Дороти Сэйерс - Смертельный яд
— Ни малейшей.
— Ну, конечно. Я это понимаю. Ну, наверное, мы смогли бы что-то на этом построить. Глубокое разочарование, конечно: можно утверждать, что он сильно рассчитывал на эти деньги. Кстати, это крупная сумма?
— Да, неплохая: тысяч семьдесят или восемьдесят.
— Да, не очень-то приятно сознавать, что такое состояньице отправляется к чертям, а тебе не достанется ни гроша. Кстати, а как насчет вас? Извините, конечно: я непростительно любопытен. Я только хотел сказать — раз уж вы столько лет за ней присматриваете и остались единственным, так сказать, доступным родственником…
Нотариус нахмурился, и Вимси снова попросил у него прощения.
— Знаю-знаю, это было бесцеремонно с моей стороны. Я иногда этим грешу. Но все равно об этом напишут во всех газетах, как только старая леди преставится, так что не знаю, с чего это я решил вас пытать. Забудем. Прошу вас меня простить.
— Нет причин, почему вам нельзя было бы об этом знать, — медленно проговорил мистер Эркерт, — хотя профессиональный долг и призывает меня не посвящать посторонних в дела моих клиентов. По правде говоря, ее наследник — я.
— О? — сказал Вимси разочарованно. — Но в этом случае… моя версия несколько блекнет, правда? Я хочу сказать, что в этом случае у вашего кузена были все основания считать, что он может рассчитывать на то, что вы… то есть… я, конечно, не знаю, какие у вас могли быть планы…
Мистер Эркерт покачал головой.
— Я понял, к чему вы клоните. Вполне естественное предположение. Но дело в том, что так распорядиться деньгами — значило бы нарушить ясно выраженное желание завещательницы. Даже если бы я по закону мог передать деньги, я не имел бы морального права это сделать, так что мне пришлось прямо сказать Филиппу об этом. Я мог, конечно, оказывать ему помощь, время от времени делая денежные подарки, но, честно говоря, я вряд ли захотел бы пойти на такое. По моему убеждению, Филипп мог бы спастись, только добившись успеха своим трудом. Он был немного склонен… хотя я не хотел бы плохо отзываться об умерших… ну… слишком полагаться на других.
— А, конечно. Несомненно, миссис Рэйберн тоже так считала?
— Не совсем. Нет. Проблема была гораздо серьезнее. Она считала, что родственники ее обидели. Короче, раз уж мы говорим настолько откровенно, я готов познакомить вас с ее собственными словами.
Он позвонил.
— У меня здесь нет самого завещания, но остались черновики. О, мисс Мерчисон, не будете ли вы столь добры принести мне ящичек с надписью «Рэйберн»? Мистер Понд вам его покажет. Он не тяжелый.
Дама из «Курятника» молча удалилась на поиски ящичка.
— Это, конечно, несколько не по правилам, — продолжил тем временем мистер Эркерт, — но порой избыток осмотрительности бывает даже вреднее ее недостатка, а мне хотелось бы, чтобы вы поняли, почему я занял такую довольно бескомпромиссную позицию по отношению к моему кузену. А, спасибо, мисс Мерчисон.
Он отпер ящичек ключом из связки, которую извлек из кармана брюк, и достал оттуда кипу бумаг Вимси наблюдал за его действиями глазами глуповатого терьера, ожидающего подачки.
— Боже, боже! — воскликнул нотариус, — что-то я их не вижу… Какая досада! Конечно! Ну, что у меня за память! Извините, эти бумаги у меня дома, в сейфе, еще с июня. Мне нужно было уточнить один пункт завещания, когда в прошлый раз состояние здоровья миссис Рэйберн заставило нас поволноваться. А из-за сумятицы, которая началась после смерти кузена, я совершенно забыл вернуть их на место. Но суть я могу вам изложить…
— Ничего, ничего, — сказал Вимси. — Никакой спешки нет. Я бы мог зайти завтра к вам домой, и тогда вы, наверное, могли бы мне их показать.
— Конечно, если, по-вашему, это важно. Я прошу простить меня за небрежность. Чем я еще могу помочь вам?
Вимси задал еще несколько вопросов, которые касались того, что уже успел разузнать Бантер, а потом распрощался. Мисс Мерчисон по-прежнему стучала на машинке в приемной. Когда он проходил мимо, она даже не подняла головы.
— Интересно, — размышлял вслух Вимси, шагая по Бедфорд-роу, — просто чудеса какие-то, до чего все в этом деле услужливы и готовы помочь. Они радостно готовы ответить на вопросы, которых никто не имеет права им задавать, и пускаются в объяснения, необходимость в которых совершенно отсутствует. И всем им, похоже, скрывать нечего. Просто поразительно! Может, этот тип действительно покончил с собой? Надеюсь, что это так. Хотел бы я допросить его самого! Уж я бы его вывернул наизнанку, чтоб его разорвало! У меня уже не меньше пятнадцати его характеристик… И все разные. Нет, он не джентльмен — нельзя совершать самоубийство, не оставив предсмертной записки, нельзя доставлять людям столько хлопот. Когда я пущу пулю себе в лоб…
Тут он резко остановился.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал он. — Маму это огорчит, да и потом, это так неэстетично. Но я начинаю ненавидеть эту работу — подводить людей под виселицу. Их друзьям это чертовски тяжело… Нет, не буду думать о виселице. От этих мыслей рехнуться можно.
Глава 11
Следующим утром Вимси явился в дом мистера Эркерта в девять утра, и застал этого джентльмена за завтраком.
— Я подумал, что успею вас поймать, пока вы не ушли в контору, — извиняющимся тоном проговорил его светлость. — Огромное вам спасибо, но я уже позавтракал. Нет-нет, спасибо — я никогда не пью до одиннадцати. Плохо отражается на желудке.
— Ну, я нашел те черновики, — любезно сообщил мистер Эркерт. — Можете взглянуть на них, пока я буду пить кофе. Надеюсь, вы не обидитесь, если я продолжу завтрак? Тут немного обнажаются семейные тайны, но теперь это уже дело давнего прошлого.
Он взял со столика лист машинописного текста и вручил его Вимси, который автоматически отметил, что он напечатан на машинке «Вудсток», причем в строчном «р» немного коротковата палочка, а прописное «А» чуть перекосилось.
— Мне следует сначала разъяснить вам родство между Бойсами и Эркертами, — добавил нотариус, возвращаясь за обеденный стол, — чтобы вам стало понятно завещание. Нашим общим предком был старый Джон Хаббард, весьма респектабельный банкир, живший в начале прошлого века. Он жил в Ноттингеме, а банк, как было принято в те времена, был частным и принадлежал членам одной семьи. У него было три дочери — Джейн, Мэри и Розанна. Он дал им хорошее образование, и они должны были стать довольно богатыми наследницами, но старик допустил обычные ошибки: неудачно спекулировал, слишком доверял клиентам… Старая история. Банк лопнул, а дочери остались без гроша. Старшая, Джейн, вышла замуж за человека по имени Генри Браун. Он был школьным учителем, очень бедным и до отвращения высокоморальным. У них была одна дочь, Джулия, которая затем вышла за викария, преподобного Артура Бойса, и стала матерью Филиппа Бойса. Вторая дочь, Мэри, в финансовом отношении устроилась немного лучше, хотя с точки зрения общества вышла замуж за человека, стоявшего гораздо ниже нее на социальной лестнице. Она приняла предложение некого Джозайи Эркерта, который торговал кружевами. Это было настоящим ударом для ее родителей, но предки Джозайи считались людьми достаточно респектабельными, да и сам он оказался человеком вполне достойным, так что они постарались смириться с этим браком. У Мэри был сын, Чарльз Эркерт, которому удалось подняться по социальной лестнице. Он не захотел торговать галантереей и поступил на службу в нотариальную контору, преуспел и в конце концов стал партнером в фирме. Он был моим отцом, и я унаследовал его дело.
Третья дочь, Розанна, была совсем из другого теста. Она была очень красива, прекрасно пела, хорошо танцевала и вообще была очень привлекательной и избалованной молодой особой. К ужасу родителей, она сбежала из дома и начала выступать на сцене. Они вычеркнули ее имя из семейной Библии. Она решила оправдать все их самые страшные опасения и стала капризной любимицей лондонского света. Под псевдонимом Креморна Гарден она одерживала один скандальный триумф за другим. И к тому же голова у нее прекрасно работала — простушкой-распустехой ее назвать никак было нельзя. Она была из тех, кто не расстается с тем, что заполучила. Она принимала все — деньги, драгоценности, меблированные апартаменты, лошадей, экипажи и все остальное, и превращала в надежные консоли.
Она никогда не растрачивала ничего, кроме себя, считая это достаточной платой за все — и, надо полагать, так оно и было. Я видел ее уже старухой, но до того удара, который отнял у нее мозги и подвижность, она еще сохраняла следы прежней удивительной красоты. Она была женщиной по-своему очень неглупой, практичной и цепкой. Вы таких наверняка встречали.
Семья отнеслась к блудной дочери сурово. Ну, короче говоря, получилось так, что старшая из сестер, Джейн, та, что вышла замуж за учителя, отказалась знаться с паршивой овцой. Они с мужем, образно говоря, закутались в тогу своей добродетели и содрогались от ужаса, видя афиши, анонсирующие выступления Креморны Гарден в очередном театре. Они возвращали ее письма нераспечатанными и запретили ей появляться у них в доме. А последней каплей стала попытка Генри Брауна выгнать ее из церкви во время похорон его жены.
