Найо Марш - В мишуре и блестках

Стекло не сильно увеличивало, но вполне достаточно, чтобы рассмотреть как следует темное пятно на кончике кочерги, испещренное царапинами: клейкий след, к которому прилипла елочная иголка. Аллейн пригляделся поближе.

— Что-нибудь нашли? — спросил Хилари.

— Вы осматривали Кочергу?

— Нет. Моя тетка должна была зайти. Тетя Трах то и дело заходит, чтобы пришпорить меня, и я не хотел, чтоб она окончательно рассвирепела, увидев вот это. Поэтому я завернул кочергу и запер в стол. Вовремя, как оказалось. Через секунду влетела тетя, шерсть дыбом, фигурально выражаясь, разумеется.

— Но вы заметили пятна?

— Да.

— Это не следы от лака.

— Разве?

— Боюсь, что нет.

— Боитесь? Чего вы боитесь?

— Взгляните сами.

Аллейн подал Хилари лупу. Тот глянул на него, а затем с трофеем в руках опустился на колени рядом с мятой газетой. Аллейн передвинул настольную лампу, чтоб ему было лучше видно. Хилари низко согнулся, словно совершая над кочергой мусульманскую молитву.

— Видите? — сказал Аллейн. — Ваше предположение неверно. Посмотрите внимательнее. Пятно липкое, не так ли? К нему приклеилась иголка. А под ним — думаю, мистер Рэйберн предпочел бы, чтоб вы не трогали пятно руками, — под ним торчит кончик крашеной золотой нити. Видите?

— Я… да. Кажется… вижу.

— Скажите, — спросил Аллейн, — какого цвета парик Друида?

— А теперь послушай меня, — сказал Аллейн жене. — По всем признакам дело дрянь, и будь я проклят, если позволю тебе в нем фигурировать. Помнишь, что случилось в тот раз, когда ты влезла в неприятную историю?

— Если ты собираешься запихнуть меня в чемодан и отправить наложенным платежом на постоялый двор в Даунлоу, то у тебя ничего не выйдет.

— Я собираюсь всего лишь как можно быстрее вернуться в Лондон вместе с тобой.

— Прежде чем местные власти прослышали о тебе?

— Именно.

— Похоже, ты немножко опоздал, дорогой. Где сейчас мистер Рэйберн?

— В кабинете, наверное. Я оставил Билл-Тасмана поразмыслить над кочергой, сказав, что будет лучше, если он встретится с детективом с глазу на глаз. Предложение ему не очень понравилось, ну да куда деваться.

— Бедный Хилари!

— Да уж, его башню из слоновой кости немножко трясет, не так ли?

— Он тебе не нравится, Рори?

— Не знаю, — ответил Аллейн. — Я зол на него, потому что он ведет себя по-идиотски, но… Пожалуй, если б мы встретились при нормальных обстоятельствах, то он бы мне понравился. Почему нет?

— Он странный. Когда я его рисовала, мне все время Лезли в голову нелепые сравнения.

— Например?

— Ну… с фавном или с верблюдом…

— И на кого же больше походит его портрет?

— Сначала больше походил на верблюда, а потом фавн взял верх, и не какой-нибудь милый глазастенький олененочек, а вполне законченный сатир вроде Пана.

— Неудивительно. Что ж, если он смахивает на Пана, то его нареченная нимфа как раз то, что ему требуется.

— А она ведь глаз на тебя положила.

— Радость моя, — улыбнулся Аллейн, — если бы я смог уловить в тебе хотя бы призрак сходства — хотя бы самое отдаленное родство — с ревнивой мегерой, то раскукарекался бы, как надутый петух на насесте.

— Хватит препираться, а то Хилари нас заждется. В семь подают аперитивы. Тебе предстоит познакомиться с мистером Смитом и Прыгами.

— Со знакомством можно и повременить.

В дверь постучали.

— Не получится, — скорчила гримасу Трой. — Войдите.

Это был Найджел. Потупив глаза, он передал мистеру Аллейну любезнейшую просьбу мистера Билл-Тасмана спуститься в кабинет.

— Буду через пять минут, — сказал Аллейн и, когда Найджел вышел, спросил: — Это который?

— Тот, что убил порочную женщину. Найджел.

— Я так и думал. Вот и до меня добрались.

И в ту же секунду Аллейн молниеносно преобразился: из благодушного мужа он превратился в сдержанного непроницаемого детектива. Трой уже давно перестала удивляться таким переменам. Чмокнув жену в щеку, Аллейн направился вниз.

Суперинтендант Рэйберн был огненно-рыжим, крупным, как большинство полицейских, но худощавым. На его лице главным образом выделялись брови, густые и лохматые, как у скотч-терьера, и россыпь ярких веснушек, не бледневших даже зимой.

Аллейн застал его и Хилари в кабинете. Газетный сверток с кочергой лежал на столе. Перед Хилари стояла рюмка с шерри, а перед мистером Рэйберном стакан с щедрой порцией виски с содовой, из чего Аллейн заключил, что суперинтендант пока не очень в курсе, какого сорта работа ему предстоит. Рэйберн был явно рад встретиться с Аллейном и пробормотал что-то о счастливой случайности.

Предложение выпить Хилари сопроводил пространным предисловием: мол, все гости собираются в семь в гостиной на аперитив, а поскольку им здесь, в кабинете, придется, видимо, задержаться, то почему бы Аллейну…

— Не откажусь, — согласился Аллейн и добавил небрежным тоном: — Я ведь не на службе. — Веснушки мистера Рэйберна побагровели.

— Да и я тоже, — поспешил оправдаться он. — Надеюсь. По крайней мере, пока.

Хилари пояснил, что суперинтендант Рэйберн только что прибыл, его задержали дела в участке. К тому же поездка оказалась не из приятных, на улице холодно, снова идет снег, а встреча с Аллейном для суперинтенданта, похоже, все равно что праздник. Сам Хилари как раз собирался сделать мистеру Рэйберну заявление — Хилари передернуло — по поводу «прискорбного случая».

— Разумеется, — отозвался Аллейн и более не проронил ни слова.

Мистер Рэйберн извлек блокнот, и Хилари начал. Не слишком уверенно, но достаточно дельно и кратко. Первым делом он рассказал о рождественском представлении и замене, на которую пришлось пойти в самый последний миг. Затем перешел к Винсенту, видевшему, как Молт (которого он принял за полковника) после выступления пробежал через двор к крыльцу и вошел в раздевальню.

— Раздевальня, — пояснил Хилари, — находится справа от входных дверей, в углу между, холлом и гостиной, что очень удобно. Одна дверь из нее ведет в холл, другая — на крыльцо, чтобы, как говорится, не пачкать сапоги о ковры.

— Понятно… — Мистер Рэйберн глянул на свои заметки. — Итак, последнее, что нам известно о нем?..

— То, что, сняв с помощью мисс Тоттенхэм костюм и грим, он, предположительно, вышел из раздевальни и, согласно высказанному им намерению, направился наверх к полковнику Форестеру.

— Он покинул раздевальню через дверь, ведущую в холл, сэр?

— Опять же предположительно. Вряд ли он стал бы выходить на крыльцо и добираться до холла кружным путем, не так ли?

— Значит, вы полагаете, сэр, что у него не было причин кружить? И никто не видел, как он поднимался наверх?

— Никто. Но в этом нет ничего удивительного. Слуги были заняты приготовлением ужина для детей. Холл, по моему настоянию, освещался только свечами, стоявшими на столе. Как вы заметили, на галерею ведут две лестницы. Стол находился рядом с той, что дальше от раздевальни. Прислуга могла и не заметить Молта, а он, возможно, не стал привлекать к себе внимание. Дело в том, что Молту, — Хилари снова слегка передернуло, после чего он торопливо продолжил: — Молту было отдано распоряжение помочь с ужином, однако распоряжение он получил до того, как ему пришлось срочно заменить полковника Форестера.

— Да, сэр, ситуация мне понятна. Имеются ли в раздевальне пальто и другая верхняя одежда, сэр? — осведомился Рэйберн. — Плащи, зонты, резиновые сапоги и прочее?

«Молодец, Джек», — мысленно похвалил коллегу Аллейн.

— Да. Имеются. Вы полагаете, — быстро спросил Хилари, — что он мог?..

— Мы должны рассмотреть все версии, не так ли, мистер Билл-Тасман?

— Конечно, конечно.

— Не известна ли вам, сэр, какая-либо причина, хотя бы самая отдаленная, которая могла бы подвигнуть мистера Молта уйти из дома и — прошу прощения за выражение — дать деру?

— Нет. Нет, не известна. И… — Хилари затравленно взглянул на Аллейна, — это еще не все. Послушайте…

И Хилари выложил историю о японском сундучке и его содержимом. Мистер Рэйберн, как ни пытался, не смог скрыть своего изумления. Кульминацией повествования стала демонстрация кочерги.

Аллейн ждал этой минуты. Он отметил, усмехнувшись про себя, мгновенную и резкую перемену, происшедшую с Рэйберном. Манеры суперинтенданта стали подчеркнуто официальными. Он глянул на Хилари, затем быстро перевел взгляд на предмет, лежавший на столе, и долго не сводил с него глаз. Лупа лежала у него под рукой.

— Вы позволите? — попросил он разрешения и, взяв лупу, принялся тщательно рассматривать кочергу. Затем воззрился на Аллейна. — Полагаю, вы видели?

Аллейн кивнул.

Хилари повторил рассказ о том, как он нашел кочергу, а мистер Рэйберн, выглядывая в окно, задавал вопросы и делал заметки. По ходу процедуры он пытался окольными путями вовлечь в дискуссию Аллейна и был разочарован упорным молчанием старшего коллеги.