Агата Кристи - Убийство Роджера Экройда

Последние слова он произнес вызывающе, словно бросив их нам в лицо. Мне даже показалось, что все мы вздрогнули и откачнулись немного назад, за исключением одного Джоффри Реймонда, который был в хорошем настроении и невозмутим, как всегда.

— Как это понимать — вопреки всем нам? — спросил он, слегка вскинув брови.

— А вот как, месье. Каждый из вас, кто находится сейчас в этой комнате, что-нибудь от меня скрывает, — он поднял руку, чтобы успокоить послышавшийся робкий шум возмущения. — Да, да, я знаю, что говорю. Возможно, это «что-то» совсем незначительное, что, по вашему мнению, совершенно не относится к делу, но оно есть. У каждого из вас есть что скрывать. Ну что, я не прав?

Его взгляд, осуждающий и зовущий, переходил от одного к другому по кругу. Под этим взглядом каждый из нас потуплял свой. И я — тоже.

— Вот вы мне и ответили, — сказал Пуаро со странной усмешкой.

Он встал со своего места.

— Я обращаюсь ко всем вам. Скажите мне правду — всю правду.

Мы молчали.

— Никто не будет говорить? — он усмехнулся, как и прежде — c’est dommage[15], — сказал он и вышел.

Глава 13

Гусиное перо

Вечером после ужина по просьбе Пуаро я пошел к нему в дом. Каролина была явно недовольна. Она с удовольствием пошла бы со мной.

Пуаро встретил меня сердечно. Он поставил передо мной на маленький столик бутылку ирландского виски (которого я терпеть не могу), сифон с содовой и стакан. Сам он занялся приготовлением горячего шоколада. Как я узнал позже, это был его любимый напиток.

Он вежливо осведомился о моей сестре, которую, как он заявил, считает очень интересной женщиной.

— Боюсь, что вы внушаете ей мысли, вызывающие у нее непомерное самомнение, — сказал я сухо. — Вас интересует моя воскресная поездка?

Он подмигнул и засмеялся.

— Я всегда люблю нанимать экспертов, — заметил он невразумительно, но так и не объяснил этого своего замечания.

— Во всяком случае, вы собрали все местные сплетни, — сказал я, — выдуманные и невыдуманные.

— И много ценной информации, — добавил он спокойно.

— Например?..

Он покачал головой.

— А почему не сказали мне правды? — парировал он. — В таком месте, как это, все, что делал Ральф, должно быть известно. Если бы вашей сестре не случилось в тот день проходить лесом, его увидели бы другие.

— Разумеется, — ответил я сердито. — А как объяснить ваш интерес к моим больным?

Он снова подмигнул.

— Только к одному из них, доктор. Только к одному.

— К последнему? — рискнул спросить я.

— Я нахожу, что мисс Рассел как объект для изучения чрезвычайно интересна, — ответил он уклончиво.

— Вы согласны с моей сестрой и с миссис Экройд, что с ней что-то нечисто? — спросил я.

— Что? Как вы сказали — нечисто?

Я как можно понятнее объяснил ему значение этого слова.

— Они так говорят, да?

— Разве моя сестра не сказала вам об этом вчера?

— C’est possible[16].

— Без всякого основания, — заявил я.

— Les femmes[17], — обобщил Пуаро. — Они удивительны. Они случайно что-то придумывают и чудом оказываются правы. Ну, разумеется, не в буквальном смысле. Женщина подсознательно замечает тысячу мельчайших деталей, она даже не догадывается об этом. Все эти детали объединяются в ее же подсознании и в результате дают то, что принято называть интуицией. Я очень хорошо разбираюсь в психологии, и мне это все знакомо.

Он важно выпятил грудь и выглядел так нелепо, что я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Потом он отхлебнул маленький глоточек своего шоколада и тщательно вытер усы.

— Я хотел бы услышать от вас, что вы думаете на самом деле обо всем этом.

Он поставил свою чашечку.

— Вы хотите этого?

— Да.

— Вы видели то же самое, что и я. Разве наши • мысли не могут быть одинаковыми?

— Боюсь, что вы смеетесь надо мной, — сказал я холодно. — Конечно, в подобных делах у меня нет никакого опыта.

Пуаро снисходительно улыбнулся.

— Вы, как маленький ребенок, которому хочется узнать, как работает машина. Вы хотите видеть положение дел не как домашний врач, а как детектив, который никого не знает и ни о ком не заботится, для которого все они посторонние люди, и все в равной степени могут быть подозреваемыми.

— Вы это хорошо объяснили, — сказал я.

— Тогда я прочитаю вам небольшую лекцию. Прежде всего, необходимо точно установить, что же происходило в тот вечер. Но нужно всегда помнить, что тот, кто говорит, может и лгать.

— Весьма недоверчивое отношение, — заметил я, вскинув брови.

— Но необходимое. Уверяю вас — необходимое, Так вот, первое. Доктор Шеппард покидает дом без десяти минут девять. Откуда это мне известно?

— Я вам сказал об этом.

— Но вы ведь могли сказать и неправду. Или часы, мимо которых вы проходили, были неточны. Но Паркер тоже говорит, что вы ушли без десяти девять. Хорошо, принимаем это заявление и идем дальше. В девять часов за воротами парка вы наталкиваетесь на какого-то человека. Назовем это «Поэмой о Загадочном незнакомце». Откуда мне известно, что это так?

— Я вам сказал, — начал я снова, но Пуаро перебил меня нетерпеливым жестом.

— А! Вы сегодня немного глупы, мой друг. Вам известно, что это так, но как узнать об этом мне? Eh bien[18], я могу сказать вам, что этот загадочный незнакомец не был для вас галлюцинацией, потому что служанка какой-то мисс Ганетт встретила его за несколько минут до вас, и у нее он тоже спрашивал дорогу в Фернли Парк. Так что мы принимаем его существование и с уверенностью может сказать о нем следующее: во-первых, что он в этих местах чужой, во-вторых, что он шел в Фернли Парк и не делал из этого особого секрета, поскольку дважды спрашивал туда дорогу.

— Понимаю, — сказал я.

— Теперь я занялся тем, чтобы побольше узнать об этом человеке. Я узнал, что он заходил в «Три вепря» выпить. Буфетчица утверждает, что он говорит с американским акцентом и что он сам упоминал о своем недавнем приезде из Штатов. А вы заметили его американский акцент?

— Да, пожалуй, — ответил я после того, как с минуту думал, восстанавливая в памяти нашу встречу, — но акцент очень легкий.

— Précisément[19]. И еще есть вот это. Вы помните, я нашел в садовом домике? — Он дал мне небольшой стержень гусиного пера. А я с любопытством рассматривал его. Потом в моей памяти вдруг шевельнулось что-то, о чем я когда-то читал.

Пуаро, наблюдавший за моим лицом, кивнул:

— Да — героиновый «снег». Так его носят наркоманы и резким вдохом втягивают в нос.

— Диморфин гидрохлорид, — произнес я механически.

— Этот способ приема наркотика очень распространен по ту сторону океана. Вот вам второе доказательство, если оно нам нужно, что этот человек прибыл из Канады или из Америки.

— А чем привлек к себе ваше внимание садовый домик? — спросил я с любопытством.

— Мой друг инспектор считает, что все, кто пользуется той дорожкой, делают это для того, чтобы сократить путь к дому. Но как только я увидел садовый домик, я понял, что по этой дорожке могут ходить те, кто использует садовый домик как место встреч. Теперь кажется вполне очевидным, что незнакомец не подходил ни к парадной двери, ни к черному ходу. Тогда к нему выходил кто-то из дома? Если так, то для встречи нет места удобнее, чем этот маленький домик. Я обследовал его в надежде найти какую-нибудь зацепку и нашел целых две — кусочек батиста и стержень гусиного пера.

— А что вы думаете о кусочке батиста? — спросил я с любопытством.

Пуаро поднял брови.

— Вы не пользуетесь маленькими серыми клеточками, — заметил он сухо. — Кусочек накрахмаленного батиста — вещь понятная.

— Для меня не очень понятная.

Я переменил разговор.

— Так или иначе, — сказал я, — этот человек приходил в садовый домик, чтобы с кем-то встретиться. Кто бы это мог быть?

— В этом весь вопрос, — сказал Пуаро. — Не забывайте, что миссис Экройд и ее дочь приехали сюда из Канады.

— Вы это имели в виду сегодня, когда обвинили их в том, что они скрывают правду?

— Возможно. А теперь о другом. Как вы смотрите на историю с этой служанкой?

— На какую историю?

— На историю ее увольнения. Разве для того, чтобы уволить служанку, требуется полчаса? И заметьте, хотя она и говорит, что была в своей спальне с половины десятого до десяти, нет никого, кто бы подтвердил ее заявление.

— Вы ставите меня в тупик, — сказал я.

— А мне становится яснее. Но расскажите о своих мыслях и теориях.

Я извлек из кармана лист бумаги.

— Я здесь как раз набросал второпях несколько предположений, — объяснил я извиняющимся тоном.

— Отлично! Значит, у вас тоже метод. Послушаем.