Жорж Сименон - Мегрэ и ленивый вор
Комната, приятно обставленная солидной мебелью, с безделушками, не свидетельствующими, однако, о плохом вкусе, создавала атмосферу интимности. Сквозь открытые двери была видна ярко освещенная кухня, со столом, накрытым для завтрака.
— Извините… — прошептала она внезапно и открыла дверь в соседнюю комнату, полутемную спальню.
Она бросилась на кровать, скрыв лицо в подушке, чтобы иметь возможность выплакаться.
Мегрэ и Фумель молча глянули один на другого. Из них двоих Фумель был более взволнован, может быть, потому, что вообще имел слабость к женщинам, несмотря на хлопоты и огорчения, в которые они его вводили.
Через какое-то время — быстрее, чем можно было бы ожидать, — она встала, пошла в ванную, умыла лицо холодной водой и, когда вернулась в комнату, почти спокойная, шепнула:
— Извините…
Через минуту, уже овладев собой, она спросила:
— Что с ним произошло?
— Его нашли в Булонском лесу. Мертвого. Разве вы не читали в газете?
— Нет, я не читаю газет. Но он… В Булонском лесу? Что он там делал?
— Он был убит раньше в каком-то другом месте.
— Убит? Из-за чего?
Она старалась удержаться, чтобы снова не расплакаться.
— Вы давно были… вместе?
— Несколько лет.
— Где вы познакомились?
— В таком маленьком кафе… здесь неподалеку.
— В… «Ла-Режанс».
— Да. Я время от времени хожу туда. Увидела его, когда он сидел там в углу.
Разве это не свидетельствовало о том, что тогда Кюэнде планировал кражу в этом самом районе? Скорее всего. Просматривая списки краж, виновных в которых не удалось найти, наверняка можно было бы наткнуться на совершенную на улице Коленкур.
— И что было потом?
— Я уже не помню, как случилось, что у нас завязалась беседа. Он спросил меня, не немка ли я, я ответила, что из Эльзаса, родилась в Страсбурге.
На ее лице промелькнуло что-то вроде улыбки.
— Нас забавляло, что у нас обоих иностранный акцент, но у каждого свой.
Ее акцент был приятным для слуха, напевным. Жена Мегрэ тоже была из Эльзаса. И даже немного похожа — в молодые годы — на эту Эвелину: маленькая, пухленькая блондинка…
— Вы стали жить вместе?
Она вытерла платочком нос, уже порядком покрасневший. Но наверняка в эту минуту не думала о том, красиво ли она выглядит.
— Нет, он только приходил ко мне. Время от времени оставался на более долгий срок, на две-три недели, а потом говорил, что ему надо ехать. Я даже думала сначала, что у него где-нибудь в провинции есть жена и дети. У некоторых мужчин есть такая привычка, приехав в Париж снимать с пальца обручальное кольцо. Видимо, в этих делах у нее был определенный опыт.
— И каким же образом вы удостоверились, что он не женат?
— Он не женат, правда?
— Правда.
— Я была в этом уверена. Прежде всего я заметила, какими глазами он смотрит на детей, которых встречал на улице. Видно было, что он жалеет, что у него нет своих. Может быть, он уже отказался от мысли иметь детей, но его все еще тянуло к отцовству. А во-вторых, когда он бывал здесь, когда жил вместе со мной, он вел себя иначе, чем ведут женатые мужчины. Это трудно объяснить, но это чувствуется. Он был какой-то стыдливый… женатые мужчины иные. Первый раз, когда он ночевал у меня, он был очень смущен… а утром, когда проснулся в моей постели, не знал, что делать с собой.
— Он никогда не говорил вам, чем он занимается? О своей профессии?
— Нет.
— А вы его не спрашивали?
— Я старалась узнать, не задавая нескромных вопросов.
— Он говорил, куда уезжает?
— Говорил, что должен уехать. Только это. Ни куда, ни зачем. Раз я спросила, есть ли у него мать. Он ничего не ответил, только покраснел. Я догадалась, что он живет вместе с матерью. Во всяком случае, я знала, что у него кто-то есть, кто заботится о его белье, кто штопает ему носки — только делает это не очень старательно. На рубашке пуговицы у него были всегда пришиты криво, я не раз над этим смеялась…
— Когда вы видели его в последний раз?
— Несколько недель назад… Кажется, шесть… Минуточку… я вспомню дату.
Через минуту она спросила:
— А когда… когда это случилось?
— В пятницу. У него были при себе деньги?
— Он никогда не носил с собой много денег.
— А когда он приходил к вам на длительный срок — он приносил с собой чемодан?
— Нет. Если вы откроете шкаф, то увидите его халат, домашние туфли, а на полках рубашки, носки, пижаму…
Она указала на каминную полку, на которой Мегрэ заметил три трубки, в том числе одну пенковую. И здесь тоже была кафельная печка, как в квартире на улице Муфтар, и кресло рядом с печкой. Кресло Оноре Кюэнде…
— Извините за бестактность… Но я должен задать вам один вопрос.
— Я догадалась. Речь идет о деньгах?
— Да. Он вам их давал?
— Предлагал, но я не хотела брать. Зарабатываю столько, чтобы хватало мне на жизнь. Поскольку он настаивал, я согласилась только на одно — видимо, ему было бы не по себе, если бы он ничего мне не давал, — чтобы он платил половину за квартиру. Зато он делал мне дорогие подарки… Это он купил мебель в эту комнату и устроил мне салон для клиенток… Вы можете сами посмотреть…
Она открыла еще одну дверь и показала им маленькую тесную комнатку, обставленную в стиле Людовика XVI, с большим количеством зеркал…
— Это он отремонтировал всю квартиру, покрасил кухню, сам оклеил обоями эту комнату и салон. Страшно любил все делать сам, мастерить…
— А что он вообще делал целый день?
— Отправлялся погулять здесь неподалеку, всегда по одним и тем же улицам нашего района, так делают те, кто выгуливает собак… Возвращался и сразу же усаживался в кресло и принимался за чтение. Множество книг лежит в шкафу, вы можете посмотреть…
— Какие книги он любил больше всего?
— О путешествиях.
— Вы куда-нибудь ездили вместе?
— Провели несколько дней в Дьеппе, два года назад. Еще до этого ездили отдыхать в Сабауди, и он показывал мне издалека горы Швейцарии, говоря, что это его родная страна. А в самом начале мы ездили на экскурсию на автобусе из Парижа в Ниццу и на Лазурное побережье.
— Он был широким человеком?
— Все зависит от того, что вы называете широким человеком. Нет, скупым он не был, но не любил, когда его обманывали, обсчитывали. Счета в гостиницах и ресторанах всегда проверял.
— Еще один нескромный вопрос…
— Сколько мне лет?
— Да.
— Сорок четыре.
— Значит, вы приобрели определенный жизненный опыт. И вы никогда не раздумывали над тем, почему этот человек ведет двойную жизнь? Или почему он на вас не женится?
— Я знала иных мужчин, которые также не предлагали мне супружество.
— Мужчин… похожих на него?
— Нет, конечно, нет. — И через минуту добавила: — Я сама не раз раздумывала над этим. Вначале, как я уже вам говорила, думала, что у него жена где-нибудь в провинции и он приезжает в Париж по делу через определенное время. Я не была бы на него в претензии, если бы так и оказалось на самом деле… Кто бы не хотел иметь второго дома, если бы знал, что кто-то его ждет с распростертыми объятиями… Он не любил гостиниц, я сразу это заметила, во время нашего первого совместного путешествия. Он был всегда такой чуткий, настороженный, как будто чего-то боялся…
(«Ага!.. значит, это так! — подумал Мегрэ. — Он все-таки боялся!»)
— Позднее, когда я узнала его ближе и когда увидела его нестарательно заштопанные носки, догадалась, что он живет с матерью, только стыдится признаться. Много есть таких мужчин, которые не женятся из-за матери, никто бы и не подумал, что это действительная причина… Ему уже лет пятьдесят, а дрожит перед мамочкой, как маленький мальчик. Я думала, что с ним такая же история…
— Но ведь он должен был на что-то жить?.. Работать, чтобы иметь деньги.
— У него могли быть какие-то свои дела.
— Вы никогда не подозревали, чем он может заниматься…
— Чем?
Она спросила так естественно, что нельзя было допустить мысли, что она играет комедию.
— Что вы хотите этим сказать? Теперь я ко всему готова. Что он такого делал?
— Крал. Был вором, преступником.
— Он? Оноре? — Она нервно рассмеялась. — Вы шутите, правда? Это невозможно!
— К сожалению, возможно. Он крал всю жизнь, начиная с шестнадцати лет, когда был еще учеником слесаря и убежал из исправительного дома в Швейцарии, чтобы вступить в Иностранный легион.
— О том, что он служил в Иностранном легионе, он мне сказал, когда я увидела его татуировку.
— А о том, что сидел два года в тюрьме, он не сказал?
Она села, как если бы ноги у нее не выдержали и подогнулись, и слушала так, словно речь шла о ком-то ином, а не о ее любовнике, которого она так хорошо знала в течение стольких лет…
Время от времени она встряхивала головой с недоверием.
— Я сам, к вашему сведению, лично его арестовывал, а потом еще несколько раз допрашивал в своем кабинете. Да, это был преступник, но только не такой, как другие. На вид он вел нормальный, спокойный образ жизни. Не вращался в преступных кругах, у него не было сообщников. В течение какого-то времени он готовил преступление. Целыми неделями наблюдал за выбранным домом — кто и когда уходит и приходит… До самого момента, когда с полной уверенностью в себе прокрадывался, чтобы присвоить чужие деньги, чужие драгоценности.
