Эллери Квин - Алые буквы
— Нет у него никаких капиталовложений, — заявил Леон Филдс.
— Тогда с чего же он получает доход?
— Он его не получает.
— Ты имеешь в виду, что он живет за счет своего капитала?
— У него нет капитала. — Филдс иронически скривил губы. — Харрисон лишился последнего цента из своего немалого состояния десять лет назад во время четвертого развода. Алименты, скачки и природный дар быть околпаченным каждым бездельником, который знает, как к нему подольститься, положили его на лопатки, как того болвана на ринге, которого нокаутируют с минуты на минуту. Когда он запил и посреди сезона бросил в беде Эйври Лэнгстона, у него уже было долгов почти на сотню тысяч.
— Но Харрисон не может много зарабатывать — он ведь даже в кино не снимается уже несколько лет! На какие же средства он живет, Леон?
— Не на какие, а какими, приятель, — поправил Филдс, не сводя глаз с ринга. — Он живет за счет женщин.
Пакет, который Марта передала Харрисону в ресторане в Чайна-тауне!..
— В этом он здорово преуспел, — продолжал обозреватель. — В моем списке Вэн Харрисон занимает одно из первых мест среди профессиональных альфонсов. И можешь мне поверить, этого добиться нелегко — конкуренция там бешеная. Одни альфонсы берут внешностью, другие — умением танцевать, третьи — лестью, четвертые — подлинными европейскими титулами, пятые — хорошо подвешенным языком, шестые — знанием искусств, седьмые — просто тем, что хороши в постели. В каждой категории есть свои чемпионы. Но в Харрисоне имеется кое-что, о чем остальные альфонсы могут только мечтать. Вместе с ним любая женщина заключает в объятия историческую театральную традицию. Какая дама откажется от настоящего Ромео? Он дает им возможность поучаствовать в спектакле, где небеса служат задником, а каждая ночь — занавесом после второго акта. И никаких паршивых рецензий. Правда, все это стоит денег, но что значат деньги для Джульетты?
В голосе Филдса звучали страстные нотки, на шее вздулись вены. Он смотрел на ринг внизу, словно боясь, что, отведя взгляд, потеряет нечто важное, что ему безумно хотелось сохранить. Эллери молчал.
— Долгие годы его содержала одна женщина за другой, позволяя жить по-королевски. Ты был прав — ему незачем работать, но ты был не прав насчет причин, по которым он все же работает на радио и телевидении. Мистер Харрисон делает это по тем же соображениям, что платит взносы в актерский профсоюз, — дабы поддерживать профессиональную репутацию. Женщины, иногда видя его на экране, куда больше ценят его моноспектакли. Чемпион должен продолжать драться, иначе он растеряет болельщиков… Они выйдут на ринг с минуты на минуту, так что лучше перейдем к делу.
Филдс перевел взгляд с ринга на Эллери. В глазах маленького обозревателя не было ничего человеческого. Это были глаза манекена из универмага.
— Я слушаю, — сказал Эллери.
Но Филдс был не в состоянии перейти к делу. Казалось, его увлекает в сторону сильный ветер непонятного происхождения.
— Не делай ошибки, недооценивая Харрисона, — сказал обозреватель, и Эллери внезапно понял, что его собеседник говорит не понаслышке. — Его цель — деньги, и он находит их там, где они есть. Ты не поверишь, если я сообщу тебе, каких женщин он поимел. И у него не было никаких неприятностей, ничто не вышло наружу, ни один газетчик, кроме меня, ничего об этом не знает.
— Невероятно, — пробормотал Эллери.
— Харрисон даже заставляет женщин получать удовольствие, когда бросает их, — это происходит, когда выдаивать из них деньги становится труднее или же грозит скандал со стороны мужа. Корабль мечты проплыл через их жизнь. Они всегда знали, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, так чего же им возмущаться, когда он хлопает их по заднице и говорит им «пока»? У них остаются воспоминания. Ни одна из этих женщин ни разу не пикнула.
— Тогда как же ты узнал об этом, Леон?
— Разве я спрашиваю тебя, откуда ты берешь свои сюжеты? — Обозреватель скривил тонкие губы. — Но я расскажу тебе, почему никогда не пропечатывал его в газете.
— Меня это тоже интересовало.
— Если бы я хоть раз упомянул в связи с ним имя или даже намекнул на личность одной из этих женщин, Харрисон назвал бы их всех.
— Откуда ты знаешь?
— Он сам мне сказал, — просто ответил Филдс. — Я выгляжу дураком, верно? Действительно, почему бы Леону Филдсу не опубликовать эти имена? Прямой вопрос, который заслуживает прямого ответа. Я был, есть и всегда буду влюблен в одну из этих женщин и скорее сломаю Харрисону хребет на этом ринге, чем позволю ему разрушить ей жизнь.
Рука Филдса скрылась внутри пиджака.
— Я связан по рукам и ногам, Эллери. Я мог бы завтра утром одной колонкой разрушить его рэкет и заодно натравить на него кучу людей, которые не оставили бы в нем ни одной целой косточки, начиная с его знаменитого профиля. Но он загнал меня в угол. Я не могу ни говорить, ни намекать! Мне даже приходится защищать его! Не так давно я помешал приятелю-репортеру совать нос в его делишки. Все, что я могу, — это подкалывать ублюдка при встрече, но и это нужно делать с осторожностью. В тот вечер у Роуза… — Его губы сжались, и он умолк.
Послышался рев — это претендент перелез через канаты.
Словно в ответ, рука обозревателя резко вырвалась наружу, и Эллери увидел в ней белый конверт без надписи.
— Он уже давно прожигает дыру в моем кармане. Я дошел до ручки — больше терпеть нет сил. Не знаю, Эллери, что ты сможешь сделать с этой штуковиной, но скажу тебе, чего ты не сможешь с ней сделать. Ты не должен выпускать ее из рук, позволять кому-нибудь прочесть то, что там написано, повторять вслух — короче говоря, делать что-либо, способное привести к опубликованию содержимого конверта.
— Но это и меня связывает по рукам и ногам, Леон.
— Совершенно верно, — кивнул Филдс, — но не так туго, как меня. У тебя есть один шанс, хотя он, возможно, никогда не представится.
— Какой?
— Ты можешь попытаться сделать то, чего никогда не смогу я, потому что Харрисон не жмет тебе коленом на яйца. Ты можешь пойти к этим женщинам по очереди и попробовать заставить одну из них разоблачить его, как дешевого мужчину-проститутку. Лично я не думаю, что тебя повезет. Кроме того, тебе придется делать это так, чтобы я полностью оставался в стороне. Харрисон должен не только получить свое, но и быть в неведении, откуда нанесен удар. Если атака последует со стороны одной из женщин, а он сможет в лучшем случае отследить только тебя — все о'кей. Согласен на такие условия? Тогда конверт твой.
Эллери протянул руку. Филдс посмотрел на него, вручил конверт и поднялся.
— Даже не звони мне, — предупредил он, поворачиваясь.
— Один вопрос, Леон.
— Да?
— У тебя есть идеи насчет того, кто сейчас играет роль Джульетты?
Публика взревела еще громче, и на ринге появился чемпион.
— Шутишь? — усмехнулся обозреватель и поспешил вниз.
O, P, Q, R
В тот вечер претендент стал чемпионом, но Эллери не присутствовал на коронации. Как только гонг возвестил об окончании первого раунда, он вышел, сел в такси и поехал домой.
Всю дорогу Эллери держал руку в кармане, где лежал конверт.
Включив свет и убедившись, что дверь заперта, он занял кресло в гостиной, даже не сняв шляпу, осторожно вскрыл конверт и извлек содержимое.
Внутри оказался лист желтой писчей бумаги, на котором не было ничего, кроме восьми отпечатанных на машинке женских имен. За каждым из них следовала дата.
Эллери трижды прочитал список. Это было невероятно. Столь же невероятным казалось и то, что никто из бойких и проницательных репортеров до сих пор ни о чем не пронюхал.
В списке значились восемь самых известных женщин Нью-Йорка. Их имена постоянно фигурировали в пятидесятицентовых журналах, украшая перечни организаторов благотворительных фондов. Их регулярно фотографировали в соболях и бриллиантовых тиарах на открытии сезона в «Метрополитен-опера». Им принадлежали поместья в Ньюпорте, Палм-Бич и Басс-Пиренеях.[39] Объединенные состояния их мужей и семей исчислялись сотнями миллионов.
И каждой из этих женщин Вэн Харрисон успешно сбывал романтическое приключение на персональной распродаже!
Эллери содрогнулся, подумав о том, что повлекла бы за собой публикация этих имен в связи с щедро оплачиваемой любовью. Она открыла бы самую грязную страницу в истории нью-йоркского высшего общества. Не то чтобы эта категория вызывала у Эллери большое уважение, но он всегда усматривал особую красоту американского образа жизни в предоставлении равных прав даже высшему свету. А такой скандал затронул бы и детей, и подростков в школах, и ни в чем не повинных родственников на их яхтах и в их клубах для стопроцентных американцев — белых, протестантов и т. д. — не говоря уже о мужьях.
