Джентльмен с Харви-стрит - Евгения Бергер
– Вот и славно. Потому что скажи вы нечто подобное, Джино, я бы сильно разочаровался в ваших умственных способностях! А теперь поспешим. Время не ждет! Оставим голубков ворковать в одиночестве.
И с такими словами он распахнул дверь и засеменил вниз по лестнице для слуг.
Эпизод пятнадцатый
Закоулки Ист-Энда, полной противоположности фешенебельному Вест-Энду, Джек знал, наверное, лучше, чем лицо своей матери. Он помнил каждый узкий проход, закуток, выбоину на дороге и все самые злачные места тоже... Он вырос на этих улицах среди таких же нищих трудяг, как он сам... Наравне с ними бился за жизнь, стараясь не утонуть в этой грязной клоаке. И выживали не все...
– Воистину адское место, – проворчал себе под нос маленький итальянец, отпрянув от потрепанной шлюхи, тянувшей к нему свои руки.
Джек мысленно усмехнулся: когда ты вырос в аду, на темной изнанке, её смрад уже не пугает тебя. Лишь вызывает острую жалость и страх снова стать её частью...
Джек с ясностью осознал, что перерос это место, и никогда сюда не вернется, чего бы ему это ни стоило. Никогда, ни за что!
– А теперь лучше разделимся, – сказал он. – К «Крысолову» я отправлюсь один, так будет вернее.
– Я затаюсь неподалеку. – Кивнул, соглашаясь, Томазо Джонсон. – Вы только там осторожней, сеньор, не хотелось бы поплатиться своей головой за дырку в вашем жилете.
Джек улыбнулся.
– Сеньор? В самом деле? Я полагал, мы с вами друзья.
– Друзья, – согласился мужчина. – Но, знаете ли, мой друг, – он сделал особый акцент на последних словах, – субординация – дело тонкое, им лучше не злоупотреблять.
Джек прощупал правый карман, убеждаясь, что нож ещё там. Каждый раз, касаясь его, он вспоминал Амоса Грира... И будто прошлую, не свою уже жизнь.
– Мне кажется, вы переоцениваете меня, мистер Джонсон, – произнес он, направляясь к приземистому строению с медной вывеской «Крысолов», видневшемуся между домами.
– Это как знать... – отозвался Томазо Джонсон с задумчивым видом. – Это как знать... – Потом осмотрелся и, юркнув в узкий проход, больше похожий на щель, притаился там, наблюдая за входом в таверну.
У дверей, оперевшись о деревянный косяк, лениво посасывал папиросу огромный детина с хмурым лицом. Он еще издали обсмотрел Джека взглядом, вроде бы безразличным, но цепким, колючим, до костей пробирающим – вряд ли бы кто-то случайно решился к такому приблизиться. Прошло много времени, но Джек был уверен, что это все тот же Крысолов Гарри, что и четыре года назад, когда он приходил сюда с Рыжим Джо и его бандой «призраков». Он держал это злачное место в своих крепких, с голову волкодава руках, и захаживающие в него темные личности: будь то карманники, воры или убийцы – все одинаково знали, что Гарри прикроет им спину. В «Крысолове» соблюдался свой особенный кодекс...
Вот и сейчас Джек будто бы невзначай потер кончик носа, мало ли, зачесался, и улыбнулся громиле.
– Рад, что ты в добром здравии, Гарри! – жизнерадостно сказал он.
Мышцы мужчины весьма ощутимо расслабились, он толкнул дверь, пропуская посетителя внутрь, и промычал что-то вроде «входи».
Джек вошел.
И в папиросном дыму и чаде керосиновых ламп сориентировался лишь по старой памяти, интуитивно – прошел вслепую до деревянной скамьи и упал на нее, хлопая с непривычки слезящимися глазами. Смердело в таверне отменно: то ли, действительно, дохлыми крысами, сваленным где-то в углу (в «Крысолове», как слышал Джек, проводились крысиные бои два раза в неделю), то ли той дикой смесью грязного тела и пота, горящего керосина и капустной похлебки, подаваемой Гарри своим посетителям, а в дополнение – кошачьей мочой. Несчастное. Перепуганное животное темной тенью металось между столами, нет-нет да вскрикивая истошно, когда кто-то из посетителей ненароком на него наступал...
Тех было немного, посетителей самого странного толка, но в помещении все равно стоял мерный гул...
– Что будешь заказывать? – выступил из папиросного дыма Крысолов Гарри, опускаясь на лавку напротив него.
И Джек понял, что речь идет не о кружке темного эля или капустной похлебке – он спрашивал о другом.
– Мне нужен Милашка, – признался он напрямую. – Знаешь такого?
– Допустим. – Кулаки собеседника сжались, бицепс размером со шпалу напрягся. – Ты кто такой будешь?
Джек выдержал паузу, как можно спокойней глядя громиле в глаза.
– Я знался с Милашкой три года назад, когда он «работал» в Вестминстере... Близко знался. Можно сказать, мы были друзьями...
– Друзьями? – пробасил Крысолов Гарри. – Занятно. – И махнул тощему пареньку, разносившему в заведении выпивку. Как тот заметил в чаду взмах хозяйской руки, так и осталось для Джека неясным, но уже через минуту две полные кружки пенного эля стояли перед ними, как по волшебству. – Что же ты, коли был ему такой другом, теперь ищешь приятеля здесь, в «Крысолове», как будто чужого? – осведомился громила, втянув в себя разом полпинты и даже не подавился.
Придуманная еще прежде история легко сорвалась с языка...
– Мне пришлось скрыться из города на какое-то время... Помнишь, кражи в Белгравии?
Громила прищурился.
– Ты о «призраках»?
– Не сомневался, что ты о них вспомнишь... – Джек тоже сделал глоток. – Ведь Рыжий Джо, насколько я помню (а помню я преотлично!), частенько сиживал в «Крысолове» вон там, у задней двери, и ты самолично подливал ему пиво.
Теперь собеседник вперился в него взглядом, еще более острым, чем скальпель доктора Максвелла для вскрытия трупов.
– Твое имя? – прохрипел он глухим, мрачным голосом.
– Вряд ли оно тебе многое скажет: Джек... Джек Огден. Я был тогда младшим из парней Рыжего Джо, и оказался единственным выжившим после бойни на Беркли-сквер...
– Так это был ты?
– Я.
– Черт, – верзила тряхнул головой, – жуткая вышла история. Так ты потому сдрыснул из города?
– Сам понимаешь, после такого...
– И где обосновался?
– В Ньюкасле. Там дело неплохо пошло, и мне не помешала бы помощь...
– Ты потому ищешь Милашку?
– А ты догадливый, Гарри.
Здоровяк влил в себя оставшиеся полпинты и задумчиво протянул:
– Уж как мамаша Рыжего Джо убивалась в день его похорон... Страшно было смотреть.
Джек тут же понял уловку и, усмехнувшись, щелкнул ногтем по кружке.
– Странно слышать, ведь бедная женщина, умерла еще родами. Джо любил говорить, что
