Жорж Сименон - Друг детства Мегрэ
Лагрюм был самым мрачным из инспекторов — десять месяцев в году его мучил гайморит. К тому же у него было плоскостопие, отчего он ступал как-то по-особенному.
После завтрака Флорантен направился к городскому тотализатору и заполнил карточку игрока на бегах, затем спустился по бульвару Батиньоль. Ему пришлось пройти мимо отеля «Босежур» — откуда ему было знать, что здесь проживает его рыжий соперник.
Пообедал он в ресторане на площади Терн и, как и накануне, закончил день в кино.
Что он будет делать со своим тощим громоздким телом, со своим гуттаперчевым лицом, когда иссякнет сумма, выданная ему комиссаром?
Он ни с кем не встречался. Никто не искал встреч с ним. Поужинал он в кафе самообслуживания.
Наблюдение за привратницей не дало никаких результатов. Она выходила только затем, чтобы выставить мусорный бак и подмести лестницу.
Одни жильцы были в церкви, у воскресной мессы.
Другие на весь день уехали за город. Улица была оживлена меньше обычного, и оба инспектора, поочередно дежурившие на ней, едва дождались конца дежурства.
Мегрэ с утра прочел все поступившие донесения: врача, оружейника, экспертов и отдела идентификации.
Предупредительно постучав в дверь, в кабинет вошел отдохнувший, веселый, полный энергии Жанвье.
— Как вы, шеф?
— Плохо.
— Воскресенье было неудачное?
— Да.
Жанвье не мог удержаться от улыбки: он знал, что подобное настроение шефа — хороший знак. Во время расследования Мегрэ как губка впитывал все, что касалось событий дела и участников их, бессознательно запоминал малейшие подробности.
Чем больше он ворчал, тем больше становился груз всего того, что он накопил таким образом.
— А ты как провел воскресенье?
— Гостил с женой и детишками у свояченицы. На площади были устроены праздник, ярмарка, уж и не знаю, сколько дети потратили, стреляя по глиняным трубкам.
Мегрэ встал и заходил по кабинету. Прозвенел звонок, возвещающий о начале оперативного заседания, но он лишь буркнул:
— Обойдутся без меня.
У него не было ни малейшего желания отвечать на вопросы начальства и еще меньше хотелось во всеуслышание заявлять о своих дальнейших шагах. Он и сам толком не знал, что предпримет. Он продолжал действовать на ощупь.
— Если бы только это чудовище заговорило!
Мысли его по-прежнему витали вокруг бесстрастной и несгибаемой привратницы.
— Начинаю сожалеть, что ее нельзя подвергнуть пытке, и прикидываю, сколько пришлось бы влить в нее воды…
Всерьез он, конечно, так не думал, просто это был способ излить свое скверное настроение.
— Что ты думаешь по этому поводу?
Жанвье не нравилось, когда шеф задавал ему подобные вопросы, и он старался избежать конкретных ответов.
— Мне кажется…
— Что тебе кажется? Думаешь, я пальцем в небо попал?
— Напротив. Только мне кажется, что Флорантену известно куда больше, чем ей. А он не такой твердый орешек. И ему уже не на что надеяться, остается лишь мыкать горе и побираться на Монмартре.
Мегрэ с важным видом взглянул на него.
— Приведи его, — попросил он и тут же окликнул выходившего Жанвье: — Зайди еще на Нотр-Дам-де-Лоретт, прихвати и привратницу. Пусть упирается сколько душе угодно: если надо, примени силу.
Жанвье улыбнулся, с трудом представляя себе неравный бой с этой махиной, в два раза тяжелее его.
Мегрэ позвонил в министерство общественных работ.
— Будьте добры, соедините меня с господином Паре.
— Соединяю вас с его отделом.
— Алло! Господин Паре?
— Господин Паре отсутствует. Только что звонила его жена и сообщила, что он болен.
Мегрэ набрал домашний номер Паре.
— Госпожа Паре?
— Кто говорит?
— Комиссар Мегрэ. Как себя чувствует ваш муж?
— Плохо. Доктор боится, что это нервный срыв.
— По-видимому, я не смогу переговорить с ним?
— Ему рекомендован полный покой.
— Он что, терзается? Просит принести газеты?
— Нет. Молчит. Едва отвечает, когда я к нему обращаюсь.
— Благодарю вас.
А теперь звонок в отель «Скриб».
— Это вы, Жан? Говорит Мегрэ. Вернулся ли из Бордо господин Виктор Ламотт? Уже на работе… Спасибо.
Звонок в контору на улице Обера.
— Попросите к телефону господина Ламотта… Комиссар Мегрэ.
Послышались щелчки, словно на пути к большой шишке нужно было преодолеть целую иерархическую лестницу.
Наконец послышалось сухое «да».
— Говорит Мегрэ.
— Мне сказали.
— Вы намерены провести первую половину дня у себя в кабинете?
— Не знаю.
— Прошу вас не отлучаться и ждать моего звонка.
— Предупреждаю: на новую встречу я явлюсь с адвокатом.
— Это ваше право.
Мегрэ повесил трубку и позвонил на бульвар Вольтера; Фернана Курселя на службе еще не было.
— Раньше одиннадцати он не появляется, а в понедельник, бывает, приходит лишь во второй половине дня.
Хотите поговорить с его заместителем?
— Нет, спасибо.
У Мегрэ было время воскресить в памяти все те гипотезы, которые он выстроил вчера во время поездки за город, что он и сделал, заложив руки за спину и расхаживая по кабинету.
В конце концов он остановился на одной, но в нескольких вариантах. Раза три взглянул на часы.
Почти стыдясь самого себя, он открыл шкаф, где хранил бутылку коньяку. Он держал его не для себя, а для тех, кому во время признания становилось дурно.
Мегрэ сознания не терял. И не ему предстояло сделать признание. Тем не менее он отпил прямо из горлышка.
Отпил и остался недоволен этим. Еще раз, теряя терпение, посмотрел на часы. Наконец в коридоре послышались шаги нескольких людей и разъяренный голос, который он сразу узнал, — голос госпожи Блан.
Он пошел навстречу, открыл дверь.
— Я начинаю привыкать к этому кабинету, — попробовал пошутить Флорантен, явно обеспокоенный.
Что до госпожи Блан, то она отчеканила:
— Я свободная гражданка и требую…
— Подержи ее где-нибудь, Жанвье. Побудь с ней и постарайся увернуться, когда она станет выцарапывать тебе глаза, — приказал Мегрэ и, повернувшись к Флорантену, предложил тому сесть.
— Предпочитаю стоять.
— А я предпочитаю видеть тебя сидящим.
— Ну если ты настаиваешь…
Он гримасничал, как когда-то во время перебранки с учителями, когда старался рассмешить весь класс.
Мегрэ вышел за Лапуэнтом: тот присутствовал почти на всех допросах и больше других был в курсе дела.
Комиссар не спеша набил трубку, раскурил ее и большим пальцем осторожно умял табак.
— Ну что, Флорантен, тебе по-прежнему нечего мне сказать?
— Я все сказал.
— Нет.
— Клянусь, это правда.
— А я тебе говорю: ты врал мне всю дорогу.
— Ты считаешь меня лжецом?
— Ты всегда им был. Еще в лицее.
— Только чтобы смешить…
— Вот-вот. А здесь мы не шутим.
Он глянул своему старому приятелю прямо в глаза. Он был серьезен. Лицо его одновременно выражало презрение и жалость. Может быть, жалости было больше.
— Как ты думаешь, что будет дальше?
Флорантен пожал плечами:
— Откуда мне знать?
— Тебе пятьдесят три.
— Пятьдесят четыре. Я старше тебя на год, поскольку в шестом остался на второй год.
— Ты ведь уже не первой свежести, и тебе будет нелегко найти вторую Жозе.
Флорантен опустил голову:
— Я и искать не стану.
— Твоя торговля подержанной мебелью — так, для отвода глаз. У тебя ни профессии, ни надежного занятия. Да и лоска у тебя поубавилось, чтобы надувать простофиль.
Это были жестокие слова, но их следовало произнести.
— Жалкий ты человек, Флорантен.
— Все у меня прошло сквозь пальцы. Знаю, что я неудачник, но…
— Но продолжаешь надеяться? На что?
— Не знаю.
— Ну хорошо. С этим вопросом мы покончили, а теперь я хочу снять у тебя тяжесть с сердца.
Мегрэ выждал, вновь взглянул Флорантену в глаза и произнес:
— Я знаю, что ты не убивал Жозе…
Глава 8
Больше всех поразился не Флорантен, а Лапуэнт: рука его с карандашом застыла в воздухе, он изумленно смотрел на шефа.
— Не торопись радоваться. Это не означает, что ты чист как стеклышко.
— Ты все же допускаешь…
— Допускаю, что в одном ты не соврал, и это просто удивительно.
— Я же тебе говорил…
— Лучше не перебивай. В ту среду примерно в то время, которое ты назвал, несомненно около трех с четвертью кто-то позвонил в дверь Жозе…
— Вот видишь!
— Помолчи же. Ты, как обычно, скрылся в спальне, не зная, кто бы это мог быть. И стал прислушиваться, поскольку вы с Жозе никого не ждали.
Полагаю, кому-то из ее любовников случалось явиться в неурочный час или даже не в свой день…
— В таком случае они предупреждали звонком.
— И никто ни разу не приходил без предупреждения?
— Это случалось крайне редко…
— И в таких случаях ты прятался в стенном шкафу. В среду же ты был не в шкафу, а в спальне. Ты узнал голос и испугался, так как понял, что пришли вовсе не к Жозе.