Эллери Квин - Тайна китайского апельсина
— Простите? — вытаращил глаза Макгауэн.
— Я сказал — Попу. Имеется в виду поэт Александр Поп. В своем письме Джону Гэю он написал: «Блажен тот, кто ничего не ждет, ибо он никогда не разочаруется». В общем, сегодня я не в том настроении, чтобы разбрасываться чужими дарами… С другой стороны, мне только сейчас стало ясно, что я умираю с голоду. Мы можем поговорить, пока я буду заливать горючее.
Эллери сел и взял апельсиновый сок, оставив Макгауэна стоять с полуоткрытым ртом. Он заметил, что в щели двери, ведущей на кухню, появился блестящий молодой глаз и с большим любопытством уставился на его посетителя.
— Вы уверены, что не хотите ко мне присоединиться?
— Вполне. — Макгауэн заколебался. — Вы… вы всегда так разговариваете перед завтраком, Квин?
Эллери улыбнулся и выпил сок.
— Прошу прощения. Дурная привычка.
Макгауэн снова начал расхаживать по комнате. Потом резко остановился и заявил:
— Я сожалею о том, что произошло вчера вечером, Квин. Доктор Керк непредсказуем. Уверяю вас, что Марселла и я… и все мы… чувствуем себя пристыженными его вчерашней выходкой. Разумеется, у старости есть свои права. Но этот человек — тиран. Кроме того, он не понимает необходимости провести официальное расследование…
— Все в порядке, — весело отозвался Квин, пережевывая тост. Больше он ничего не сказал, видимо предоставив вести разговор своему собеседнику.
— Ладно. — Макгауэн неожиданно покачал головой и сел в кресло у камина. — Наверно, вы спрашиваете себя, зачем я к вам явился?
Эллери поднял чашку:
— В конце концов, я тоже человек. Не могу сказать, что я ждал вашего визита.
Макгауэн невесело рассмеялся:
— Прежде всего я хотел лично принести вам свои извинения. Я считаю себя членом семьи Керк, поскольку мы с Марселлой… Впрочем, дело не в этом, Квин.
Эллери со вздохом откинулся в кресле и вытер губы салфеткой. Он предложил Макгауэну сигарету, от которой тот отказался, и закурил сам.
— Ну вот, так мир выглядит гораздо лучше, — констатировал Квин. — Итак, Макгауэн, я вас слушаю.
Некоторое время они молча холодно смотрели друг на друга. Потом Макгауэн начал рыться в своем внутреннем кармане.
— Никак не могу раскусить вас, Квин. У меня такое чувство, будто вы знаете гораздо больше, чем хотите показать…
— Я как кузнечик, — ответил Квин. — У меня защитная окраска. Это свойство необходимо в моей профессии, Макгауэн. — Он скосил глаза на кончик своей сигареты. — Вероятно, вы имеете в виду убийство?
— Да.
— Я ничего не знаю. Если уж на то пошло, — с грустью добавил Эллери, — я знаю даже меньше, чем ничего. Однако мне интересно, что знаете вы. — Макгауэн взглянул на него. — Нет, я не хочу перевести разговор на вас. Но вам наверняка что-то известно, и вы поступите очень мудро, разделив свое знание со мной. Во мне и так уже напихано столько секретов, что, если привязать их кому-нибудь на шею, они утянут беднягу на дно. Кроме того, я лицо неофициальное — вы сами понимаете, как удобно это положение. Я могу говорить только то, что хочу, и держать остальное при себе.
Макгауэн нервно потер подбородок.
— Не понимаю, о чем вы. По-вашему, я что-то скрываю? Смею заверить…
Эллери смерил его холодным взглядом. Потом снова сунул в рот сигарету и с задумчивым видом затянулся.
— Боже, боже. Кажется, я потерял свою хватку. Что ж, Макгауэн, говорите, что у вас на уме — или, скорее, что у вас в руке?
Макгауэн раскрыл большой кулак, и Эллери увидел на его широкой ладони маленький кожаный предмет, похожий на футляр для визитных карточек.
— Вот, — сказал он.
— Я вижу какой-то футляр, из кожи или кожзаменителя. К сожалению, у меня нет рентгеновских лучей. Дайте взглянуть поближе.
Но Макгауэн, не выпуская из рук футляра и не поднимая от него глаз, ответил:
— Я только что это купил — то, что лежит в футляре. Нечто ценное. Разумеется, это только совпадение, но я чувствую, что у меня могут быть проблемы и даже неприятности, хотя, уверяю вас, я совершенно не виноват ни в чем, что… — Эллери смотрел на него немигающим взглядом. Макгауэн вел себя очень нервно. — Мне совершенно нечего скрывать, но, если я умолчу об этом обстоятельстве, боюсь, кто-нибудь из полиции может о нем узнать. А это будет неловко и очень неприятно. Поэтому…
— Думаю, осмотра все-таки не избежать, — заметил Эллери. — О чем вы говорите, Макгауэн?
Макгауэн протянул ему кожаный футляр.
Эллери с любопытством повертел его в руках, всем своим видом демонстрируя сдержанность и отстраненность, которые воспитали в нем многие годы, проведенные за изучением самых странных предметов. Футляр был из чистого сафьяна, черного цвета, и застегивался, похоже, на простой замок с пружинной защелкой. Он нажал на маленькую кнопку, и крышка откинулась. Внутри футляра на атласной подкладке лежал прямоугольный конверт из плотного молочно-белого пергамина. А в конверте завернутая в прозрачный чехольчик лежала почтовая марка.
Макгауэн молча достал никелированные щипцы и протянул их Эллери. Эллери открыл конверт и с помощью щипцов довольно неуклюже извлек из него чехольчик. Марка была отчетливо видна сквозь целлофан. Она была очень крупной, больше в ширину, чем в высоту, и аккуратно перфорирована по всем четырем краям. Кайма имела охряно-желтый цвет, а нижняя часть прямоугольника изображала китайскую цветочную гирлянду. В двух нижних углах указывалось достоинство марки — 1 доллар. В верхней части рамки толстыми, охряного оттенка прописными буквами стояло слово «Фучжоу».
Но внутри рамки, там, где, даже на искушенный взгляд Эллери, должно было находиться какое-то изображение или картинка другого цвета, не было ничего. Просто чистый белый квадрат бумаги.
— Забавно, правда? — пробормотал Эллери. — Я не филателист, но мне ни разу не приходилось видеть или даже слышать о марке, где в самом центре находится пустое место. Что это значит, Макгауэн?
— Поднесите ее к свету, — спокойно посоветовал Макгауэн.
Эллери бросил на него быстрый взгляд и повиновался. Он сразу увидел на тонкой бумаге очаровательную маленькую сцену, набросанную в черно-белых тонах. На переднем плане находилось длинное церемониальное каноэ — или что-то в этом роде, — в котором сидело множество китайцев; а на заднем плане виднелась гавань — судя по надписи наверху, это был порт Фучжоу.
— Поразительно, — отметил он. — Просто поразительно. — Он бросил на Макгауэна еще один быстрый взгляд и заметил, что в глазах его что-то блеснуло.
Макгауэн добавил тем же спокойным голосом:
— Переверните марку наоборот.
Эллери так и поступил. В следующий момент, хотя это было невероятно, он увидел ту же самую сцену с гаванью, ярко напечатанную на обратной стороне марки. Сверху она была измазана высохшим и потрескавшимся клеем.
— Наоборот? — спросил он медленно. — Конечно. Наоборот.
Макгауэн взял щипцы с зажатым в них чехольчиком и убрал марку обратно в конверт.
— Удивительно, не правда ли? — поинтересовался он приглушенным голосом. — Насколько я знаю, это единственная ошибка такого рода во всей истории филателии. О подобных раритетах мечтают все коллекционеры.
— Наоборот? — снова повторил Эллери, словно задавал сам себе вопрос, ответ на который выглядел слишком простым, чтобы быть правдой. Он откинулся в кресле и затянулся сигаретой, полузакрыв глаза. — Так-так! Весьма плодотворный визит, Макгауэн. Каким образом могла произойти такая ошибка?
Макгауэн захлопнул крышку и с небрежным видом сунул футляр назад в карман.
— Как видите, это марка двухцветная. Мы называем такие «биколор». Например, охра и черный цвет. Это означает, что лист с марками — вы, конечно, знаете, что их выпускают листами, а не печатают по отдельности, — должен был пройти через печатный цвет дважды.
Эллери кивнул:
— Один раз для охры, и один раз для черного. Понятно.
— Отсюда уже нетрудно заключить, что произошло в нашем случае. После того как напечатали и высушили охряную половину, что-то пошло не так. Вместо того чтобы положить лист лицевой стороной кверху, невнимательный печатник пустил его лицом вниз. Вследствие этого черное изображение появилось на задней, а не на лицевой части марки.
— Однако существует и государственный контроль, черт возьми! Наши почтовые власти весьма строги, не правда ли? Я все-таки не понимаю, как такую марку могли пустить в обращение. Я всегда считал, что в подобных случаях все испорченные листы выбраковывают и уничтожают.
— Обычно так и делают, но иногда один или два листа все же выходят в оборот — либо по ошибке служащих, либо потому, что кто-то из официальных лиц нарочно крадет их для того, чтобы распространять среди филателистов. Например, американские двадцатичетырехцентовые почтовые марки с перевернутым изображением просто ускользнули от внимания инспекторов. Что касается этой «Фучжоу»… — Макгауэн покачал головой. — Я не могу вам сказать, что произошло на самом деле. Но марка существует.
