Лидия Орлова - БРЕНД. Повод для убийства
Через пару минут она уже была на улице.
Черная «Ауди» Игоря стояла прямо против подъезда, перекрывая выезд Марининой машине. Муж ждал Марину на улице, и едва она появилась, бросился ей навстречу и обнял. Марина испугалась – не видит ли кто? – но потом засмеялась. «Господи, как хорошо!» – тихо прошептала она, пряча лицо в мягкий пушистый шарф, который Игорь носил не под пальто, как все, а поверх воротника, и обматывал им шею несколько раз – и тепла, и пижонства ради. Дубленки и куртки Игорь не признавал, считал, что им не хватает элегантности…
– Поехали? – спросил он, когда стало ясно, что пауза затянулась.
– Поехали, – ответила Марина, выскальзывая из его объятий.
– Садись в мою машину, – сказал Игорь. – А твоя пусть тут померзнет… Не возражаешь?
– Чего ради я буду возражать? – Марина сама открыла дверцу его машины и с удовольствием устроилась на переднем сиденье.
В салоне было тепло, приятно пахло новой кожей. Машину Игорь сменил недавно, после удачно проведенной рекламной кампании по продаже новой краски для волос. Фирма была немецкая, возможно, они и гонорар ему выплатили натурой – Марина не спрашивала, она не вмешивалась в дела мужа, если, конечно, он сам ее об этом не просил. «Как хорошо!» – еще раз, как заклинание, повторила Марина. Она наслаждалась покоем, близостью Игоря и даже тем, что ей не придется самой вести машину.
Игорь включил зажигание, автомобиль мягко и неслышно выехал со стоянки. Вскоре они оказались в потоке машин, который ночью казался ярким и праздничным из-за множества огней – красных, оранжевых, желтых, зеленых… Игорь молчал. Только улыбался, поглядывая на нее. Марина ловила на себе эти взгляды, наблюдала за тем, как разноцветные потоки света от уличной рекламы скользят по его лицу, и чувствовала, что ему так же хорошо, как и ей.
– Мы едем к тебе? – спросила она.
– Конечно, – ответил он. – Ты давно у меня не была…
– Что значит – давно? – смеясь, спросила Марина. – С тех пор, как ты уехал в Питер…
– Вот именно! Целую вечность… – подтвердил Игорь. Он хотел что-то добавить, но передумал. Только опять улыбнулся.
– Я по тебе ужасно соскучилась, – призналась она. – А тут еще эти неприятности…
– Ни слова о неприятностях! – прервал ее Игорь. – Так ты и вправду соскучилась?
– А народ кричит – давай подробности, – пошутила она.
Он засмеялся.
Марину обрадовал его смех – в нем было столько откровенной радости и счастья, что Марина поняла: все ее утренние страхи и сомнения напрасны, ничего не изменилось за эти несколько дней, пока Игорь был в отъезде. И не надо говорить об этом, не надо ничего объяснять, подыскивать какие-то слова…
Марина любила эти молчаливые диалоги. Взгляды, улыбки, жесты, случайные прикосновения казались ей красноречивее самых выразительных слов, которые любимые и любящие могут сказать друг другу.
Они ехали недолго. Возможно, Марина просто не чувствовала времени – впервые за последние дни она испытывала ощущение покоя и счастья.
– Ну что, малыш, вот мы и приехали! – сказал Игорь.
Он вышел из машины, обошел ее, открыл дверцу и подал Марине руку. Он вполне мог обойтись и без этого – в какой-то мере «публичного» – жеста, но, похоже, хотел почувствовать себя рыцарем, джентльменом или просто галантным кавалером. Высокий, неправдоподобно элегантный. А может быть, просто хотел сыграть эту роль – Марина видела его хитрющие глаза… «Что-то задумал, – решила она. – Очередной спектакль ставит, не иначе…»
Некая театральность поступков Игоря могла смутить кого угодно, только не Марину. Игорь не относился к числу людей, излишне озабоченных тем, как они выглядят в глазах других. Он был по природе артистичным, жил легко, весело, не перекладывая на друзей свои проблемы, заботы и неприятности, неизбежные, как осенний дождь. Марину каждый раз удивлял и радовал природный оптимизм Игоря, который поразительным образом сочетался в нем с абсолютно реалистическими оценками тех или иных ситуаций, умением понять и обнажить – откровенно, даже несколько цинично – их скрытый или плохо завуалированный истинный смысл. Может быть, это свойство режиссерской профессии – выявлять подоплеку событий, анализировать характеры, но Игорь же не работал в настоящем театре, не ставил пьесы, в которых поднимались бы тяжелые человеческие проблемы, он занимался всего лишь модой…
– Ты где? – спросил Игорь.
Марина вздрогнула. Игорь стоял перед ней и с тревогой заглядывал ей в глаза.
– Тут я… – улыбнулась Марина. – Задумалась…
– Понятно… Что тут думать! Пошли…
Игорь подхватил Марину под руку, они направились к подъезду.
– Скользко, – прошептала она.
– Конечно, скользко! – передразнивая Марину, шепотом сказал Игорь. – А ты за меня держись…
Он снова засмеялся.
– Какой ты легкомысленный! – проворчала Марина.
– Да, я такой! А что? Тебе это не нравится?
Марина ответила что-то, ничего не значащее. Не в словах был смысл их разговора, в интонациях. Задеть, подколоть – и приласкать, обидеть – и извиниться, заставить смеяться, расшевелить, чтобы ушла скучная обыденная усталость, чтобы освободилась душа для иных – ярких и радостных впечатлений…
– Живут же люди! – воскликнула Марина, когда, сбросив дубленку и наскоро умывшись, она вошла в кухню-студию и обнаружила, что стол уже накрыт.
– Мяса не жди! – сразу же заявил Игорь, с удовольствием оглядывая созданную им кулинарную композицию. – Джин с тоником будет, тут я согласен пойти тебе навстречу…
– Кудесник, любимец богов… – засмеялась Марина.
– А то! Ты точно цитируешь… – откликнулся Игорь.
– Конечно! Как ты говоришь? Главное, чтобы посуда была хорошая…
– Правильно. Посуда у меня отменная…
В отличие от тех, кто считает, что стиль – это постоянство привычек и пристрастий, Игорь ограничивал это понятие строгими временными рамками. Постоянство, но в какой-то определенный период. Он полагал естественным и даже вполне оправданным то, что сейчас, в период глобализации, в искусстве и литературе воцарилась эклектика, которая и есть истинный стиль нового времени. «Мир, как ни странно, сузился, – любил говорить Игорь. – Исчезли непознанные пространства, неизвестные народы и незнакомые языки… Самобытность в одежде, еде, нравах встречается все реже. И сохраняется разве только в коммерческих интересах – как некий противовес вездесущим «макдоналдсам», спортивным костюмам, «адидасовским» кроссовкам и другой популярной продукции трансконтинентальных корпораций».
Игорь любил свою квартиру, как и Марина любила свою. И ему, и ей понадобилось несколько лет, чтобы обустроить дом по своему вкусу. Потребовались деньги, и деньги немалые, чтобы сменить водопроводные и газовые коммуникации, электропроводку, а стены заново оштукатурить – так называемый евроремонт, когда стены просто обивались гипсокартоном или оргалитом – их не устраивал. Новый паркет, новые двери и оконные рамы… Дома, в которых жили Марина и Игорь, относились к старой советской застройке, их никогда серьезно не ремонтировали, поэтому ремонт превратился в настоящее строительство с серьезной степенью риска. Риск этот состоял в том, что все основные коммуникации в доме по-прежнему оставались старыми и ненадежными, трубы в квартирах соседей время от времени прорывало, батареи были теплыми, пока температура на улице не опускалась ниже пяти градусов мороза… И все же они были рады и не переставали удивляться тому, как им удалось осилить этот ремонт-строительство. Это случилось за пару лет до их судьбоносной встречи в Париже и теперь, когда они стали жить вместе, они все еще не решались съехаться, обменять свои квартиры на одну, общую, чтобы жить одним домом, а все ходили друг к другу в гости.
Игорь посмеивался над тем, как Марина обустроила свою квартиру: цветы, многочисленные диванные подушки, всевозможные вазочки и фарфоровые статуэтки он с ехидством называл мещанскими «пылесборниками» и обещал как-нибудь подарить канарейку в позолоченной клетке для завершенности образа. Смеяться – смеялся, но никогда не забывал подарить букетик цветов – «чтобы вазы приобрели хоть какой-то смысл».
Квартира Игоря первое время казалась Марине слишком деловито-холодной. Она не была поклонницей ни минимализма, ни хай-тека, который так нравился Игорю. Свободное пространство и излишний рационализм обстановки почему-то ассоциировались у нее с казенным, офисно-клубным помещением, в котором трудно расслабиться и отдохнуть. Правда, она понимала, что для Игоря, жизнь которого связана с постановками модных шоу, отдых может состоять именно в отсутствии красивых «тряпок», как он в раздражении называл модные платья, и множества сопутствующих мелочей – разноцветных перьев, диковинных шляпок, вуалей, корсетов – всего, что имело сладковатый запах пудры, потного женского тела и стойких одурманивающих духов… В его доме было просторно, ничего лишнего. И никаких запахов «моды» – разве только запах свежести и чистоты.
