Джорджетт Хейер - Лакомый кусочек

— Я не спускалась, пока муж не позвал меня, но из спальни вышла еще до этого и разговаривала наверху со старшей горничной.

— Стало быть, вы не знаете, что произошло между сэром Артуром и его сыном?

— Нет.

— В котором часу он позвал вас?

— Должно быть, без нескольких минут двенадцать. Он только что вошел вместе... вместе с миссис Холлидей и хотел, чтобы я распорядилась срезать для нее несколько роз.

— Миссис Холлидей присутствовала при разговоре?

— Только в самом начале; она тут же пошла наверх снять шляпу. Затем мой муж отправился к себе в кабинет. Сказал, чтобы его не беспокоили. Видите ли, было первое число месяца, в этот день он всегда платил по счетам и расплачивался с прислугой. Да, вспомнила, тогда было без десяти двенадцать, он обратил мое внимание на это, сказав, что уже и так потеряно много времени. Я пошла...

— Одну минутку, — перебил Хардинг. — Сэр Артур тогда еще сердился на вас?

— Он был... в легком раздражении. Он практически успокоился.

Хардинг взял лист, озаглавленный «Показания Чарльза Томпсона, лакея».

— Леди Биллингтон-Смит, хочу спросить вас совершенно прямо: когда миссис Холлидей поднялась наверх, разговаривал ли с вами сэр Артур очень грубо, упрекал ли за нелюбезность с гостями, обвинял, что вы «валяетесь в постели до полудня» ?

— Кажется, говорил что-то в этом роде, — сдавленно пробормотала Фэй.

— И вы ответили, что не в силах больше этого выносить, что он сводит вас с ума?

Она уставилась на инспектора с изумлением и ужасом.

— Не помню. Если и ответила, то не всерьез. Возможно, и сказала так. Я... внезапно разозлилась на мужа за довольно грубый тон. Иногда... иногда в раздражении начинаешь вести себя глупо, театрально.

— Да, очень часто, — согласился Хардинг, откладывая показания лакея. — Значит, ваш муж вошел в кабинет без десяти двенадцать. Что стали делать вы?

— Пошла в сад через садовый холл — поискать Лестера, старшего садовника.

— Вы знали, где его можно найти?

— Нет, спросила младшего садовника. Он как раз нес овощи на кухню.

— И младший садовник сказал вам?

— Да, он ответил, что Лестер в огороде.

— Огород далеко от дома, леди Биллингтон-Смит?

Фэй, беспокойно хмурясь, взглянула на инспектора.

— Нет, минутах в двух ходьбы от садового холла.

— Сколько времени ушло у вас на то, чтобы передать Лестеру поручение сэра Артура?

— Не знаю... наверное, около минуты.

— Говорили ли вы ему еще что-нибудь?

— Сказала, что сэр Артур велел выкосить газон перед домом.

— Больше ничего?

— Нет. Совершенно точно.

— Что вы стали делать, передав эти поручения?

— Пошла огородом к веранде. Миссис Твининг с моей сестрой шли по газону и окликнули меня.

— Леди Биллингтон-Смит, вы без десяти двенадцать отправились в сад через садовый холл. Миссис Твининг приехала в десять минут первого, и вы могли встретиться с ней на газоне в двадцать пять, как минимум — в двадцать минут первого. Чем вы занимались в течение этого получаса?

Фэй крепко стиснула подлокотники кресла.

— Простите, инспектор. У меня и в мыслях не было вводить вас в заблуждение. Я не сразу отправилась искать Лестера, а пошла в плодовый сад.

— Зачем? — послышался спокойный вопрос.

Она облизнула губы.

— Не хотела никого видеть. Я... я была сильно расстроена.

— Тем, что вам только что сказал сэр Артур?

— Я... да, немного. У меня было дурное настроение. Может быть, я слишком легко расстраиваюсь. Пошла в сад, потому что хотелось побыть одной... а я знала, что в доме или... или в цветнике непременно кого-нибудь встречу.

— Видел кто-нибудь, как вы шли туда?

— Н-не знаю. Вряд ли. Я никого не заметила. — Фэй уставилась на инспектора. — Вы не думаете... не считаете...

— Я пока ничего не думаю, леди Биллингтон-Смит. Что вы стали делать, встретив миссис Твининг и мисс Фосетт?

— Поднялись все втроем на веранду. Там находились миссис Холлидей с мистером Гестом. Мистер Гест — родственник моего мужа. Потом приехала миссис Чадли, поговорить со мной о детском праздничном фонде. Да, кажется, мистер Холлидей как раз тогда и вышел на веранду. Точно не помню. У меня сильно болела голова.

— Уходил кто-нибудь с веранды до часу?

— Уехала миссис Чадли. Да, и мистер Гест отлучался на несколько минут за табаком.

— До отъезда миссис Чадли или после?

— Точно не помню, кажется, до, но я не уверена.

— Мистера Геста долго не было?

— Нет, от силы минуты две. Поднялся, взял табак и вернулся обратно.

— Вернулся, когда миссис Чадли собиралась уходить?

— Право, не помню, инспектор. Может, она уехала даже до его возвращения. Я не обращала внимания, — сказала Фэй, учащенно дыша.

— Постарайтесь припомнить, леди Биллингтон-Смит, был ли мистер Гест на веранде, когда дворецкий принес коктейли?

— По-моему, был! Точно не помню, но знаю, что отсутствовал он очень недолго, — сказала Фэй. — Очень жаль, что не могу сказать определеннее. Простите, но... это явилось для меня ужасным потрясением, и мне трудно... вспоминать, что было вчера.

— Понимаю и не стану больше докучать вам, леди Биллингтон-Смит. — Хардинг поднялся, чтобы проводить ее к двери. — Теперь я хотел бы поговорить с вашим пасынком.

— Сейчас позову, — сказала Фэй. В дверном проеме она замялась. — Я... видимо, следует предупредить вас, что Джеффри очень возбудим. Его сильно потрясла смерть отца. Надеюсь, вы... надеюсь, что не...

— Постараюсь быть как можно тактичнее, — пообещал инспектор.

— Спасибо, — поблагодарила Фэй и вышла.

После ее ухода наступило недолгое молчание. Хардинг, слегка хмурясь, вернулся к столу. Сержант поскреб щеку и, поразмыслив, сказал:

— Сэр, я ни разу не слышал ничего дурного о ней. Только хорошее. А генерал, говорят, сильно изводил ее. Поедом ел.

— Вы знаете леди Биллингтон-Смит, очевидно, лучше, чем я, сержант.

— Да, сэр, и если хотите знать мое мнение, то, на мой взгляд, она мухи не обидит.

— Однако, — протянул Хардинг, — она в очень нервозном состоянии. Если хотя бы половина того, что слуги говорили суперинтенданту, правда, то легко предположить, что человек в ее состоянии способен пойти на убийство.

Сержант задумался.

— По-моему, сэр, все-таки это не она. Скорее уж стерва-иностранка или мистер Холлидей.

Открылась дверь. Вошел Джеффри с нарочито беззаботным видом и сразу же разразился потоком слов:

— О, я понимаю, вы хотите поговорить со мной! Только дело в том, инспектор, что я не могу быть вам особенно полезен, послушайте, я совершенно не могу называть вас инспектором, мистер Хардинг. Звучит в высшей степени нелепо... то есть... — Он взглянул на сержанта и запинаясь сказал: — Ну, вы понимаете!

— Полагаю, мы все-таки сохраним обращение «инспектор», мистер Биллингтон-Смит, — сухо ответил Хардинг. — Прошу вас, присаживайтесь.

— О, как вам будет угодно! — С легким недовольством Джеффри плюхнулся в кресло и принялся поигрывать галстуком. — Я вполне готов выслушать ваши вопросы... э... инспектор, и ответить, на какие смогу. Надеюсь, вы прочли мои показания?

— Они у меня здесь, — ответил Хардинг. — Остается уточнить кое-какие подробности.

— Право же, добавить мне нечего, но я уточню вам все, что потребуется, — великодушно согласился Джеффри. — Только совершенно не представляю, что именно. Учитывая, что меня здесь не было, когда отца настигла смерть...

— Скажите, пожалуйста, мистер Биллингтон-Смит, в каких отношениях вы находились с отцом в последнее время? — спросил Хардинг, бесцеремонно перебив его.

— Послушайте, при чем здесь это? — запротестовал Джеффри. — Я же постоянно твержу вам, что меня здесь не было, когда отец был убит!

В голосе Хардинга зазвучала суровость.

— Мистер Биллингтон-Смит, мое время ограничено. Изволите ли вы ответить на вопрос?

Джеффри сглотнул слюну.

— Хорошо, но все же я не... — Увидев, как окаменело лицо инспектора, он не договорил. — Что ж, нельзя сказать, что мы жили душа в душу. Отец, знаете ли, был ужасно косный человек. Это нужно принять во внимание.

— Иными словами, вы ссорились с ним?

— Да нет, до ссор, собственно говоря, не доходило. Отец иногда орал на меня, но я не ссорился с ним, у меня не тот характер, да и вообще какой толк.

— Почему отец орал на вас?

— Ей-богу, не знаю! Такая уж у него была натура. Собственно говоря, он хотел, чтобы я поступил в Сандхерст[2], только здоровье у меня не особенно крепкое, да и все равно поступать туда я бы не стал, ненавижу армию, и, когда я увлекся поэзией, я, знаете ли, пишу стихи, он был ужасно недоволен. Конечно же, он считал, что никаких профессий, кроме военной службы, не существует. Я столько наслушался об армии, что меня тошнит от одного этого слова. Мой кузен — кстати, он был здесь в субботу и воскресенье, уехал в понедельник утром, вскоре после завтрака, — так вот он как раз пошел по стопам дорогого дядюшки Артура, и если это типичный образец офицера, то я рад, что не отправился в Сандхерст. Но конечно, уже сам факт, что Френсис — это мой кузен — носит военный мундир, давал отцу основание считать его замечательным человеком. Разумеется, Френсис всегда старался ладить с отцом. Однако я вчера узнал, что на сей раз ему не удалось разжиться у отца деньгами. Следовало ожидать, что когда-нибудь этим кончится. Но поскольку я несколько слаб здоровьем и... занимаюсь литературой, отец считал меня совсем уж никчемным. А сам в жизни ничего не читал, кроме Диккенса и Скотта, можете себе представить? Я надеюсь, вы понимаете, что отец, ни черта не смысля в литературе и искусстве, не питал ни малейшей симпатии к тем, кто не похож на него.