Констан Геру - Замок Шамбла
– Войдите, — изумленно сказала графиня. В это время никто обычно не приходил.
Дверь открылась, и вошла Мариона Ру, которая еще с порога с волнением закричала:
– Ваше сиятельство, важное известие!
– Что за известие, Мариона? — взволнованно спросила графиня, стараясь казаться спокойной.
– Стали известны убийцы господина Марселанжа.
Это известие поразило графиню. Жак Бессон попытался встать, но, быстро совладав с собой, остался сидеть. Одна Мари Будон сохраняла спокойствие, и у нее одной хватило смелости расспросить обо всем Мариону Ру.
– Ага! Так они известны? — переспросила она.
– Да, известны, — ответила Мариона Ру. — И я думала, что сделаю правильно…
– Вы действительно все сделали правильно, Мариона, но вы сказали «убийцы». Разве их несколько?
– Трое.
Графиня поднесла руку ко лбу; на нем крупными каплями выступил пот.
– А имен их вы не знаете?
– Как же! Знаю.
– Назовите же их скорее, Мариона, — велел аббат Карталь своей служанке, — разве вы не видите, как разволновались дамы, и неужели вы не понимаете, с каким нетерпением они желают узнать их имена?
– Знаю и понимаю, — ответила Мариона. — И вот почему я и прибежала сказать им.
– Ну и кто же это? — спросила Мари Будон.
– Пьер Вильдье, Жан Морен и Мишель Бессон.
– Мой брат! — прошептал Жак Бессон сдавленным голосом.
Госпожа Марселанж мало-помалу пришла в себя, а к графине вернулась ее прежняя надменность. Приподняв голову, она спокойно обратилась к служанке аббата с вопросом:
– От кого вы узнали, что подозревают именно этих троих?
– От тех, кто видел, что их не более часа тому назад вели в тюрьму.
– Как! Они арестованы? — вскрикнул Жак.
– Слава богу, арестованы! — ответила Мариона Ру.
Две женщины торжествовали — графиня и Мари Будон. Первая потому, что увидела, как опасность отступила, вторая потому, что расценила эту судебную ошибку как успех своего хитроумного плана. Графиня продолжила прерванную партию и играла, по обыкновению, до десяти часов, не обнаруживая волновавших ее чувств. Как только часы пробили десять, оба аббата встали, простились с дамами и ушли.
В этот вечер, как и раньше, говорили о болезни Жака и об участии, которое выказали ему Мариона Ру и Мариона Жибер вечером первого сентября, именно тогда, когда люди, подкупленные госпожой Тарад, уверяли, будто встретили его идущего пешком по дороге к Шамбла. И здесь замысел Мари Будон увенчался полным успехом, поскольку каждый день, слыша одно и то же, оба аббата так уверились в этом, словно это произошло у них на глазах, тем более что об этом постоянно судачили их служанки, которым аббаты целиком доверяли. Как только святые отцы удалились, Жак Бессон и Мари Будон подошли к столу.
– Я ведь вам говорила, ваше сиятельство, — сказала Мари, — что никто не осмелится произнести имя Жака.
– Да, — ответила графиня, — тебе удалось то, что ты задумала. Теперь я считаю, что благодаря тебе мы все спасены.
– По крайней мере на время, — прошептала Теодора.
– Навсегда, — с живостью возразила графиня. — Неужели ты не понимаешь, Теодора, что эти четыре свидетеля уже не могут отказаться от своих показаний и что даже если бы они на это решились, то их слова не имели бы никакого веса?
– Я понимаю только одно, матушка, а именно: мы должны воспользоваться этим обстоятельством, которое, по крайней мере теперь, снимает с нас подозрение в глазах суда, и немедля покинуть Пюи и даже Францию, где я всегда буду чувствовать себя в опасности.
– Это будет величайшей ошибкой, и я никогда не соглашусь на это! — вскрикнула графиня.
Потом, обратившись к Жаку Бессону, она сказала:
– Жак, почему вы так мрачны и печальны? Разве вы не видите, что арест этих трех человек стал для нас спасением?
– Может быть, ваше сиятельство, — ответил Жак. — Но я не могу радоваться, как вы, ошибке, в результате которой подозрение падает на моего… невинного брата.
– Это правда. Я об этом не подумала, — прошептала графиня и после недолгих раздумий заявила: — Вашего брата мы спасем. Не я ли графиня Негли? Нет ли у меня знатных и влиятельных родных? А в случае если мои связи мне не помогут, нет ли у меня огромного богатства? Я могу подкупить десять тюремщиков, если понадобится. Успокойтесь же, Жак, я даю вам слово спасти вашего брата, и я его спасу.
– Если честно, ваше сиятельство, — возразил Жак, — я не думаю, что мой брат подвергается серьез— ной опасности. Судьи, раздосадованные тем, что не могут найти никаких следов и улик, арестовали трех человек по косвенным подозрениям. Они скоро поймут свою ошибку и снова примутся разыскивать и допрашивать. Вот тогда-то кто-нибудь да проболтается.
– Кто-нибудь! Разве вы думаете?..
– Вы доверяете Арзаку, ваше сиятельство?
– Я полагаю, что он предан мне, к тому же его денежный интерес…
– Да, им руководят только его собственные интересы, в том-то и состоит опасность. Арзак ни на вашей стороне, ни на стороне Марселанжей. Он ждет, кто больше ему заплатит, того он и поддержит. По крайней мере, таково мое мнение. Впрочем, спросите Мари Будон, которая хорошо его знает, и я побьюсь об заклад…
– Я постоянно наблюдаю за ним, — сказала служанка, — и так же мало полагаюсь на него, как на гнилую доску, но я предупредила его, и это заставит его задуматься. Маловероятно, чтобы он когда-нибудь вздумал изменить нам.
– Если Мари Будон говорила с ним, тогда, возможно, страх заставит его прикусить язык.
Графиня уже хотела ответить, как внезапный стук в дверь заставил ее вздрогнуть.
– Боже мой! — пролепетала Теодора. — Кто бы это был в такое время?
Жак Бессон слегка побледнел. Мари Будон прислушалась. Все четверо воскликнули в один голос:
– Может быть, суд?!
Стук повторился.
– Надо что-то делать, — сказала Мари Будон.
Схватив свечу, она вышла, ступая твердо и решительно. Через пять минут, показавшихся всем вечностью, Мари вернулась в сопровождении человека, который вбежал в гостиную, потом вдруг остановился и вытаращил испуганные глаза. Это был Арзак.
– Ты до завтра, что ли, станешь тут торчать как столб? — резко спросила его Мари Будон. — Говори, что тебе нужно?
– Дайте отдышаться, — ответил наконец Арзак. — Я сам не свой, и есть отчего.
– Говори же, что случилось?
– Да это все моя дура тетка… Знаете, что она сказала судебному следователю?
– Говори же! — вскрикнула взволнованно Мари Будон.
– Она рассказала ему о белом порошке, знаете, о порошке в яичнице! Она сказала ему, что нашла этот порошок у меня и что я не дал ей поднести его ко рту, закричав, что это яд.
– Ты в самом деле сказал это?
– Сказал, к несчастью, и очень раскаиваюсь; лучше бы она сто раз отравилась.
– Чего ты испугался-то? Надо было сказать, что это яд от крыс.
– Это мысль хорошая, да только тетка могла еще много чего наболтать!
– И чего же?
– Да про цепь.
– Какую еще цепь?
– Цепь Юпитера, которую она нашла в моем кармане второго сентября, на другой день после дела.
– Негодяй! — закричал Жак. — Ты оставил эту цепь себе!
Арзак потупил голову.
– Я говорил, что Юпитер принесет нам несчастье. Может быть, моя тетка ничего об этом и не говорила, — робко проговорил Арзак.
– Все-таки эта цепь сыграет с нами злую шутку, — сказал Жак с расстроенным видом.
Даже дамы были поражены, понимая всю важность случившегося. Мари Будон лихорадочно размышляла, и ее острый ум быстро нашел способ обратить промахи Арзака себе на пользу.
– Послушай, негодяй, — сказала она вдруг, — ты ведь понимаешь, что из-за этих ошибок ты подвергаешь свою жизнь большой опасности.
– Я не спорю, — ответил Арзак, лицо которого исказилось от страха.
– У тебя есть единственный шанс спасти себя.
– Какой?
– Целиком и полностью положиться на покровительство дам.
– О да! Я сам этого хочу, — сказал Арзак, смиренно обращаясь к графине. — Я знаю, что под их покровительством мне нечего бояться, если бы даже все судьи на свете преследовали меня.
– Это покровительство еще нужно заслужить.
– Что я должен делать?
– Приходить сюда каждый вечер, рассказывать все, что узнаешь, и оставаться непоколебимо преданным дамам, которые бросят тебя на произвол судьбы в тот же день, когда одно твое слово сможет заставить их усомниться в твоей преданности.
Арзак задрожал от страха.
– Но дамы знают… — пролепетал он, — что я никогда…
– Дамы знают все, что ты делаешь и что говоришь, заруби себе это на носу и помни, что при малейшей…
– О! Неужели вы считаете меня способным?.. — вскрикнул Арзак.
– Это твое дело, решай сам. Однако уже поздно, ты можешь идти, если дамы ничего тебе не прикажут.
