Жюль Мари - Выстрел (сборник)
Девушка, напротив, вела себя сдержанно, взвешивала слова, продумывала фразы, чтобы не приблизить пугавшую ее развязку — брак с Дампьером. Однако она чувствовала к молодому человеку более нежное чувство, чем сначала. К ее уважению теперь примешивалась безотчетная привязанность, наполнявшая ее душу.
Роль, которую она играла перед ним, была ей противна. Эта комедия любви казалась ей постыдной, и в глубине сердца она чувствовала потребность заслужить прощение Дампьера. Иногда он убеждал ее признаться ему в любви, с печальной кротостью упрекал в сдержанности, которая заставляла его страдать и немало удивляла. Сколько раз он говорил ей:
— Мадемуазель Сюзанна, не бойтесь опечалить меня, признавшись, что я не в силах понравиться вам. Конечно, я никогда не утешусь и всю жизнь буду сожалеть, что потерял вас, но я не могу жить в этой неизвестности. Вы часто говорите мне слова, наполняющие меня радостью, потому что в них я вижу близкую надежду, потом вдруг ваше смягчившееся лицо опять становится строгим, и вы приводите меня в отчаяние.
Когда Сюзанну вынуждали объясниться, она краснела, бледнела, плакала. А когда, взволнованный этими непонятными приступами грусти, Дампьер спрашивал причину, Сюзанна не отвечала или просила простить ее, ссылаясь на ребячество и на кокетство. Она тщательно скрывала смертельную борьбу, которая происходила в ее душе. Наконец даже отец, тревожась, что дочь из месяца в месяц откладывает ту минуту, когда она должна объявить о свадьбе, сказал ей однажды:
— Почему ты колеблешься?
Она молча отвернулась, и он заметил с некоторой строгостью:
— Я удивляюсь твоей нерешительности и не узнаю твоего обычного чистосердечия. Ты и так слишком долго медлила. Надо принять во внимание мнение света, люди наблюдают за нами и за твоим поведением.
— Я отвечу завтра, — сказала она.
— К чему это последнее промедление, дочь моя? Разве завтра ты будешь лучше разбираться в достоинствах Дампьера?
— Позвольте мне поговорить с братом.
— Франсуа постоянно занят своими наблюдениями за госпожой Гонсолен, ему совсем не до тебя в последнее время. Ты знаешь, что он не согласен со своим коллегой, доктором Маньяба, который уверяет, что Мадлен не помешана… Уверен, что, обратившись к брату за советом, ты найдешь его глухим или рассеянным.
Генерал оставил строгий тон и последние слова произнес с улыбкой. Сюзанна также улыбнулась ему в ответ, однако ее душа была наполнена беспредельным смятением:
— Вы клевещете на Франсуа. Я уже советовалась с ним.
— Одобряет ли он этот брак?
— Да, он благословил меня.
— Видишь, только ты одна не решаешься.
— Завтра, обещаю вам, завтра я отвечу.
— Хорошо, — сказал генерал, — но это крайний срок, не правда ли? Это важно для твоей собственной пользы, для твоей репутации, милое дитя, поверь мне.
Как только генерал ушел, Сюзанна постучалась в дверь кабинета брата. Франсуа был погружен в глубокую задумчивость, когда вошла его сестра. Он сидел опустив голову на руки. Стук двери, которую затворила Сюзанна, не долетел до его слуха. Молодая девушка вынуждена была дотронуться до его плеча и позвать:
— Брат, брат!
Франсуа резко обернулся. Узнав сестру, он взял ее руки, поцеловал их и проговорил:
— Ты пробудила меня от страшного кошмара. Чего ты хочешь, дорогая?
— Отец просит, чтобы завтра я сказала ему, согласна ли я стать женой Дампьера. Я не могу сопротивляться дольше, не навредив своей репутации. Я пришла к тебе. Ты знаешь, что я поступлю согласно твоему решению. Ты заставляешь меня действовать, ты диктуешь мои слова. Что я должна ответить отцу? Что я должна ответить Дампьеру?
— Ах! — прошептал Франсуа с отчаянием. — Приближается развязка. Нужна новая жертва. Простишь ли ты меня, милая Сюзанна?
— Я прощаю тебе стыд, который падет на меня, если о твоем преступлении станет известно, — это прощение я могу тебе дать, но я не могу забыть комедию, которую играю по твоему приказанию, к которой принудила меня твоя воля. Своей жизнью и своим счастьем я жертвую ради отца, а не ради тебя.
— Это твое право, — сказал Франсуа, повесив голову.
Наступило тягостное молчание.
— Итак, — продолжил он, — ты не любишь его?
Он не смел назвать Дампьера по имени. Он все еще находился под влиянием кошмара, и нервная дрожь пробегала по его телу с головы до ног. Сюзанна не решалась отвечать. Франсуа повторил:
— Ты не любишь его? Теперь ты его знаешь, ты его оценила, ты увидела, какую страсть он питает к тебе.
Сюзанна заплакала.
— Ты не любишь его, ты пыталась полюбить его, но тебе не удалось — вот чего ты никак не можешь мне сказать?
Девушка зарыдала и прошептала сквозь слезы:
— Боже мой, боже мой, как я страдаю и как я несчастна!
— Послушай, — произнес Франсуа, — если бы ты могла еще подождать, отложить на несколько дней свое решение, мы были бы спасены! Я избавлюсь от величайшей опасности, угрожающей мне, и верну тебе свободу.
— Как это?
— Через несколько дней или госпожа Гонсолен освободится от Маньяба и будет спокойно ждать приговора суда, или, если Маньяба не откажется от своего намерения подвергнуть Мадлен бесчеловечным пыткам, я устрою ее побег.
— Но если догадаются, если узнают, что ты действуешь с ней заодно?..
— Это значит лишь подвергнуться небольшой опасности ради того, чтобы избавиться от серьезных проблем. Госпожа Гонсолен не выдержит прижиганий раскаленным железом, которыми ей угрожает мой бессердечный коллега. Следовательно, я не могу дольше колебаться.
— Но Томас Луар?
— Он молчал до сих пор. Он знает меня. Мадлен призналась мне во всем. Луар знал, что она моя любовница. Он наверняка был свидетелем убийства, но не скажет…
— Почему?
— Он также любит госпожу Гонсолен. Он не может пожертвовать ею. Он знает, что если донесет на меня, то погубит и ее.
— А если его осудят?
— Не осудят, если Маньяба признает помешательство Мадлен. У суда недостаточно улик. С другой стороны, если госпожа Гонсолен бежит сейчас, ее поступок послужит оправданием Томаса Луара и не скомпрометирует меня.
— А если, несмотря на твои надежды, госпожа Гонсолен не убежит? Если невинного Томаса Луара осудят вместо тебя?
— Ты знаешь мое намерение. Я прячусь не из малодушия, а чтобы спасти Мадлен и избавить моего отца от ужасной старости. Но я не допущу, чтобы Томас Луар попал на галеры. Я сумею предупредить следователей и умереть так, чтобы мое преступление не получило огласки. Ты видишь, надо потерпеть несколько дней. Можешь ли ты еще немного отдалить минуту, когда тебе надо будет объявить свое окончательное решение?..
Сюзанна долго размышляла, а потом решительно сказала:
— Нет, больше я ждать не буду.
— Что ты намерена делать?
— Завтра я скажу отцу, что согласна стать женой Дампьера.
— Бедная сестра!
— Не жалей обо мне. Думай о себе, а главное — о нашем отце.
— До дня твоей свадьбы может произойти многое. И возможно, что твоя жертва окажется напрасной.
— Когда я решу, ничто не заставит меня изменить намерение.
— Я разрываю твое сердце, бедное дитя…
Девушка тихо прошептала:
— Кто знает? Может быть, я и не солгу.
— О чем ты говоришь?
— Я не знаю, что происходит со мной, но мне кажется, что я люблю судебного следователя. Волнение овладевает моим существом, когда он заговаривает со мной своим кротким голосом; краска выступает на моем лице, когда он убеждает меня отвечать ему.
— Но если так…
— Я угадываю твою мысль. Ты убеждаешь себя, что в таком случае мой брак уже не жертва.
Сюзанна остановилась на минуту, покачала головой, потом продолжила:
— Имею ли я моральное право готовить ему подобную ловушку? И какое будущее уготовано, если, несмотря на все твои усилия, предосторожности и помощь сообщницы, преступление откроется? Представляешь ли ты себе, какое подозрение я вызову у моего мужа? Разве он не догадается об этой постыдной интриге, нити которой опутали его с первого дня? Что он будет думать о моей любви и моих уверениях? Не будет ли он обвинять меня во лжи и вероломстве? Я буду еще несчастнее оттого, что люблю его, и меня не минует жестокое испытание.
Сюзанна в отчаянии выбежала из комнаты. Душевные тревоги терзали ее. На другой день она не выходила из своей комнаты. У нее началась лихорадка, и она осталась в постели. Брат не оставлял ее ни на секунду.
Сюзанна болела неделю. Потом молодость и силы одержали верх. Лихорадка уменьшилась, и девушка смогла встать. Ее отца очень обеспокоила эта странная болезнь без определенной причины. Дампьер же каждый день приходил справиться о ее здоровье. Когда ей стало лучше, она приняла его и, с кроткой улыбкой протянув ему обе руки, спросила:
