Джон Карр - Окно Иуды
– Да, сознаю.
– Полагаю, этот опыт не может быть вам приятен?
– Нет. – Взгляд девушки стал напряженным.
– Тогда почему вы не упоминали об этом раньше и не принесли заключенному ту пользу, которую могли, не доводя дело до показаний в суде?
– Я…
– Не потому ли, что вы считали подсудимого виновным, а эти фотографии – не имеющими отношения к его преступлению?
Г. М. с усилием поднялся:
– Оценивая предупредительность моего ученого друга, мы все же хотели бы знать, какую цель преследуют эти вопросы. Принято ли Короной, что, как мы предполагали все время, произошла путаница между Кэплоном Ансуэллом и капитаном Ансуэллом, и что покойный усыпил одного, пытаясь заставить замолчать другого?
Сэр Уолтер улыбнулся:
– Едва ли. Мы принимаем фотографию как факт и принимаем предположение, что ее сделал капитан Ансуэлл, но отрицаем, что эти два пункта имеют отношение к рассматриваемому делу – виновности или невиновности подсудимого.
Эвелин резко ткнула меня локтем:
– Неужели они станут оспаривать очевидное? Для меня это ясно как день.
Я ответил, что она предубеждена.
– Сторм вполне искренен: он считает, что Ансуэлл – убийца, изворачивающийся перед изобличающими его фактами. Он будет доказывать, что девушка лжет, пытаясь его выгородить, что хотя между Реджиналдом и Мэри Хьюм существовала связь, но никаких попыток шантажа со стороны Реджиналда не было и что все это – лишь последние усилия защиты.
– По-моему, звучит глупо. Ты этому веришь?
– Нет, но посмотри на двух женщин в жюри.
– Возможно, я выразился не вполне ясно, – продолжал сэр Уолтер. – Позвольте мне попробовать снова. Все, что вы сообщили нам сегодня, вы могли сообщить в любое время после ареста обвиняемого?
– Да.
– Не было бы это так же полезно для него тогда, как, по мнению моего ученого друга, полезно теперь?
– Я… я не знаю.
– Тем не менее вы об этом не упоминали?
– Нет.
– Вы предпочли выставить себя на всеобщее обозрение (прошу прощения за терминологию, мисс Хьюм, но боюсь, что это необходимо), чем объяснить все раньше?
– Это уже слишком, сэр Уолтер, – резко вмешался судья. – Должен напомнить вам, что это не суд нравов. В прошлом мы так часто страдали из-за тех, кто пытался действовать, руководствуясь обратным впечатлением, что я вынужден упомянуть об этом сейчас.
Обвинитель поклонился:
– Как вам будет угодно, милорд. Лично мне казалось, что я придерживаюсь правил перекрестного допроса… Вы говорили нам, мисс Хьюм, что вечером в пятницу 3 января капитан Ансуэлл поехал из Фроненда в Лондон с целью повидать на следующий день вашего отца?
– Да.
– Чтобы вытянуть из него деньги?
– Да.
– Тогда почему же он не встретился с вашим отцом?
Девушка открыла рот и застыла. До сих пор, несмотря на хрупкую внешность, она держалась достаточно уверенно.
– Позвольте задать вопрос яснее. Несколько свидетелей заявили – фактически были вынуждены это сделать под давлением моего ученого друга, – что всю субботу ваш отец не принимал никаких посетителей, не получал сообщений и не отвечал на телефонные звонки, кроме тех, о которых было упомянуто. Капитан Ансуэлл не приближался к нему и не пытался с ним связаться. Как это сочетается с вашим заявлением, что капитан Ансуэлл поспешил в Лондон с указанной вами целью?
– Не знаю.
– Я утверждаю, мисс Хьюм, что в субботу 4 января капитан Ансуэлл вообще не был в Лондоне.
– Но этого не может быть!
– Согласитесь ли вы с моим заявлением, мисс Хьюм, основанном на рапортах полицейских, которые отслеживали передвижения каждого, связанного с этим делом, что в пятницу капитан Ансуэлл поехал в Рочестер навестить друзей и не появлялся в Лондоне почти до полуночи в субботу?
– Нет!
– Согласитесь ли вы с моим утверждением, что он говорил нескольким людям в Фроненде о своем намерении поехать в Рочестер, а не в Лондон?
Ответа не последовало.
– По крайней мере, вы согласитесь, что если он был в Рочестере, то не мог быть в Лондоне?
– Возможно, он солгал мне.
– Вполне возможно. Давайте рассмотрим другой аспект. Вы говорите, что эти фотографии сделаны год назад?
– Примерно – может быть, немного больше года.
– Через сколько времени после этого вы прекратили вашу связь с капитаном Ансуэллом?
– Спустя примерно месяц.
– И в течение всего последующего времени он не пытался вытягивать из вас деньги?
– Нет.
– Или вообще использовать фотографии с целью угрозы?
– Нет. Но разве вы не видели его лицо, когда он выбегал из зала?
– Это не тот вопрос, который может привлечь наше внимание, мисс Хьюм. Но я могу сделать предположение о причинах, в корне отличных от шантажа, по которым эта тема могла его смутить. А вы?
– Не отвечайте, – распорядился судья, отложив ручку. – Обвинитель только что информировал вас, что эта тема не является существенной.
– Значит, вы заявляете, что все это время со стороны капитана Ансуэлла не было никаких попыток шантажа?
– Да.
– Вам известно, что вы находитесь под присягой?
– Конечно.
– Я полагаю, что весь рассказ о шатажирующих действиях капитана Ансуэлла и желании вашего отца «заставить его замолчать» – от начала до конца неуклюжая фабрикация.
– Нет, нет, нет!
Посмотрев на нее, сэр Уолтер покачал головой, пожал плечами и сел.
Если кто-нибудь из присутствующих ожидал от Г. М. возобновления прямого допроса, то он был разочарован. Г. М. поднялся с почти усталым видом.
– С целью прояснить это дело раз и навсегда, – четко произнес он, – я вызываю доктора Питера Куигли.
Я был уверен, что прозвучит имя, слышанное мною ранее, но ошибся. Мужчина, занявший свидетельское место, был мне незнаком. Это был флегматичный шотландец, чей голос, однако, резко акцентировал каждый слог. Хотя ему не могло быть больше тридцати с небольшим, он производил впечатление человека гораздо более зрелых лет.
– Ваше полное имя? – начал Г. М. в своей обычной небрежной манере.
– Питер Макдоналд Куигли.
– Вы окончили медицинский факультет университета Глазго и имеете степень в криминалистике от Зальцбургского университета?
– Да.
– Хмф. Кем вы работали в течение месяца с 10 декабря прошлого года по 10 января этого года?
– Ассистентом доктора Трегэннона в его частной лечебнице в Диттоне-на-Темзе, графство Суррей.
– Каким образом вы заняли это место?
– Я должен объяснить, что являюсь агентом Международного медицинского совета, британское отделение которого расследует слухи или обвинения, которые невозможно доказать обычным способом, кроме как прибегнув к помощи специалистов по душевным заболеваниям.
– То, что вы собираетесь сообщить нам, содержится в вашем отчете Британскому медицинскому совету и одобрено им?
– Да.
– Вы были знакомы с покойным Эйвори Хьюмом?
– Был.
– Можете сказать нам, пытался ли капитан Ансуэлл вытянуть у покойного деньги посредством шантажа?
– Насколько я знаю, да.
– Теперь расскажите нам все, что вам известно об этом деле.
– В пятницу 3 января…
Первые слова доктора Куигли утонули в шуме зала и шепоте Эвелин. Надежность этого свидетеля не могла вызвать сомнений. С кажущейся беспечностью Г. М. разбивал дело Короны на мелкие кусочки. Он позволял обвинению вести перекрестный допрос сколько угодно и не стал возобновлять прямой допрос. Мне снова пришли в голову строки песни, которые цитировал Г. М. и которые больше походили на формулу, чем на припев: «От находки – к проверке, от проверки – к взгляду, от взгляда – к убийству утром».
– В пятницу 3 января…
Глава 13
ШТЕМПЕЛЬНАЯ ПОДУШЕЧКА – ЭТО КЛЮЧ
Поскольку сенсационные показания задержали утреннее заседание, было уже два часа дня, когда Г. М., Эвелин и я снова сидели за ленчем в верхней комнате таверны «Голова Мильтона» на Вуд-стрит. Г. М. с торчащей во рту сигарой, при свете огня в камине похожий на огромного китайского идола, отодвинул свою тарелку.
– Ну, тупоголовые вы мои, теперь вы понимаете, что произошло. Не так ли?
– Большей частью – да. Но многие связующие звенья отсутствуют. И каким образом вы вышли на Куигли?
– Сидя и думая. Вы знаете, почему я вообще взялся за это дело?
– Потому что, – вполне искренне ответила Эвелин, – девушка пришла к вам в слезах, а вам нравится видеть молодежь довольной жизнью.
– Я этого ожидал, – с достоинством произнес Г. М. – Черт побери, вот благодарность, которую я получаю от всех; вот ваше мнение о молчаливом сильном человеке, который… Ладно, теперь слушайте меня. Мне нравится исправлять извращенность. В прошлом вы неоднократно слышали, как я говорил об извращенности мира в целом, и, полагаю, думали, что это всего лишь мой способ выпустить пар. Но я говорил вполне серьезно. Вспомните, как часто вы опаздывали на поезд, когда вам предстояла важная встреча, или забывали дома бумажник, ведя девушку в ресторан. Но вам когда-нибудь приходило в голову, что это относится и к куда более серьезным вещам? Вспомните вашу жизнь и подумайте, много ли важных событий, происшедших с вами, были следствием чьих-то усилий причинить зло, сделать добро или вообще чьих-то усилий, а не просто треклятой извращенности абсолютно всего на свете?
