Рут Ренделл - Эксгумация юности
Никто из детей никогда в его присутствии не говорил о деньгах. Когда он прочитал электронное послание, то направился наверх и осмотрел спальню на втором этаже, рядом с той, где спал сам. Комната была в порядке — небольшая, с односпальной кроватью и крошечным шкафчиком для одежды. При этом ванной придется пользоваться совместно. Он поднялся еще выше, в комнату Вивьен. Естественно, Джейн захотела бы остановиться именно здесь.
Сняв обувь и аккуратно завернув край белого шелкового стеганого одеяла, он прилег на кровать, на той ее стороне, которая всегда предназначалась для него, и, закрыв глаза, мысленно обнял супругу за талию, представляя, что чувствует тепло ее тела. Он редко говорил с нею вслух, но сейчас не смог сдержаться.
— Ты не против, если наша дочь будет спать здесь, любимая?
Конечно, она не против. Здесь не было вопросов. И Джейн воспримет это как само собой разумеющееся, возможно, даже не обратив внимания на некоторые священные атрибуты этой комнаты, — ту особую заботу, с которой здесь все хранилось. Его дети были не слишком наблюдательны и сентиментальны. Майкл во всем винил себя, вспоминая, что и сам не очень с ними деликатничал. Да, он был добр, снисходителен, даже щедр, но не чуток. Все это, а также любовь, он приберег для их матери. И все-таки он был очень раним. Он представлял свои чувства в тот момент, когда Джейн войдет в эту комнату и воскликнет, что здесь все так же, как и тогда, когда была жива мама. А еще спросит, почему он сам здесь не спит.
Реакция Джейн и в самом деле оказалась довольно предсказуемой. Она переступила через порог и, вдохнув аромат белых роз, которые он поставил в вазу для нее, обняла его и воскликнула:
— О, папочка, может быть, я слишком навязчива? Ты ведь наверняка сохранил это место таким для общения с мамой…
Позже, когда она обустроилась в «священной комнате», он взял ее на обед в ресторан. Майкл не был расположен готовить, поскольку опасался, что его стряпня вряд ли придется дочери по вкусу. Они говорили о ее детях, которых он едва знал, и о ее новой работе. Она была врачом-педиатром, причем весьма энергичным. Он рассказал ей о Зоу, и Джейн заставила его вздрогнуть, удивившись, что старушка все еще жива…
— Ты еще больше удивишься, если я скажу тебе, что мой отец тоже еще жив.
— Неужели?! Ему, должно быть, уже лет сто, не меньше.
— Когда люди так говорят, то думают, что преувеличивают, но фактически так и есть. Ну хорошо, не сто, а девяносто девять.
— И ты с ним не видишься, не так ли?
— Почти никогда, — ответил Майкл. — С тех пор как умерла его жена, он живет в роскошном доме для престарелых, где у каждого есть личный дворецкий и джакузи.
— Ты шутишь!
— Я, конечно, ничего этого не видел. Об этом рассказала Зоу.
На следующее утро позвонила Бренда Миллер и сообщила печальную новость: Зоу тяжело заболела, и ее отвезли в больницу. У нее пневмония.
— Я немедленно приеду…
А Джейн пробормотала:
— Не вовремя я…
Однако ей пришлось смириться с тем, что он уедет. У Джейн, по ее словам, была уйма дел, и нужно было увидеться со многими людьми.
— Я там не останусь, — сказал дочери Майкл. — Этим же вечером вернусь домой.
— Не забудь передать от меня привет.
Зоу скорее всего сейчас не до приветов, подумал Майкл, но вслух обещал, что передаст. Пневмонию когда-то прозвали другом стариков, потому что без лекарств, протекающая довольно безболезненно и медленно, она означала спокойную смерть. Врачи попытаются поддерживать Зоу, и, без сомнения, некоторое время у них будет получаться. Но возможно, она сама попросит не реанимировать ее дряхлое тело…
Она всегда говорила, что он ее сын, а она — его мать. Эти простые, но такие проникновенные слова вызвали слезы, которые Майкл едва сдерживал, когда приехал к ней домой. Он плакал на заднем сиденье в такси по пути в больницу.
Зоу была в сознании. Неразлучная Бренда сидела рядом с ее постелью.
— Я выйду, — сказала Бренда. — Оставлю вас наедине.
Он взял Зоу на руку. Ее голос превратился в едва слышный шепот. Она была в здравом рассудке, однако с явным трудом подбирала слова.
— Твой отец… Когда я уйду… он останется совсем один. — Зоу ненадолго затихла, всматриваясь в его лицо. Ее глаза засветились. — Я довольно резко тогда высказалась о нем. Возможно, я была… не права. По поводу алиби — может, это мне приснилось?
— Нет-нет, Зоу, конечно, нет.
— Я не знаю… Когда меня не станет, ты сообщишь в «Урбан-Грейндж»? Скажешь, что ты — его сын? Они не подозревают о твоем существовании. Скажи им, и все.
Похоже, слова давались Зоу с большим трудом. Она закрыла глаза и откинула голову на подушку. Майкл на мгновение подумал, что она умерла, но рука, которую он держал, была теплой, ее пальцы шевелились. Он поднес ее руку к своим губам, и Зоу улыбнулась. Это была крошечная, едва заметная улыбка. Сидя возле ее постели и все еще держа ее руку, он вспомнил о своей несчастной рыжеволосой матери, пусть она и поступила с ним нехорошо, бросив в раннем детстве. Он вспомнил о Крисе, муже Зоу, который всегда находил время для одинокого маленького мальчика; о Вивьен, он всегда помнил о ней, в ее смерть до сих пор не верил, и призрак супруги постоянно находился где-то рядом.
К постели Зоу подошла медсестра. Майкл отпустил руку, ее взяла медсестра, нащупывая пульс. Она улыбнулась, сказав, что он может здесь оставаться столько, сколько захочет, и что она сейчас принесет ему чашку чая. Прошли часы, и он не знал, сколько именно. Он выпил чай, потом медсестра принесла еще одну чашку, и он снова взял Зоу за руку. Постепенно он заснул. А когда проснулся, рядом стояла встревоженная медсестра.
— Ваша мама все еще спит, — тихо и немного смущенно сказала она. От этих слов из глаз его брызнули слезы. Майкл коснулся губами лба Зоу, после чего отвернулся и встал.
Когда на следующий день Зоу тихо скончалась, он был рядом. У нее было лишь одно последнее желание, не совсем типичное, и он выполнил его, как только зарегистрировал смерть и сделал все необходимые распоряжения по поводу похорон. Первое, что он сделал, когда добрался домой, сообщил Джейн о смерти Зоу.
— О, папа, — воскликнула Джейн, — давай обниму тебя…
Что тут скажешь? Это предложение, от которого нельзя отказаться. Он подчинился объятиям дочери. Она сказала, что уже сообщила брату о тяжелой болезни Зоу и Ричард должен был приехать уже завтра.
— Чтобы поддержать тебя, — добавила она.
Приехал Ричард. Настолько же холодный и практичный, насколько эмоциональной была его сестра. Оба пришли на похороны. Они сидели по обе стороны от Майкла в крематории, поддерживая отца и морально, и физически, и каждый держал его за руку, когда гроб с телом Зоу исчез в пламени.
Лишь когда они оба уехали и освободили спальни, Майкл кое-как вскарабкался на верхний этаж и открыл дверь в комнату Вивьен, буквально трепеща от страха. Он стоял, вцепившись в ручку двери, мысленно готовясь увидеть беспорядок в комнате: плохо убранную кровать, увядшие цветы в вазе с вонючей желтой водой… Не сердись, не расстраивайся, любимая…
Он открыл дверь и вошел в драгоценную комнату. Но его ждал приятный сюрприз: мертвые цветы были убраны, все лежало и стояло на своих местах, нигде не было ни пылинки. Приподняв край стеганого одеяла, Майкл увидел, что дочь даже сменила простыни. Его хорошая, добрая дочь…
В эти дни он постоянно плакал. Видимо, это была своего рода компенсация за то, что не выплакался в детстве, когда поводов для этого было немало. Ему нужен был кто-то, с кем можно было бы поговорить, — тот, кто выслушает его и поймет. Он машинально взял трубку и набрал номер Дафни. Какой-то чужой голос сообщил, что никто не может ответить на его звонок и что ему стоит перезвонить попозже…
Ему следовало — хотя что в данном контексте означало слово «следовало» сказать было трудно — позвонить в роскошное прибежище отца, «Урбан-Грейндж». Он даже не знал, где расположен этот приют. Но на помощь пришел Гугл. Это оказалось довольно просто. Он не ожидал, что сразу же наткнется на соответствующую рекламу. Место описывалось как самый роскошный (опять это слово!) приют для престарелых жителей Великобритании, устроенный со всеми удобствами и поистине королевскими привилегиями внутри большого пал-ладийского особняка, затерянного в глубине графства Суффолк. Майкл обнаружил целую галерею превосходных цветных фотографий. Особняк был окружен садами, где росли экзотические деревья и красиво подстриженные кустарники. Цветочные клумбы окружали изящные оградки. Повсюду на территории приюта стояли беседки и разные причудливые постройки, назначение которых с первого взгляда определить было трудно. Просторные апартаменты каждого из постояльцев выходили в свой собственный садик, в который можно было попасть через большую стеклянную дверь. Заботливые медсестры, сиделки, врачи. Первоклассное медицинское оборудование. Сколько же, интересно, стоило пребывание в такой роскоши? О деньгах в рекламе нигде не упоминалось. Видимо, это было сделано намеренно, ведь деньги — вещь тривиальная и вульгарная. С другой стороны, подумал Майкл, разве не вульгарно показывать отзывы удовлетворенных постояльцев? Один отзыв оставила некая леди Дорис Перивейл («Здесь намного лучше, чем в любом из моих домов»), еще один — принц Али Катех («Номер один в дворцовой категории»).
