Николас Блейк - Конец главы
— Дома у нее в настольном календаре мы обнаружили запись, — сказал Найджел. — На прошлой пятнице. Очень загадочную запись. «Торсдень» с вопросительным и восклицательным знаками. Как по-вашему, что это могло значить?
Стивен по своему обыкновению слегка пожевал губами.
— Свидание с генералом? И не была уверена, что он придет?
— Генерал Торсби сказал полиции, что ни о каком свидании с ней не условливался. В пятницу его вообще не было в Лондоне.
— Ну, тогда не знаю! — Стивен Протеру развел руками.
— Лично я думаю, что запись относилась к книге генерала. К встрече с кем-то по поводу ее. Может, предполагался разговор начистоту. Я ведь уверен, что убийство и «Время воевать» как-то связаны. Полиция, кажется, не очень разделяет мою теорию, — фарисейски добавил он, — а я буду копать в этом направлении. Искать недостающее звено, запрятанное, быть может, в прошлом.
Он пытался вызвать Протеру на разговор, но тот вызова не принял, а проявлять настойчивость Найджел пока не хотел, да, кстати, и не имел такой возможности. Стивен был человеком уклончивым — порою сердечным и привлекательным, но иногда вдруг целиком уходил в себя, приводя собеседника в замешательство. Вот и теперь, словно рыба, нырнувшая в глубь аквариума, он погрузился в рукопись.
И остаток дня не принес ничего нового. Бэзил Райл не то был чересчур занят, не то просто не захотел с ним увидеться. После ряда телефонных звонков Найджел поймал наконец ту самую миссис Блейн, которая, по словам Клэр, готова была просветить его насчет прошлого Миллисент Майлз; но миссис Блейн, будучи мировым судьей и неутомимой общественной деятельницей, могла уделить ему время только завтра. Под вечер у него был разговор с инспектором Райтом в Скотленд-Ярде. За истекшие сутки бригада инспектора произвела обыски не только в конторе издательства, но и на квартирах компаньонов, у Стивена Протеру и Киприана Глида — никто из них против этого не возражал. Но нигде не было обнаружено запачканной в крови одежды и галош, а также признаков того, что там что-то сжигали. Но ведь убийца имел в своем распоряжении два выходных, чтобы скрыть следы преступления. Что же касается алиби этих пяти человек на вечер пятницы, то самая тщательная проверка не смогла их опровергнуть. Людям Райта теперь придется проследить их передвижения с пятницы по понедельник и обследовать, как положено, прачечные, химчистки и лавки старьевщиков. Но пока что убийца, кажется, вышел из дела чистым как стеклышко. Бритвы Артура Джералдайна — он единственный из всех пользовался опасными бритвами — были отправлены в лабораторию, но никаких следов преступления на них не нашли.
Вскрытие показало, что убийство было совершено в пятницу между четырьмя часами дня и полуночью — вероятно, ближе к четырем; это, по мнению Райта, подтверждалось отверстиями в раздвижном окне. В общем, фактов установить удалось немного; ясно было одно: убийца — человек смелый и решительный.
В начале девятого Найджел позвонил в боковую дверь издательства. Артур Джералдайн сам впустил его и отвез в лифте на верхний этаж. Найджела представили миссис Джералдайн — худой, высокой, хорошо сохранившейся даме с преувеличенно любезными манерами, лет на двадцать моложе своего мужа. Лиз Уэнхем, Райл и Протеру были уже тут; в комнате царила дружеская атмосфера с оттенком какой-то неприкаянности, которая нередко ощущается, когда работающие вместе люди сходятся в неофициальной обстановке. Однако внимание Найджела привлекла не эта атмосфера, а то, что его окружало. Гостиная была похожа на музей. На каминной доске, на полках вдоль трех стен, в искусно освещенных угловых шкафах стояли прелестные фарфоровые вещицы. Найджел не был знатоком, но сразу понял, что вещи здесь первоклассные.
— А я и не знал, что вы коллекционер. Какой прекрасный фарфор!
Глаза Артура Джералдайна загорелись, узкий, как у акулы, рот смягчился.
— Рад, что вы можете его оценить. Да, я, пожалуй, в некотором роде знаток.
— Наверное, вся жизнь уходит на то, чтобы стирать с них пыль, — угрюмо сказала хозяйке Лиз Уэнхем.
— Что вы, муж никому не позволяет до них дотрагиваться. Артур, передай мистеру Стрейнджуэйзу коктейль.
Джералдайн уже показывал Найджелу одно из своих сокровищ, пальцы хозяина ласково обнимали фарфор, словно им передалось его изящество.
— Да, конечно. Простите. Стоит мне взять в руки какую-нибудь вещицу, и я могу болтать о ней часами.
Бэзил Райл смотрел на каминную доску с какой-то ненавистью. «Одна из этих штучек, — наверное, думал он, — спасла бы моего папу во время кризиса». Лицо под шапкой рыжих волос побледнело, осунулось, под глазами залегли темные круги. Вид у него был такой, словно он еще не оправился от шока. От шока, полученного в четверг вечером или в понедельник утром? А что, если это он в пятницу вечером орудовал бритвой? Страшно подумать, что среди этих рядов раскрашенного фарфора, сверкающего как цветочные клумбы, может сидеть убийца.
За круглым столом в столовой Найджела посадили между Лиз Уэнхем и Джералдайном. На стене перед ним висели портреты двух непроницаемых бородатых джентльменов — основателя фирмы Джеймса Уэнхема и его первого компаньона Джона Джералдайна. Приятно сочетая церемонность с дружеской теплотой, Артур поднял бокал и сказал несколько слов о «нашей фирме и ее основателях». Лиз Уэнхем что-то благоговейно прошептала и выпила. Для нее это было настолько же значительно, насколько ничего не значило для Бэзила Райла, который едва пригубил свой бокал.
Найджел посмотрел на тарелки для салата, любуясь их нежно-абрикосовой окраской.
— Я вижу, вы пользуетесь своими сокровищами не только для украшения, миссис Джералдайн?
— Нет, но рокингемский сервиз мы вынимаем лишь по торжественным случаям.
Найджел надеялся, что он не похож на человека, которому нанесли сильный удар под ложечку.
— Недавнее приобретение? — спросил он, чувствуя на себе насмешливый взгляд Стивена.
— О нет. Муж стал собирать рокингемский фарфор очень давно, еще до нашей женитьбы. — Она разразилась звонким деланным смехом. — Мне казалось, что я вышла замуж в посудную лавку.
— Да, я его по дешевке купил в двадцатые годы, — сказал Джералдайн. — Тогда еще выгодные сделки были возможны.
— Люди не всегда знали цену своему имуществу, — вставил Стивен.
Его замечание почему-то вызвало за столом легкое замешательство. Найджелу показалось, что настал подходящий момент перейти к делу.
— Я вчера заглянул в автобиографию мисс Майлз, — сказал он.
Артур Джералдайн нарушил неловкое молчание:
— И какого вы о ней мнения?
— С точки зрения литературной — это бездарно. А как бессознательное исследование характера — весьма примечательно.
— Бессознательное? — переспросил Стивен. — Я-то думал, что вся ее жизнь — это бесконечная череда поз для автопортретов.
— Интересно сравнивать личность, которая там проявляется, с той, которую, как ей казалось, она изображает.
— Для меня это чересчур сложно, — заметила Лиз Уэнхем.
— Но надо ли нам сейчас говорить об этой несчастной женщине? — спросила миссис Джералдайн.
— А почему же нет? — проворчал Бэзил Райл. — Все мы ведь только о ней и думаем.
Снова наступило неловкое молчание. У миссис Джералдайн был вид закаленной в боях хозяйки салона, которая вдруг потеряла власть над своими гостями. Райл снова произнес:
— Почему мы делаем вид, будто ничего не случилось?
— Потому что мы чертовски цивилизованный народ, — ответил Стивен с сочувственным смешком.
— Там, где я родился, лопату называли лопатой. И не смотрели на полицейских как на ангелов-хранителей. — Бэзил уже порядком захмелел. Это чувствовалось и по его речи, и по тому, каким взглядом он обводил присутствующих. — Вчера вечером они меня донимали. Зачем вы посещали покойную в четверг? По нашим сведениям, у вас с ней произошла бурная ссора. Какова причина этой ссоры? Была ли у вас еще одна встреча после той сцены, которая разыгралась у нее дома? Другими словами, не вошел ли я в ее комнату и не перерезал ли ей глотку? Господи Иисусе!
На лице миссис Джералдайн застыла бессмысленная улыбка. На выручку пришла Лиз Уэнхем, чьи розовые, как яблочки, щечки, блестящие светлые глаза и затейливый, хотя и не к лицу, туалет из кофейного цвета кружев делали ее похожей на ребенка в маскарадном костюме.
— Дорогой Бэзил, вам и в голову не пришло бы это сделать. Об этом речи быть не может. Но вам надо взять себя в руки. Беда ваша в том, что вы загоняете все внутрь и вот-вот взорветесь. — Голос у Лиз Уэнхем был чистый, спокойный, как у северного ручейка. — У вас была ссора с мисс Майлз? Ну и что? Я вас не виню. Но зачем все это превращать в жестокую мелодраму в духе Стриндберга?[11] Это уже патология. Хуже того — сентиментальная жалость к себе.
