Жорж Сименон - Приятельница мадам Мегрэ

Теперь союзником Мегрэ был не только Лиотар, но и Фернанда, взглядом подбадривавшая Франса, чтобы он говорил.

— Задавайте вопросы. Посмотрим, как у меня получится отвечать.

Он протер толстые стекла своих очков и ждал, ссутулившись, немного наклонив голову вперед, словно она была слишком тяжелой.

— Когда вы узнали, что графиня Панетти убита?

— В ночь с субботы на воскресенье.

— Вы хотите сказать, в ту ночь, когда Мосс, Левин и третий человек, возможно, Кринкер, пришли к вам в дом?

— Да.

— Это вы надумали послать телеграмму Фернанде, чтобы удалить ее из дома?

— Я даже не был в курсе.

Это было похоже на правду. Альфред Мосс достаточно хорошо знал все домашние дела и образ жизни Стёвельсов.

— То есть когда в девять часов вечера к вам постучались, вы не знали, в чем дело?

— Да. Я, впрочем, не собирался пускать их в дом. Я спокойно читал у себя внизу.

— Что вам сказал брат?

— Что одному из его спутников необходим паспорт — и сегодня же, что он принес все необходимое и я должен немедленно приняться за работу.

— Он впервые привел к вам незнакомых людей?

— Он знал, что я никого не желаю видеть.

— Но вы догадывались, что у него есть соучастники?

— Он говорил, что работает с человеком по имени Шварц.

— С тем, который назвался Левином на улице Лепик? Довольно полный брюнет?

— Да. Работать так поздно в мастерской я не мог, это удивило бы соседей.

— Расскажите, пожалуйста, о третьем человеке.

— Я его не знаю.

— У него был иностранный акцент?

— Да. Он был венгр. Он очень нервничал, торопился уйти и требовал гарантий, что у него не будет неприятностей с фальшивым паспортом.

— Какой страны?

— Соединенных Штатов. Их подделывать труднее всего, там должны быть специальные знаки, о которых договорились между собой консулы и иммиграционные службы.

— И вы принялись за работу?

— Я не успел.

— Что же произошло?

— Шварц обошел весь дом, будто хотел убедиться, что никто не спугнет нас. И вдруг, когда я стоял спиной к нему — как раз склонился над чемоданом, лежавшим в кресле, — услышал выстрел и, обернувшись, увидел, что венгр упал.

— Стрелял Шварц?

— Да.

— Как вам показалось, ваш брат удивился?

На какие-то секунды он задумался.

— Да.

— Что произошло потом?

— Шварц заявил, что это было единственно возможное решение, и ничего другого он сделать не мог. По его мнению, Кринкер был на грани нервного срыва и неизбежно попался бы. Попавшись, он бы не молчал. «Я ошибался, считая его мужчиной», — добавил он. Потом спросил, где у меня печь.

— Он знал, что она у вас есть?

— Я полагаю, да.

От Мосса, — это было очевидно, как было очевидно и то, что Стёвельс сейчас выгораживал брата.

— Он приказал Альфреду растопить ее, а меня попросил принести острые переплетные ножи. «Все мы попали в один переплет, дети мои, — сказал он. — Если бы я не убил этого идиота, не прошло бы и недели, как мы были бы арестованы. Никто его с нами не видел. Никто не знает, что он здесь. Семьи, которая стала бы искать, у него нет. Пусть он исчезнет, а мы будем жить спокойно».

Это был неподходящий момент для того, чтобы расспрашивать переплетчика, помогал ли кто-нибудь расчленять труп.

— Он сказал вам о смерти графини?

— Да.

— Вы тогда и узнали об этом?

— Я не видел никого с тех самых пор, как они уехали на автомобиле.

Он говорил все менее уверенно, а Фернанда смотрела то на мужа, то на Мегрэ.

— Говори, Франс. Они ведь втянули тебя в эту историю, а сами скрылись. Какой смысл тебе молчать?

Лиотар добавил:

— Как ваш защитник, я могу подтвердить, что рассказать обо всем — не только ваш долг, но в ваших интересах. Я думаю, что правосудие оценит вашу чистосердечность.

Франс посмотрел на него своими большими мутными глазами и пожал плечами.

— Они провели у меня часть ночи, — наконец произнес он. — Это было очень долго.

Фернанду начало тошнить, она поднесла платок ко рту.

— У Шварца или Левина, не важно, как там его зовут, в кармане плаща была бутылка спиртного, и мой брат много выпил. В какой-то момент Шварц злобно сказал ему: «Это ты второй раз мне такое устраиваешь!» Тогда-то Альфред и рассказал мне о старухе графине.

— Минутку, — прервал его Мегрэ. — Что вам, собственно, известно о Шварце?

— Это человек, на которого работал мой брат. Он много раз о нем говорил. Считал его очень сильным, но опасным человеком. У него есть ребенок от очень красивой женщины, итальянки, с которой он в основном и живет.

— Глория?

— Да. Шварц по преимуществу работал в больших отелях. Подцепил эту богатую женщину, очень эксцентричную, надеялся неплохо заработать, устроил к ней Глорию.

— А Кринкер?

— Я, собственно, видел его только мертвым. Выстрел раздался через несколько минут после того, как он переступил мой порог. Я многое понял только потом, по размышлении.

— Что, например?

— Что Шварц тщательнейшим образом продумал все заранее. Он хотел, чтобы Кринкер исчез, и нашел способ отделаться от него, ничем не рискуя. Он знал, что произойдет, когда шел ко мне. Это он отправил Глорию в Конкарно, чтобы дать телеграмму Фернанде.

— А что старуха?

— Я в этой истории не замешан. Знаю только, что после развода Кринкер, который жил на Лазурном берегу, пытался наладить с ней отношения. Не так давно ему это удалось, и она временами подкидывала ему небольшие суммы. Они мгновенно таяли, потому что он любил жить на широкую ногу. А ему нужны были деньги, чтобы перебраться в Соединенные Штаты.

— Он все еще любил свою жену?

— Не знаю. Он познакомился со Шварцем, а скорее Шварц, которого проинформировала Глория, решил познакомиться с Кринкером в баре, и они более или менее сдружились.

— Это они вам рассказали после смерти Кринкера, когда горела печь?

— Мы ведь долго ждали, пока…

— Понятно.

— Мне не говорили, чья это была идея: Кринкера или Шварца. Старуха имела обыкновение путешествовать с чемоданчиком, в котором были ее драгоценности — целое состояние. В это время года она всегда отправлялась на Лазурный берег. Речь шла о том, чтобы уговорить ее на этот раз ехать в машине Кринкера. По дороге в определенном месте на машину должны были напасть и захватить чемоданчик. В представлении Кринкера все должно было произойти бескровно. Он был убежден, что ничем не рискует, потому что будет сидеть в машине вместе со своей бывшей тещей. Не знаю, по какой причине, но Шварц выстрелил, и я думаю, что сделал он это нарочно, чтобы держать на коротком поводке двух других.

— В том числе и вашего брата?

— Да. Нападение было совершено на дороге у Фонтенбло, после чего они отправились в Ланьи, чтобы избавиться от машины. Шварц когда-то жил там и хорошо знал округу. Что еще вас интересует?

— Где драгоценности?

— Они нашли чемоданчик, но драгоценностей в нем не было. Графиня, без сомнения, до конца им все-таки не доверяла. Глория, которая ехала с ней, тоже ничего не знала. Может, она оставила их в каком-нибудь банке?

— Тогда-то Кринкер и взбесился?

— Он хотел перейти границу немедленно, со своими собственными документами, но Шварц сказал, что он непременно попадется. Кринкер перестал спать, много пил. В общем, впал в панику, и Шварц решил, что единственная возможность быть более или менее спокойным, — это избавиться от него навсегда. Он привел его ко мне, пообещав достать ему фальшивый паспорт.

— А как получилось, что костюм вашего брата…

— Понятно. Альфред споткнулся, и именно на том месте, где…

— И вы дали ему свой синий костюм, а тот оставили и на следующий день чистили?

У Фернанды, должно быть, стояли перед глазами кровавые картины. Она смотрела на мужа, словно впервые видела его, и явно пыталась представить себе дни и ночи, которые он провел один — в подвале и в мастерской.

Мегрэ увидел, что ее передернуло, но она тут же протянула дрожащую руку и положила ее на большую лапищу переплетчика.

— Может быть, в Центральной тюрьме есть переплетная мастерская, — прошептала она, пытаясь улыбнуться.

Левин, который не был ни Левином, ни Шварцом, а Саркистяном и которого разыскивала полиция трех стран, был арестован через месяц в маленькой деревушке в окрестностях Орлеана, где он безмятежно ловил рыбку.

Через два дня в доме неподалеку от Орлеана нашли Глорию Лотти, и она категорически отказалась назвать крестьян, которым доверила своего сына.

Что касается Альфреда Мосса, его приметы четыре года оставались во всех полицейских бюллетенях.

Однажды ночью в маленьком цирке, переезжавшем из деревни в деревню по дорогам Северной Франции, повесился жалкий клоун, и, изучив документы, найденные в его чемодане, полиция установила его личность.