Эрл Гарднер - Дело о стройной тени
— Извините, — перебил свидетельницу Раскин. — Давайте уточним. Обвиняемая сказала, что мистер Тейлман позвонил ей по телефону?
— Да.
— В какое время?
— Сразу после ее разговора с мистером Мейсоном — примерно без двадцати девять.
— Что же сказал ей мистер Тейлман?
— Мистер Тейлман велел ей взять в сейфе двести пятьдесят долларов, купить билет на вечерний самолет в Лас-Вегас и встретить там в двадцать три двадцать поезд из Лос-Анджелеса, которым должна приехать его первая жена, Карлотта Тейлман. Обвиняемая должна была отправить мистеру Тейлману телеграмму и сообщить, где они остановились, а затем находиться в обществе Карлотты Тейлман до тех пор, пока не получит новые инструкции. Обвиняемая также сообщила, что мистер Тейлман, по его словам, хотел заключить сделку со своей бывшей женой — либо купить ее акции, либо получить право распоряжаться ими от ее имени.
— Это все?
— Да. Можно сказать, да.
— Защита может приступать к перекрестному допросу свидетеля, — объявил Раскин.
Мейсон со скучающим видом посмотрел на часы.
— У меня нет вопросов, — сообщил он.
— Очень хорошо, — согласился Раскин. — А теперь, поскольку я не могу просить адвоката давать показания по делу, в котором он является защитником обвиняемой, я сообщу, что мистер Мейсон и его секретарь мисс Стрит записали номера некоторых банкнот, которые обвиняемая принесла в контору мистера Мейсона в чемодане. Им были вручены повестки, предписывающие представить Большому Жюри эти записи. Диктофонная и магнитофонная записи представлены. Я сообщаю, что у нас имеется список номеров двадцатидолларовых купюр. Заверяю адвоката, что это тонный список, и прошу его согласия приобщить список к вещественным доказательствам.
— Мы понимаем ситуацию и благодарим за любезность, — ответил Мейсон. — Если обвинение гарантирует, что список точно соответствует нашим записям, представленным Большому Жюри, мы не возражаем.
— Я это свидетельствую, — заявил Раскин.
— Список может быть приобщен к вещественным доказательствам, — согласился Мейсон.
— Пригласите вашего следующего свидетеля, господин прокурор, — сказал судья Сеймур.
— Вызываю Дадли Робертса! — провозгласил Раскин, не скрывая триумфальной радости.
Мистера Робертса привели к присяге.
— Где вы проживаете? — спросил Раскин.
— Лас-Вегас, штат Невада.
— Вы знакомы с Перри Мейсоном?
— Да.
— А с его секретаршей, Деллой Стрит? Я попрошу мисс Стрит встать.
Делла Стрит встала.
— Да, я знаю обоих, — подтвердил Робертс.
— Когда вы впервые увидели их?
— В среду, четвертого числа.
— Где?
— В Лас-Вегасе. Они сели ко мне в машину.
— А теперь, — с триумфом провозгласил Раскин, — я покажу вам двадцатидолларовую купюру с номером «G78342831A» и спрошу, видели ли вы ее раньше?
— Видел. На ней в уголке мои инициалы.
— Где вы взяли эту купюру?
— Мне дал ее мистер Мейсон в уплату за проезд, — ответил Робертс.
— Приступайте к допросу, — повернулся Раскин и Мейсону.
Мейсон встал, подошел и свидетелю и долго его рассматривал.
— Мистер Робертс, — начал он, — сколько раз я ездил с вами четвертого вечером, после того как мы с мисс Стрит отправились в аэропорт?
— Вы с мисс Стрит доехали со мной от казино до полицейского участка. Сначала вы хотели ехать в аэропорт, потом передумали и решили поехать к полицейскому участку.
— Вот именно. Когда я был вашим пассажиром в следующий раз?
— Мы подождали возле участка, взяли там женщину, и, когда полицейские попытались нас остановить, вы велели мне ехать быстрей.
— Куда мы направились?
— Вы велели остановиться у первого же отеля, где будут свободные места.
— И просил подождать?
— Да.
— И вы стали ждать?
— Я позвонил.
— Кому?
— Я позвонил в полицию и сообщил, что человек, которого они пытались остановить, велел мне ехать в этот отель и теперь находится там. Я живу в Лас-Вегасе и не собираюсь ссориться с полицией.
— Поэтому вы решили сообщить, где я нахожусь?
— Я решил, что так будет лучше.
— И что же было дальше?
— Приехала полицейская машина и отвезла вас обоих в аэропорт.
— А что сделали вы?
— Я отвез женщину, которая была с вами, обратно в казино.
— Я оплатил вам поездку, не так ли?
— Так.
— Разве вы не помните, что я платил серебряными долларами? Я еще спросил, не возражаете ли вы против серебряных долларов, а вы ответили, что возражаете только против долговых расписок.
— Точно. Но это было, когда вы ехали и полицейскому участку. А когда я вез вас из аэропорта на вокзал, вы дали мне двадцатидолларовую купюру.
— Когда же вы узнали, что я дал вам именно эту купюру?
— На следующий день полиция попросила меня проверить выручку за предыдущий день, и точно — в ней оказалась эта двадцатидолларовая бумажка, та самая, которую они искали.
— Ее определили по номеру?
— Да.
— Но вы не посмотрели на номер купюры, которую я вам дал?
— Это должна быть она.
— Что вы имеете в виду?
— Это была двадцатидолларовая бумажка.
— Что в ней было особенного, почему вы могли ее запомнить?
— Я помню, что получил ее от вас.
— Но как вы отличаете ее от всех прочих двадцатидолларовых купюр?
— На следующее утро у меня была только одна.
— Вы хотите сказать, что я был единственным, кто в тот вечер дал вам двадцатидолларовую купюру?
— Вот именно.
— Подумайте хорошенько, может, еще кто-нибудь дал вам такую же бумажку?
— Нет. Она была одна.
— Теперь давайте уточним. Когда я расплатился с вами двадцатидолларовой купюрой, вы не обратили на нее особого внимания.
— Как бы не так! Это были двадцать долларов, и вы не взяли сдачу. Когда пассажир не берет сдачу с двадцати долларов, я такое не забываю.
— Я говорю не про это, — сказал Мейсон, — меня интересует другое: вы не посмотрели на номер купюры, когда я вам ее дал?
— Нет, на номер я не глядел, просто сунул в карман.
— Так откуда же вы знаете, что я дал вам именно эту купюру?
— Потому что на следующее утро, когда полиция попросила меня проверить, это была единственная двадцатидолларовая бумажка у меня в кармане.
— Второй раз, — сказал Мейсон, — я платил серебряными долларами.
— Ну да. Об этом никто не спорит. Вы поехали к полицейскому участку. Сначала в аэропорт, а потом передумали и сказали, чтобы я вез вас к участку. Дали мне серебряные доллары и велели подождать. Потом из участка вышла женщина, вот эта. — Свидетель указал на Карлотту Тейлман. — Она сначала подумала, что машина свободна. Вы посадили ее в машину и велели мне ехать быстрее. Полицейский подбежал и попытался остановить машину, но вы велели ехать.
— И что же вы сделали?
— Ехал, пока вы не велели остановиться у отеля, где были свободные места. Вы все прошли туда, а я отправился звонить в полицию.
— И в результате этого звонка к отелю подъехала полицейская машина?
— Наверно. Они забрали вас и сказали, что сами отвезут вас в аэропорт.
— Значит, двадцать долларов вы получили за первую нашу поездку?
— Я вам все время об этом твержу.
— И это были единственные двадцать долларов в вашем кармане на следующее утро?
— Ну да!
— А теперь хорошенько подумайте. Не тратили ли вы деньги вечером четвертого?
— Нет, — покачал головой Робертс.
— Вспомните как следует, — настаивал Мейсон.
— Я… я хорошо поужинал. Вечер оказался удачным, и я решил, что могу позволить себе хороший бифштекс. Заплатил, по-моему, десятидолларовой бумажкой.
— Что вы сделали, когда я уехал в аэропорт?
— Я стоял у отеля, там была эта дама, которую вы привезли от полицейского участка. Она хотела, чтобы я отвез ее в казино, и я отвез.
— Она заплатила?
— Конечно, у меня же такси.
— Как она вам заплатила?
— Деньгами, — сердито ответил шофер.
— Она дала вам нужную сумму, или вам пришлось давать ей сдачу?
— Она дала… Я не помню. Может, и всю сумму. Кажется, она дала долларовые бумажки. Не помню.
— Не могла ли она дать вам двадцатидолларовую банкноту?
— Я же сказал: у меня в кармане была только одна двадцатидолларовая бумажка. Я помню, что вы дали мне двадцать долларов, На следующее утро полиция попросила меня посмотреть по карманам, нет ли там двадцатидолларовых бумажек, и дать их номера. У меня оказалось двадцать долларов, я дал им номер, они попросили меня написать на банкноте мои инициалы, забрали ее и дали вместо нее две по десять.
— Если женщина из отеля, кстати, ее зовут миссис Карлотта Тейлман, дала вам двадцатидолларовую купюру, когда вы везли ее в казино, и вы дали ей сдачи, то вы могли заплатить этой купюрой за свой бифштекс, не так ли?
— Конечно, так. А если бы Рокфеллер подарил мне миллион долларов, я был бы миллионером.