Эрл Гарднер - Дело о хитроумной ловушке
– Я требую, чтобы описание было принято критически, как и показания свидетеля, – сказал Мейсон.
– Конечно, – ответил судья Девитт. – Свидетель может описать положение руки, но не может делать заключение, почему рука оказалась в таком положении.
– Продемонстрируйте суду положение руки, – победно улыбаясь, попросил Бергер, зная, что это приведет к ослаблению влияния судьи на присяжных.
Сержант Голкомб поднял руку.
– Когда вы прибыли в отель? – спросил Бергер.
– Приблизительно без десяти восемь.
– И сразу направились в номер?
– Да, сэр.
– В котором часу вы увидели тело?
– Я бы сказал, около восьми часов. Мои заметки говорят о том, что я начал обыск номера в восемь часов четыре минуты.
– Допрос, – внезапно сказал Гамильтон Бергер.
– Правая рука была поднята над лицом в том положении, в каком вы показывали? – спросил Мейсон.
– Да.
– Левая рука свешивалась?
– Да.
– Вы дотрагивались до тела?
– Я пощупал запястье, чтобы убедиться в отсутствии пульса.
– Запястье какой руки – правой или левой?
– Правой.
– Вы не обнаружили пульс?
– Нет.
– Рука была в том положении, которое вы показали?
– Да.
– Она не касалась лица?
– Нет, сэр, нет.
– Оставалось место между тыльной стороной руки и лицом?
– Да.
– Значит, рука была поднята, когда женщина умерла.
– Естественно, – проскрипел сержант Голкомб. – Она была в состоянии, известном как «трупное окоченение».
– Вы знаете, что такое трупное окоченение?
– Конечно.
– Что это?
– Оно наступает после того, как человек убит и тело окаменело.
– Правая рука была поднята, и наступило трупное окоченение? Верно?
– Да.
– А как же левая рука?
– Она свешивалась с кровати.
– Вы дотрагивались до левой руки?
– Да.
– Вы сказали, она свешивалась с кровати?
– Да.
– Вы имеете в виду, что она не была окоченевшей?
– Она свешивалась. Она висела… от плеча.
– Вы двигали левую руку?
– Чуть-чуть.
– Вы могли ее двигать?
– Конечно.
– Она медленно двигалась?
– Она качалась от плеча. Я не пытался согнуть ее в локте.
– Но рука качалась у основания плеча, верно?
– Да.
– Спасибо, – сказал Мейсон. – Это все. У меня больше нет вопросов.
– Следующим свидетелем будет Гиффорд Фаррелл, – сказал Гамильтон Бергер.
Фаррелл выглядел очень важным и печальным, когда тихо прошел к свидетельскому месту.
Одна из женщин-присяжных подалась вперед, вглядываясь в его тонкое, загорелое лицо. Мужчины были более осторожны в своих оценках, но было ясно, что его манеры держаться вызвали интерес.
Гамильтон Бергер поручил допросить Фаррелла своему помощнику, Марвину Эллиотту.
– Вы были когда-нибудь знакомы с миссис Нортон Калверт?
– Да, был.
– Ее имя было Роза?
– Верно.
– Она была замужем?
– Да, но жила отдельно от мужа.
– Вы знаете, где сейчас миссис Калверт?
– Она умерла.
– Вы видели ее труп?
– Да.
– Где?
– В морге.
– Когда?
– Семнадцатого октября этого года.
– Вы знаете что-нибудь о том, что делала миссис Калверт перед своей смертью?
– Она работала на меня.
– Что она делала?
– Я нанял ее на время борьбы за «Техас Глоубал». Я сделал объявление в газетах, и миссис Калверт, выполняя обязанности моего личного секретаря, записывала тех, кто начал поддерживать меня.
Эллиотт повернулся к Перри Мейсону:
– Я покажу вам список, содержащий имена акционеров, номера их акций, а также ваши инициалы и инициалы обвиняемого на каждой странице. Вы, разумеется, укажете, что этот список принесли в офис окружного прокурора утром семнадцатого октября.
– Укажу. Более того, я укажу на то, что эту бумагу обвиняемый нашел под передним сиденьем своего автомобиля поздно вечером шестнадцатого октября. Далее я заявлю, что мы принесли этот список окружному прокурору утром семнадцатого октября, что это, наверное, имеет отношение к делу и что обвиняемый понятия не имеет, как и когда список подкинули под сиденье его машины.
– Очень хорошо, – сказал Эллиотт. – Мы подтверждаем тот факт, что обвиняемый сделал такое заявление. Мы надеемся его опровергнуть. – Эллиотт повернулся к Фарреллу: – Мистер Фаррелл, я хотел бы спросить вас, знаете ли вы, что это за список?
– Да, сэр.
– Что он собой представляет?
– Этот список помечен четырнадцатым октября, там перечислены акционеры, которые к этому времени стали нас поддерживать.
– Кто владелец списка?
– Роза Калверт.
– Мы хотели бы, чтобы этот список был приобщен к делу, ваша честь, – сказал Эллиотт.
– Одну минуту, – вмешался Мейсон. – Мне бы хотелось задать несколько вопросов, касающихся этого списка, прежде чем его приобщат к делу.
– Хорошо, – сказал судья Девитт.
– Мои инициалы и инициалы моего клиента в списке есть. Есть ли на нем какие-либо ваши личные знаки?
– Нет, сэр, никаких.
– Тогда откуда вы знаете, что это тот самый список, что был у Розы Калверт?
Улыбка Фаррелла свидетельствовала, что он предвидел этот вопрос.
– Это подложный список, – сказал он. – Он был специально подготовлен и дан Розе Калверт на тот случай, если кто-нибудь попытается отнять у нее настоящий.
– Значит, этот список не отражал настоящего положения дел?
– Нет.
– Кто готовил этот список?
– Его напечатали под мою диктовку.
– И вы отдали его Розе Калверт?
– Да.
Мейсон повернулся к судье Девитту:
– Думаю, заявление о том, что этот список специально дали Розе Калверт, чтобы она отдала его в случае, если кто-то попытается отобрать у нее настоящий, является абсолютно неправдоподобным, не относящимся к делу, несущественным и не имеющим никакого отношения к обвиняемому. Но так как мы все озабочены тем, чтобы узнать правду, то не будем требовать, чтобы этот документ не приобщали к делу.
– Прекрасно, – сказал судья Девитт. – Он будет приобщен к делу, и клерк проставит на нем определенный номер.
– А теперь, – сказал Марвин Эллиотт, – я спрашиваю вас, мистер Фаррелл: если вы дали Розе Калверт конкретные инструкции на шестнадцатое октября, что она делала в отеле «Рэдферн»?
– Минуточку, – сказал Мейсон, – я протестую на том основании, что это незаконно, не относится к делу и несущественно, а также никак не связано с обвинениями. Если не доказано, что обвиняемый знал о разговоре либо присутствовал при нем, то это к делу не относится.
– Это часть res gestae,[2] – сказал Эллиотт.
Судья Девитт покачал головой:
– Протест принят.
– Больше вопросов нет, – сказал Эллиотт.
– Это все, – произнес Мейсон. – У меня больше нет вопросов.
– Я вызываю Роберта Макон Кинга, – сказал Эллиотт.
Роберт Кинг быстро подошел к свидетельскому месту и принес присягу.
– Чем вы занимаетесь? – спросил Эллиотт.
– Я работаю клерком в отеле «Рэдферн».
– У вас была возможность увидеть труп в отеле вечером шестнадцатого октября?
– Да, я видел его.
– Кто показал вам тело?
– Сержант Голкомб.
– Где оно находилось?
– В номере 729.
– Вы смогли опознать тело?
– По имени – нет, но как гостя отеля – да.
– Вы видели эту девушку, когда она была жива?
– Да.
– Когда и где?
– Она вошла в отель и сказала, что ей нужен номер на шестом или седьмом этаже, лучше на седьмом. Она сказала, что…
– Неважно, что она сказала, – произнес Мейсон. – Я протестую на том основании, что это незаконно, не относится к делу и несущественно.
– А это уже определенно часть res gestae, – сказал Марвин Эллиотт. – Это значит, что, если выплывут конкретные факты, это спутает все карты.
– Думаю, я поддержу протест, – сказал судья Девитт. – Вы можете спросить, что она делала как гость.
– Она забронировала номер?
– Да.
– На чье имя?
– На имя Джеральда Босвелла.
– Простите, – сказал Эллиотт, – что я не могу спросить вас, о чем вы беседовали. Я спрошу вас: она заплатила за номер вперед?
– Да, сэр.
– Теперь вы можете его допрашивать, – сказал Эллиотт.
– У этой молодой девушки был с собой багаж, когда она регистрировалась? – спросил Мейсон.
– Я не видел.
– Мог ли быть багаж, которого вы не видели?
– Это обязанность коридорного – подносить багаж.
– Но она заплатила за номер вперед?
– Да, сэр.
– И сняла его на имя Джеральда Босвелла?
– Да, сэр. Она сказала, она его…
– Минуточку, – прервал судья Девитт.
– Ваша честь, я собираюсь взять назад мой протест, касающийся ее с ним беседы, – сказал Мейсон. – Пусть свидетель расскажет о ней.
– Прекрасно, – сказал судья Девитт.
– Она мне сказала, – продолжал Кинг, – что она секретарь Джеральда Босвелла, который хочет снять номер, и что она заплатит вперед.
– Она сказала, что делает это, потому что у нее нет багажа? – спросил Мейсон.