Жорж Сименон - В случае беды
– Я еще девчонкой мечтала жить в таком месте, где все будут ходить голые, тратить время только на ласки и ублажать друг друга, как обоим хочется.
Она улыбнулась своим воспоминаниям.
– Я называла это играть в земной рай, и мне было одиннадцать, когда мать застала меня за этой игрой с одним мальчуганом, которого звали Жак.
Нет, я сделал пометку «Жанина» не в связи с этой фразой и, по-моему, не в связи с другим размышлением Иветты, с серьезным видом разглядывавшей меня и Жанину, когда мы совокуплялись.
– Умора! – неожиданно бросила она со смешком, от которого мы замерли.
– Ты о чем?
– Разве ты не слышал, что она сейчас сказала?
– Что я делаю ей чуточку больно.
– Не совсем так. Она сказала: «Мсье, вы делаете мне чуточку больно». Смехота! Это все равно, как если бы она говорила с тобой в третьем лице, спрашивая позволения...
Конец фразы получился грубым, образ – комичным. Иветта любит употреблять в подобных обстоятельствах точные и вульгарные выражения.
Ах да, вспомнил! Эта пометка сделана по поводу одного моего наблюдения, к которому я собирался вернуться, хоть оно и не особенно важно. Жанина, кажется, взяла Иветту под защиту – не против меня, но против всего остального мира. Она, по-видимому, поняла, что нас связывает, а это, на мой взгляд, уже кое-что из ряда вон выходящее, и всячески старается создать вокруг нас нечто вроде зоны безопасности.
Не удается мне объяснить свою мысль достаточно внятно! После эпизода, о котором я упомянул выше, было бы смешно говорить о материнском чувстве, и всетаки я думаю именно о нем. Для Жанины заботиться о счастье Иветты стало как бы игрой, но отчасти и смыслом существования. Она благодарна мне за то, что я стал делать то же самое раньше нее, и одобряет все мои усилия в этом направлении.
Дело выглядит так, как будто она взяла под свое крыло и меня, хотя, если я поведу себя иначе и у нас с Иветтой случится, к примеру, размолвка или ссора, я найду в лице Жанины врага.
Ни в нравственном, ни в физическом смысле она не лесбиянка. В отличие от Иветты у нее не было сексуального опыта с женщинами до того, как она попала на Орлеанскую набережную.
Не важно. Я не помню, почему, возвращаясь, думал об этом. Точнее, я не подозревал, что это окажется связано с последующим событием.
Только теперь я уразумел, по какой причине ей пришло в голову посоветовать мне в это воскресенье:
– Не слишком утомляйте ее сегодня.
Вторник, 13 декабря.
«Кайар».
Изматывающая судебная речь! Я три часа продержал присяжных в подвешенном состоянии и добился осуждения на десять лет тюрьмы, тогда как, не вырви я у суда признания смягчающих обстоятельств, было бы чудом, если бы мой клиент отделался всего лишь пожизненными каторжными работами.
Вместо благодарности он мрачно взглянул на меня, пробурчав:
– Стоило ради этого шум поднимать!
Уповая на мою репутацию, он рассчитывал на полное оправдание. Зовут его Кайар, и я сожалею, что его навеки не изъяли из обращения – он того заслуживает.
В девять вечера я застал Иветту уже спящей.
– Лучше дайте ей поспать, – посоветовала мне Жанина.
Не знаю, какая муха меня укусила. Вернее, знаю. После громадного расхода нервной энергии, после мучительного ожидания вердикта я почти всегда испытываю потребность в грубой разрядке и в течение долгих лет тут же бросался в дом свиданий на улице Дюфо. Такое происходит не с одним мной.
Через приоткрытую дверь я увидел спящую Иветту. Заколебался, вопросительно взглянув на Жанину, которая слегка покраснела.
– Прямо здесь? – прошептала она, отвечая на мой молчаливый вопрос.
Я кивнул. Мне нужна была всего лишь краткая встряска. Чуть позже я услышал голос Иветты:
– Хорошо позабавились? Откройте-ка двери, чтобы и мне было видно.
Она не ревновала. Когда я подошел и обнял ее, она осведомилась:
– Жанина как следует поработала?
И, повернувшись набок, снова заснула. Среда, 14 декабря.
Наконец все выяснилось. Провожая меня до лестницы, Жанина заговорила. В одиннадцать утра Иветта, слегка бледная, еще лежала в постели, и я заметил, что ее завтрак стоит нетронутым на подносе.
– Не беспокойся. Это пустяки. Билеты на поезд уже купил?
– Лежат в кармане со вчерашнего дня.
– Смотри не потеряй. Знаешь, я ведь впервые в жизни поеду в спальном вагоне.
Она показалась мне озабоченной, слегка поблекшей, словно я видел ее через вуаль, и в прихожей поинтересовался у Жанины:
– Это не из-за вчерашнего?
– Нет... Тсс!
Жанина вышла со мной на площадку.
– Лучше я вам сразу скажу, чем она встревожена. Ей кажется, что она забеременела, и она не знает, как вы к этому отнесетесь.
Я замер, вцепившись рукой в перила и широко раскрыв глаза. Я не разобрался в причинах своего волнения и сейчас еще не в состоянии этого сделать; знаю только, что это было одним из самых неожиданных и глубоких потрясений за всю мою жизнь.
Потребовалась добрая минута, чтобы я пришел в себя и, отпихнув Жанину, взлетел на полмарша вверх. Я ворвался в спальню с криком:
– Иветта!
Не знаю, какой у меня был голос и что за выражение на лице. Она села на постели.
– Это правда?
– Что?
– То, что мне сообщила Жанина.
– Она тебе сказала?
Не могу взять в толк, почему Иветта с первого же взгляда не поняла, что взволнован я от счастья.
– Ты рассердился?
– Да нет же, малыш! Напротив! А я-то вчера вечером...
– Вот именно!
Значит, все объяснялось той же причиной, по которой Жанина в воскресенье вечером посоветовала мне не слишком утомлять Иветту!
У нас с Вивианой вопрос о детях никогда не вставал. Ей ни разу не случалось затрагивать эту тему, из чего, равно как из вечно принимаемых ею предосторожностей, я заключил, что она не желает детей. К тому же я никогда не видел, чтобы на улице, на пляже или у знакомых она удостоила ребенка взглядом. Дети для нее чужой, вульгарный, почти неприличный мир.
Мне памятен тон, каким она отозвалась на известие о том, что жена одного из моих коллег четвертый раз в положении:
– Иные женщины рождены быть крольчихами. Некоторым это даже нравится.
Похоже, материнство внушает ей отвращение; может быть, она рассматривает его как нечто унизительное?
А вот Иветта, оробев и стыдясь, оставалась в постели совсем по другой причине.
– Знаешь, если ты хочешь, чтобы я его не оставляла...
– У тебя это уже бывало до меня?
– Пять раз. Я не решалась тебе сказать. Все думала, как мне быть. Я и без того так осложнила тебе жизнь...
Глаза у меня заволокло, но я не обнял Иветту – побоялся выглядеть слишком театрально. Я ограничился тем, что пожал ей руку и впервые за весь вечер поцеловал ее. У Жанины хватило такта оставить нас одних.
– Ты уверена?
– Полной уверенности так скоро не бывает, но это тянется уже дней десять.
Она заметила, что я бледнею, и, сообразив почему, поспешила добавить:
– Я считала дни. Если я действительно беременна, то Лишь от тебя.
У меня перехватило дыхание.
– Вот будет забавно, правда? Знаешь, это ведь не помешает нам съездить в Швейцарию. А не встаю я потому, что Жанина не дает. Она уверяет, что, если я хочу сохранить ребенка, мне нужно несколько дней отдохнуть.
Чудо, а не девчонка! Обе – чудо!
– Ты вправду доволен?
Еще бы! Я еще не поразмыслил о случившемся. Иветта права, говоря, что оно чревато осложнениями. Тем не менее я так доволен, взволнован, тронут, как, насколько помню, еще никогда не был.
– Если ничего не изменится, дня через два-три покажусь врачу – пусть сделает тестирование.
– Почему не сегодня же?
– Ты этого хочешь? Тебе что, не терпится?
– Да.
– Ну, тогда я пошлю анализы в лабораторию завтра утром. Жанина отнесет. Позови ее.
Жанине она объявила:
– Ты знаешь, он хочет, чтобы я оставила ребенка.
– Знаю.
– Что он сказал, когда ты с ним говорила?
– Ничего. Сперва оцепенел, и я уже испугалась, что он грохнется с лестницы, а потом он ринулся сюда, чуть не свалив меня по дороге.
Жанина еще потешается надо мной!
– Он настаивает, чтобы ты завтра же утром отнесла анализы в лабораторию.
– Значит, мне надо пойти и купить стерилизованную бутылку.
Меня ждут в моем кабинете. Звонит Борденав, запрашивая инструкции. Трубку берет Жанина.
– Что ей сказать?
– Что буду через несколько минут.
Уйду-ка я лучше: здесь мне сейчас делать нечего.
Четверг, 15 декабря.
«Анализы отправлены. Обед в посольстве».
Имеется в виду мой южноамериканский посол, устроивший обед для узкого круга, но исключительно изысканный – праздновали наш успех. Благодаря Мориа оружие беспрепятственно плывет в какой-то там порт, где его лихорадочно ждут: переворот намечен на январь.
Помимо гонорара я получил золотой портсигар.
Пятница, 16 декабря.
«Ожидание. Вивиана».
Результаты тестирования будут только завтра. Вивиана тоже проявляет нетерпение.