Эллери Квин - Тайна китайского апельсина
— Я? Слышал? Ничего!
— Он немного глуховат, — пробормотал Дональд Керк. — И не любит, когда ему об этом напоминают.
— Перестань шептаться, Дональд! Итак, мистер Квин?
Эллери пожал плечами:
— Я никогда не говорил, что обладаю ясновидением, доктор Керк. Какие книги у вас взяли?
— Мои комментарии к Пятикнижию!
— Ваши что?
— Невежда, — пробурчал старый джентльмен. — Иудейские книги, идиот, иудейские книги! Я посвятил последние пять лет жизни исследованием раввинских текстов, чтобы проверить одну теорию, которая утверждает, что…
— Иудейские книги, — медленно повторил Эллери. — Вы имеете в виду книги, написанные на иврите?
— Ну разумеется!
— И больше ничего?
— Нет. Слава богу, эти вандалы не взяли мои китайские манускрипты. Я совершенно не представляю…
— А, — отметил Эллери. — Китайские манускрипты? Да, конечно, вы же специалист по идеографическому письму. Теперь я вспомнил. Да, да, ваша филологическая слава дошла и до ушей простых смертных, доктор. Так-так… Значит, они пропали?
Эллери подошел к полкам и оглядел их. Но его глаза ничего не замечали. Они смотрели в глубь себя, и в них мерцал какой-то далекий свет.
— Не понимаю, зачем кому-то понадобилось украсть эти книги, — пробормотал Дональд, устало покачав головой. — Одна нелепость за другой! Вам это о чем-нибудь говорит, Квин?
Эллери медленно обернулся:
— Это говорит мне о многих вещах, старина, но пока довольно туманных. Кстати, доктор, ваши книги были очень ценными?
— Нисколько! Они не нужны никому, кроме ученых.
— Очень интересно… Видите ли, Керк, у иудейских книг есть одно замечательное свойство.
Доктор Керк невольно бросил на него заинтересованный взгляд. Джози Темпл спокойно смотрела на губы Эллери, но в то же время в ее лице читалось напряженное ожидание, словно она боялась тех слов, которые эти губы могли произнести.
— Замечательное? — в замешательстве спросил Керк.
— Вот именно. Дело в том, что иврит — не совсем обычный язык. Как в рукописном, так и в печатном варианте. На нем пишут наоборот.
— Наоборот? — выдохнула мисс Диверси. — О, сэр, это…
— На нем пишут, — повторил Эллери, — наоборот. И читают наоборот. И печатают тоже. То есть прямо противоположно тому, что происходит в романских языках. Это верно, доктор?
— Разумеется, верно! — фыркнул старый джентльмен. — Только почему вы говорите лишь о романских языках? И почему, ради семи тельцов Васана,[9] вас это так удивляет?
— Дело в том, — пояснил Эллери извиняющимся тоном, — что преступление было совершено тоже «наоборот».
— О небо, защити нас от невежественных мудрецов! — простонал доктор Керк. — И что из этого, черт возьми? Я хочу, чтобы мне вернули мои книги. К чертям ваши «наоборот»! — Он помолчал, потом в его впалых глазах неожиданно блеснул злобный огонек. — Послушайте, идиот, вы что же, хотите обвинить в этом абсурдном убийстве меня?
— Я никого не обвиняю, — возразил Эллери. — Но вы не можете отрицать, что в данных обстоятельствах это выглядит довольно странно.
— Не более странно, чем ваша шляпа, — проворчал доктор Керк. — Верните мне мои книги!
Эллери вздохнул и решительно взялся за трость.
— Прошу меня простить, доктор, но в настоящий момент я не вижу никакой возможности найти ваши фолианты. Вы можете позвонить моему отцу, инспектору Квину, в отделение полиции, и сообщить ему об этом происшествии… Мисс Темпл.
Она вздрогнула:
— Да, мистер Квин?
— Не могли бы вы уделить мне одну минуту?
Все следили за тем, как он вывел маленькую женщину в коридор и плотно закрыл за собой дверь.
— Почему вы не упомянули об этом раньше, о цветок лотоса?
— Не упомянула о чем, мистер Квин?
— О том, что я только что вспомнил сам. Почему вы не упомянули тот факт, что одним из самых ярких примеров «противоположности» во всей китайской культуре является не что иное, как китайский язык?
— Язык? А! — Она слабо улыбнулась. — Вы очень подозрительны, мистер Квин. Я просто об этом не подумала. Очевидно, вы хотите сказать, что, если не считать иврита, китайский — возможно, единственный язык, в котором слова пишутся наоборот, а кроме того, располагаются сверху вниз, вместо того чтобы писаться слева направо. Но что из этого следует?
— Ничего, кроме одного, — пробормотал Эллери. — Вы об этом не упомянули.
Она топнула ногой:
— О, вы ничем не лучше других! Или в этом воздухе есть что-то такое, что делает людей глупцами? Похоже, у всех, кроме Дональда Керка, развилось явное умопомешательство; и даже он… Ну и что с того, что я об этом не упомянула? Какое это может иметь значение? Вы же видели, что вор не украл китайских книг доктора Керка!
— Верно, — нахмурил брови Эллери, — и меня это беспокоит. Почему? Неувязка с убийственными последствиями. Или просто я делаю из слишком простой мухи слишком сложного слона? В любом случае над этим стоит подумать… Китай, Китай, Китай! Я начинаю жалеть, что у меня под рукой нет Чарли Чана,[10] чтобы прояснить все эти экзотические восточные тайны. Я в полном замешательстве. Все выглядит бессмысленным, абсолютно все. Это самое загадочное преступление в мире.
— Мне очень жаль, — проговорила Джози, опустив глаза, — что я ничем не могу вам помочь. Правда жаль.
— Хм, — протянул Эллери. — Что ж, спасибо, мисс Темпл. — Он сжал ее руку и похлопал по ней ладонью. — Все могло быть гораздо хуже. И, возможно, еще будет. Кто знает, какие сюрпризы «наоборот» ждут нас завтра!
Глава 9
ИСПОРЧЕННАЯ «ФУЧЖОУ»
На следующее утро Джуна, незаменимый слуга Квина, просунул в его спальню свое юное остроносое лицо с оливковым оттенком кожи.
— Как, мистер Эллери! — воскликнул он. — Я и не знал, что вы уже встали!
Его изумление было основано на богатом опыте, который в корне подрывал сегодняшний случай. Мистер Эллери Квин — который совсем не трудился и не прял, если не считать чисто умственной работы, — был не самым большим любителем ранних подъемов на земле, и обычно его худощавая фигура, распростертая в невинном сне поперек нижней части двухъярусной кровати, заставляла инспектора каждое утро взрываться, подобно терпеливому вулкану, глухими раскатами уговоров и увещеваний. Но сегодня в эту неслыханную рань — было десять часов утра — Эллери уже сидел на кровати в своей эпонжевой[11] пижаме, весь взъерошенный после сна, и, водрузив на нос пенсне, читал какую-то толстую книгу.
— Убери эту дурацкую ухмылку со своего лица, Джуна, — рассеянно велел Эллери, не отрывая глаз от страницы. — Разве человек не может встать пораньше?
Джуна нахмурился:
— Что вы читаете?
— Объемистый труд о китайских обычаях, неуч. Впрочем, не могу сказать, что она мне очень помогает. — Он отбросил книгу в сторону, зевнул и со вздохом наслаждения откинулся на подушки. — Принеси-ка мне гигантский тост и ведро кофе, Джуна.
— Вы бы лучше встали, — мрачно посоветовал тот.
— С какой стати мне вставать, мой юный друг? — пробормотал Эллери голосом, слегка приглушенным подушкой.
— С такой, что вас кое-кто хочет видеть.
Эллери резко выпрямился, и пенсне повисло у него за ухом.
— Сколько можно объяснять… Почему ты сразу не сказал об этом, варвар? Кто это? Давно он ждет?
Он вскочил с постели и схватил свой халат.
— Это мистер Макгауэн, и как вы догадались, что это «он»? — со сдержанным восхищением спросил Джуна, привалившись к косяку двери.
— Макгауэн? Странно, — пробормотал Эллери. — А, ты об этом… Все очень просто, мой несравненный Джуна. На свете существует всего два пола — если не считать некоторых особых отклонений от природы. Так что, по самым приблизительным подсчетам, шансы были пятьдесят на пятьдесят.
— Вы уж скажете, — возразил Джуна с недоверчивой улыбкой и исчез. Потом воплотился снова, опять просунул в комнату свою мальчишескую голову, сказал: «Кофе стоит на столе» — и исчез уже окончательно.
Выйдя в гостиную, Эллери увидел высокого Гленна Макгауэна, который беспокойно ходил взад-вперед около огня, трещавшего в камине.
— А, Квин, — резко остановился он. — Простите за вторжение. Я понятия не имел, что вытащу вас из постели.
Эллери беспечно покачал крупной головой:
— Пустяки. Вы оказали мне услугу, а о времени моего подъема я лучше умолчу. Не хотите составить мне компанию за завтраком, Макгауэн?
— Спасибо, я уже перекусил. Не хочу вас задерживать. Я лучше подожду.
— Полагаю, — усмехнулся Эллери, — вы знакомы с мыслью, которую епископ Хебер определил как «восьмое блаженство Свифта», хотя на самом деле она принадлежит Попу?
— Простите? — вытаращил глаза Макгауэн.
