Эрл Гарднер - Дело о стройной тени

— Что было дальше?

— Когда я вернулась, он попросил спуститься и купить еще две газеты.

— Что стало с этими газетами?

— Не знаю. В корзину для бумаг он их не бросил, это точно. Но обычно он и не бросал газеты в корзину, а складывал в шкаф, Когда набиралась большая стопка, уборщица их выносила. Иногда мистер Тейлман искал в старой газете какое-нибудь объявление о продаже недвижимости. Но, сделав вырезки, обычно выбрасывал газету в корзину, а в этот раз не выбросил.

— Дженис, — сказал Мейсон, — вам придется давать показания. Вы должны понять, что все косвенные улики против вас. Конечно, у вас есть объяснения всему: Тейлман сказал это, Тейлман велел сделать то, я следовала инструкциям мистера Тейлмана. Тейлман мертв. Вы понимаете, что сделает с вами обвинение, когда вы начнете давать показания. Они станут утверждать, что вы сфабриковали эту версию, потому что Тейлман мертв и не может вам возразить. Все зависит от впечатления, которое вы произведете на присяжных. Вы не можете позволить себе потерять выдержку, впасть в истерику. Вы должны мужественно принимать все удары. Вы понимаете?

— Да.

— Вы сможете?

— Мистер Мейсон, я боюсь… боюсь, что не смогу.

— Я тоже этого боюсь, — мрачно произнес Мейсон. — Ну хорошо, Дженис, у вас еще есть пятнадцать минут, чтобы подумать и успокоиться. До сих пор парадом командовал я. Теперь ваша очередь. Соберитесь с мыслями.

Мейсон отошел к Полу Дрейку и Делле Стрит.

— Да, Перри, дела, бывало, шли и лучше, — сказал Дрейк. — Действительно, настоящая бомба.

— Она сказала, что покупала газеты для мистера Тейлмана, — отозвался Мейсон.

— Это очень удобно, он же не может ей возразить, — сухо ответил Дрейк. — Я думаю, что твоя клиентка лжет.

— Знаешь, Пол, за время своей адвокатской практики я усвоил одну истину раз и навсегда: защитник может скептически относиться и словам подзащитного только до тех пор, пока не начался Суд. После этого — никаких сомнений. Он должен встать перед присяжными и показать, что верит каждому слову своего подзащитного.

— Я знаю, — сочувственно согласился Дрели, — но это была настоящая бомба.

— Давай проанализируем, — перебил его Перри. — Что может за всем этим стоять?

— Это вполне может означать, — ответил Дрейк, — что твоя клиентка спустилась вниз, купила газеты, вернулась и наклеила послание А. Б. Видала на бумагу. Потом еще раз вышла на улицу, купила еще две газеты и смастерила второе послание, которое отправила Тейлману на домашний адрес.

— Пусть так, но почему она это сделала?

— Чтобы быть уверенной, что он его получит.

— Тейлман был в конторе. Ей надо было всего-навсего положить письмо со всей остальной почтой.

— Может, она хотела, чтобы об этом узнала его жена?

— С другой стороны, — размышлял Мейсон, — предположим, что Тейлман намеревался исчезнуть и хотел прихватить с собой как можно больше наличных. Он хотел оставить письмо с угрозами, чтобы о нем обязательно узнали. Он надеялся, что Дженис Вайнрайт заглянет в корзину для мусора и найдет письмо, но не был в этом уверен. Поэтому он кладет еще одно письмо во внутренний карман пиджака, приходит домой и переодевается, зная, что жена имеет привычку рыться у него в карманах.

— Знаешь, Перри, — сказал Дрейк, — твоя клиентка — прелестная девушка. Если она сумеет хорошо подать свою версию, а ты убедишь присяжных, голоса могут разделиться.

Мейсон неожиданно весь напрягся. Делла Стрит, хорошо знавшая каждое его настроение, внимательно посмотрела на него:

— Что случилось, шеф?

— Все очень просто, а я чуть не проглядел! — щелкнул пальцами Мейсон. — Если письмо было склеено из газетных вырезок, его смастерил либо Тейлман, либо Дженис Вайнрайт. В любом случае оно не могло прийти по почте, а значит, письмо от А. Б. Видала — я имею в виду конверт с адресом — просто уловка.

— Но Дженис сказала, что конверт пришел по почте… Оно должно было быть в конверте, — возразила Делла.

— Оно не могло там быть, — сказал Мейсон.

— Боюсь, это как раз один из моментов, к которым прицепится обвинение, — заметил Дрейк. — Ты же видишь, что они делают. Гамильтон Бергер специально явился, чтобы самолично допросить твою клиентку, свести на нет ее версию.

Мейсон пересек зал заседаний и остановился у окна, глядя на проходящий внизу транспорт невидящим взглядом. В зале снова появилась публика. Вошел бейлиф. Звонок возвестил о появлении присяжных. В зале царила атмосфера напряженного ожидания, как перед решающим сражением.

— Прошу всех встать, — объявил бейлиф.

Судья Сеймур вошел и занял свое место. Бейлиф ударил молоточком. Все сели.

— Присяжные собрались, обвиняемая находится здесь, — сказал судья Сеймур. — Мистер Мейсон, можете продолжать.

— Высокий Суд, — начал Мейсон, — во время перерыва мне пришла в голову очень важная мысль. Я хотел бы вызвать одного из свидетелей обвинения для повторного допроса.

— Кого именно? — спросил судья Сеймур.

— Миссис Карлотту Тейлман.

Тут поднялся Гамильтон Бергер.

— Ваша Честь, — с достоинством начал он, — я полагаю, вы впервые ведете дело, в котором мистер Мейсон представляет интересы обвиняемого. Я же участвовал во многих. Это типичная процедура. Защитник всегда ждет удобного момента, потом ходатайствует о повторном вызове свидетеля, подчеркивая таким образом важность вопросов, которые намерен задать, и нередко получая желанную отсрочку. В данном случае совершенно ясно, что защите необходима отсрочка, чтобы решить, будет ли обвиняемая давать показания. Я сочувствую мистеру Мейсону, но у нас тоже есть работа, как и у Суда, а кроме того, мы должны принимать во внимание интересы налогоплательщиков. Я заявляю, что цель ходатайства о повторном вызове свидетеля — протянуть время до обеденного перерыва.

— Считаю, что защита должна проводить допрос свидетелей обвинения сразу, а не по частям, — сказал судья Сеймур. — Конечно, Суд вправе разрешить повторный допрос даже после того, как обвинение закончило свое выступление, но для этого должны иметься очень веские основания, которых в данном случае я не вижу, и, следовательно, не намерен давать подобное разрешение.

— Могу я сказать, Ваша Честь? — спросил Мейсон.

— Конечно, господин адвокат. Я готов предоставить вам все возможности для защиты.

— Высокий Суд, — начал Мейсон, — все это дело построено на косвенных уликах. И одной из них, на которую очень полагается обвинение, является двадцатидолларовая купюра, номер… дайте мне взглянуть на нее.

— Нечего тянуть время, читая номера купюр, — вмешался Гамильтон Бергер. — Суду представлена одна-единственная купюра, и нам не нужны все эти разговоры с единственной целью протянуть время.

— Суд склонен согласиться с обвинением, — сказал судья Сеймур. — Что там с этой двадцатидолларовой купюрой?

— Я хотел бы допросить миссис Тейлман и узнать у нее, не платила ли она водителю такси, когда он вез ее в казино, двадцатидолларовой купюрой.

— Ну и что? — сказал Гамильтон Бергер. — Это ничего не значит.

— Это очень много значит, — возразил Мейсон. — Эти двадцать долларов, как уже установлено, были в том самом чемодане, который хранился в ячейке «FO82» вокзальной камеры хранения. Если эта двадцатидолларовая купюра принадлежала обвиняемой, то, по мнению обвинения, именно она занималась шантажом и сфабриковала письма, именно она получила чемодан, а когда обо всем узнал мистер Тейлман, ей не оставалось ничего другого, как убить его. Таким образом, эта купюра становится очень важным моментом обвинения. Самой важной уликой. Если же я смогу доказать, что свидетель Дадли Робертс, водитель такси, получил или мог получить эту купюру от миссис Карлотты Тейлман, позиция обвинения значительно ослабнет, более того, обвинение может просто рухнуть.

Судья Сеймур задумчиво нахмурился, аргументы Мейсона явно произвели на него впечатление.

— Ваша Честь, — вскочил Гамильтон Бергер, — это все те же штучки! Даже если у нелепой теории защиты есть какие-то основания, это ничего не значит. Миссис Карлотта Тейлман не имела никакого доступа к чемодану. У нее не было возможности получить одну из этих купюр. Она даже не видела убитого, не говорила с ним. Она общалась только с секретаршей покойного, обвиняемой по данному делу. Если даже она и расплатилась такой купюрой, как желает уверить нас защитник, доказательство этого должно быть частью его собственного выступления. Обвинение не возражает, чтобы защитник допросил миссис Карлотту Тейлман как собственного свидетеля. Он может сделать это прямо сейчас.

— Я думаю, мистер Мейсон, так будет лучше всего, — сказал судья Сеймур.

— Можно мне сказать, Ваша Честь? — спросил Мейсон.

— Конечно.

— Окружной прокурор прекрасно понимает, — начал Мейсон, — что в данном деле у обвиняемой имеются некоторые технические преимущества, которых он хочет ее лишить. Если будет установлено, что миссис Карлотта Тейлман расплатилась с водителем такси двадцатидолларовой купюрой, то будет считаться недоказанным, что обвиняемая имела в своем распоряжении купюру из чемодана. А поскольку обвинение в значительной степени базируется именно на этом утверждении, у меня будут все основания обратиться к Суду, чтобы он просил присяжных вынести оправдательный Вердикт. Суду известно, что по закону, если косвенное доказательство может быть объяснено чем-то иным, кроме вины подсудимого, должно приниматься именно такое толкование.