Джентльмен с Харви-стрит - Евгения Бергер
По тому, как он это сказал, как-то враз сделалось ясно, что после он догадался зачем, и мистер Джонсон, дернув рукой с револьвером, спросил:
– А потом разобрался, зачем? Ты ж не дурак, полагаю.
Мужчина отер рукой потный лоб и скривился.
– Не дурак, – согласился он с неохотой, – но мне ни к чему лезть в подобное дело. Я человек маленький, скромный... И знаю, где нужно смолчать.
– Тебя потому так избили, за привычку молчать? – насмешливо кинул Томазо Джонсон.
Так называемый Роберт, вскинул вверх подбородок, что выглядело до боли гротескно при его униженно-раболепном поведении и словах.
– Вы просто не понимаете: они звери. Таким повод не нужен, чтобы... – губы его затряслись, и бедняга смял ворот рубахи скрюченными от нервного напряжения пальцами. – Отпустите меня! – взмолился он жалостливо. – Я рассказал всё, что знал...
– Уверен, что все? – поддел его Джонсон.
– Всё, клянусь Богом, сэр, всё.
Детектив его строго одернул:
– Не клянись понапрасну, ты, богоотступник. Знаешь ли ты: воровство – смертный грех? Покайся и...
Договорить он не успел: вор упал на колени и, сложив молитвенно руки, воздел их к нему.
– Умоляю, не убивайте меня! Я сказал правду... рассказал, все, что знал... Пощадите меня, умоляю! – Должно быть бедняга подумал, что Джонсон собрался его пристрелить.
Джек не мог на это больше смотреть: все в нем противилось истязанию человека, пусть даже страхом. Он подался к Томазо, чтобы велеть ему перестать тыкать в Беса оружием, а тот возьми и скажи:
– Сумка... Сумка той леди всё ещё у меня. Я отдам её вам!
– Отчего же ты, stupido, раньше молчал? – замахнулся рукой с пистолетом рассерженный итальянец. И вор съежился, чуть ли не распластавшись по мостовой...
Джек перехватил руку напарника, покачав головой.
– С такими bastardo иначе нельзя, porca miseria (черт побери)! – вскричал итальянец, как обычно, в момент наивысшего негодования сыпя ругательствами на итальянском. – Он все время обманывал нас, лживый... fetente. Посмотрите на него, он, уверен, до сих пор лжет, cazzone, сын шлюхи! Пристрелить его мало.
– Нет, господин, умоляю вас, господин, я отдам вам и сумку, и все, что хотите. Только не убивайте меня. Взываю к вашему милосердию, добрый сэр! – подался он к Джеку, ухватив его за штанину.
Джека пробрало холодком по загривку. Стало мерзко и гадко...
– Встань. Где ты живешь? Отдашь сумку – и останешься жив, – сказал он, стараясь освободиться от хватки Беса, но тот губами припал к одному из ботинок.
– Благодарю, сэр... Век помнить буду! И молиться о вас...
– Bugiardo (лжец)! – припечатал Томазо Джонсон в сердцах. – Un peccatore(богохульник)!
В этот момент со стороны «Крысолова» послышались голоса: кажется, Гарри кликнул ребят и прочесывал улицы, догадавшись, что дело нечисто.
– Нужно идти. – Джек подхватил вора под руку, поднимая с земли, но тот, будто ноги его не держали, опадал скисшим тестом, никак не желая утвердиться на них.
– Да вот же они! – вскричала фигура в конце переулка, и теперь уже Джонсон подхватил Джека под руку.
– Бросьте его и уходим! Быстро, – кинул он торопливо. И они побежали в противоположную сторону, подгоняемые погоней и криками за спиной.
– Мы упустили возможность оправдать мисс Харпер, – наконец произнес Джек. – Ее сумка и свидетельство этого вора могли бы направить полицию по другому пути. А теперь он заляжет на дно, и его уже не найти. Как бы сильно мы ни старались!
Мистер Джонсон отозвался вопросом:
– Хотели подраться с этими отщепенцами, сэр? Полагаете, нас отпустили бы с миром?
Джек понимал, что шансов у них было немного и разумней было именно отступить, но мысли грызли и грызли, не давая покоя.
– Просто не позволяйте своим неудачам лишать вас присутствия духа, – в конце концов напутствовал его Джонсон, выбираясь из кэба. – Это гиблое дело, мой друг. Не зацикливайтесь!
Фальконе встретил их, как никогда, радостным и веселым, казалось, не замечал ни мрачного лица Джека, ни сдержанного приветствия Джонсона – все в нем пело и ликовало. И причиной всему, ясное дело, – его недавняя гостья, успевшая к их возвращению укатить восвояси.
– Как все прошло? – осведомился Фальконе. – Вы узнали что-нибудь о карманнике с Барн-Крофт?
Джек молчал, не в силах заговорить об их, как ему виделось, неудаче, и детектив ответил вместо него.
– Мы нашли этого типа, сеньор. Поговорили с ним...
– И?
Томазо Джонсон в нескольких предложениях пересказал нанимателю все, что случилось с ними обоими за последние пару часов.
– Жаль, – сказал тот, – его показания многое бы для полиции объяснили, но... хотя бы мы знаем теперь, куда делся этот Милашка с лондонских улиц, и почему Ридли не сумел его отыскать. Кроме того, он рассказал, что его наняла женщина, а это тоже немаловажно...
– Женщина под вуалью, – напомнил ему собеседник. – Вряд ли служанка стала бы прятать лицо. Да и не носят служанки вуалей...
– Вы правы, Томазо, в этом деле все крутится вокруг женщин.
При последних словах Джек посмотрел на Фальконе – тот улыбался. Опять вспомнил Аделаиду Стаффорд? Возможно. И худое, породистое лицо с узким носом уже больше не виделось Джеку бесхитростным и простым: он как будто глядел на Фальконе другими глазами.
Все лгут...
От мысли этой сделалось совсем гадко и тяжело, и Джек уже собирался откланяться и уйти в свою комнату переодеться, но старый граф удержал его фразой:
– Этим вечером мы приглашены к Стаффордам, Джек. Первый прием для тебя! Значимое событие. Но ты не волнуйся, мой мальчик: там будет лишь небольшая компания самых близких друзей и знакомых миледи. Мы с ней отчасти дружны, – признался вдруг он, порозовев, – и я настоял, что для первого выхода в свет тебе достаточно скромного ужина.
– Вы рассказали ей обо мне?
– Конечно, мой мальчик: я не мог не рассказать ей о внуке.
– Но...
– О прочем ей вовсе не обязательно знать, – ответил старик на его негласный вопрос. – Не волнуйся об этом.
«Я больше волнуюсь о том, что не знаю, кому теперь верить. И в чем».
– Я постараюсь не подвести вас, сеньор.
– Уверен, что так и будет. – Старик похлопал его
