормотал он застенчиво.
