Жорж Сименон - Мегрэ и ленивый вор
Но если это так, как он предполагает, то почему комиссар Мегрэ не ухватился за нить, которая могла привести его к клубку? Кто знает, как далеко он продвинулся в поисках правды? А ведь известно, что Мегрэ — это человек, одаренный необыкновенным нюхом, умеющий идти к цели упорно, настойчиво, дерзко, жаждущий выиграть любой ценой!
Может быть, это только Лоньона преследует судьба — ведь ему не удалось до сих пор ничего добиться. А мог бы ведь и он наконец получить повышение. Он подумал с горечью: неужели его судьба остаться до конца карьеры только инспектором, таким же вечным инспектором, как Фумель? Тот из шестнадцатого, а Лоньон из тринадцатого. Фумеля бросила жена — уехала, не оставив адреса. Жена Лоньона постоянно прихварывает уже лет пятнадцать.
В деле Кюэнде, может быть, и сам Лоньон немного виноват: не проследил как следует за всем. Занятый другими делами, он передал его коллеге, который не придавал ему слишком большого значения. Только раз поговорил он с Фумелем по телефону, и то случайно. Но имеет ли это какое-нибудь значение?
Снег шел крупными хлопьями, он лежал на тротуаре довольно толстым слоем, но быстро таял.
Автобус был переполнен, в нем было жарко. Большинство пассажиров молчало. Одни глядели в окно, другие оцепенело смотрели перед собой. На поворотах они невольно наклонялись то вправо, то влево.
— Ничего не узнал о мехе? — внезапно спросил Мегрэ.
Фумель, погруженный в свои мысли, вздрогнул и повторил последнее слово, как если бы в первое мгновение не понял.
— О мехе?
— О мехе дикого кота для прикрывания ног в автомобиле?
— А, правда. Я заглядывал в автомобиль Стюарта Вильтона. Ничего подобного там не было. Прекрасная машина! Не только с печкой, но и с кондиционером. И, кажется, есть даже бар. Так мне сказали в его гараже.
— А в автомобиле его сына?
— Он обычно ставит свою машину перед отелем «Георг V». Я заглянул внутрь. Никакой полости для ног тоже нет.
— Ты знаешь, где он заправляется бензином?
— У ближайшей бензоколонки, на улице Марбеф.
— Ты был там?
— Еще не успел.
Автобус остановился на улице Консгантен-Пекер. В такое раннее время тут почти совершенно пусто. Еще не было восьми часов утра.
— Кажется, это здесь «Ла-Режанс».
Это была старомодная пивная, каких все меньше оставалось в Париже. С мраморной стойкой, с местом для кассирши возле нее, с зеркалами на стенах, с металлическими колечками вместо вешалки. Фирменным блюдом заведения, как сообщали вывески, было шакрю гарни.
Внутри уже светло, официант сгребал в совок мусор с пола.
— Ты что-нибудь ел? — спросил Мегрэ.
— Еще нет, — ответил Фумель.
Фумель заказал себе кофе и булочку с маслом, Мегрэ же, который этой ночью и с самого утра выпил много кофе, — стаканчик коньяку.
Странная пора… Уже не ночь, но еще и не день. Сквозь окно видны спешащие в школу дети. Они наклонялись, брали снег в руки, пробовали лепить снежки, но он таял v них на ладонях.
— Скажите… — обратился Мегрэ к официанту.
— Слушаю вас.
— Вы знаете этого человека?
Официант довольно долго вглядывался в комиссара, как бы с усилием стараясь припомнить, откуда он знает это лицо
— Господин Мегрэ… господин комиссар Мегрэ, правда? Припоминаю. Вы уже бывали у нас — довольно давно, кажется, года два назад, вместе с инспектором Лоньоном.
Он с готовностью и усердием рассматривал фотографию.
— Да, этот господин сюда приходит. Не один. Всегда с одной такой… шляпницей.
— Что значит «шляпницей»?
— А она носит каждый раз новую шляпу, и все какие-то смешные. Чаще всего они приходят вместе поужинать, садятся вон там, в уголке. Она обожает шакрю. Они никогда не торопятся, сидят долго, попивают кофе, иногда заказывают рюмку коньяку Смотрят в глаза друг другу или держатся за руки. Оба очень симпатичные.
— Давно они к вам приходят?
— О, уже пару лет. Сам даже не помню, с какого времени.
— Она, наверное, живет где-нибудь поблизости?
— Меня уже спрашивали. Я вижу ее каждое утро, когда она с сеткой выходит за покупками. Наверняка живет на этой улице.
Почему Мегрэ был так доволен, что ему удалось раскрыть присутствие женщины в жизни Оноре Кюэнде?
Полчаса спустя он в сопровождении Фумеля входил в первый от угла дом. Консьержка в своей комнате сортировала письма жильцам.
— Вы знаете этого человека?
Она рассматривала фотографию сосредоточенно и через минуту отрицательно покачала головой.
— Кажется мне, что я где-то его видела, но не могу сказать, что его знаю. Во всяком случае, сюда он не приходил
— А может быть, здесь живет… может быть, среди ваших жильцов есть женщина, которая часто меняет шляпки?
Консьержка посмотрела на Мегрэ с удивлением, пожала плечами и пробормотала себе под нос что-то, чего он не расслышал.
Точно также во втором и третьем домах поиски не увенчались успехом.
В четвертом, в то время, когда они вошли, консьержка бинтовала мужу руку, которую он повредил, вынося мусорные баки.
— Вы знаете этого человека?
— А что?
— Он живет в вашем доме?
— Живет, не живет — трудно сказать. Приходит к даме с шестого этажа.
— Какой даме?
— К модистке. Мадемуазель Эвелине.
— А мадемуазель Эвелина здесь давно живет?
— О, лет десять — двенадцать. Она уже жила тут, когда я сюда переехала.
— А он тогда бывал у нее?
— Не знаю… Может, и бывал… Не помню.
— Вы ее видели в последнее время?
— Кого? Эвелину? Я ее каждый день вижу!
— А его?
— Не помню, — она повернулась к мужу: — Когда мы последний раз видели этого господина?
— Не знаю. Не так давно.
— Случалось, что он оставался ночевать у нее? Консьержка улыбнулась. Видимо, она сочла комиссара очень наивным человеком.
— А если даже и так?.. Ведь они оба совершеннолетние, разве нет?
— А не жил ли он у нее подольше… неделю, две?
— Иногда даже и месяц.
— А эта Эвелина сейчас дома?
— Наверняка.
— Как ее фамилия?
— Шнейдер. Эвелина Шнейдер.
— Она получает письма?
— О, почти нет. Очень редко.
— На каком этаже она живет?
— Я же говорила. На шестом.
— Налево или направо?
— Направо.
Мегрэ вышел на улицу, чтобы проверить, есть ли свет в окнах на шестом этаже. Свет горел.
Лифта в этом доме не было. Пришлось подниматься по лестнице. Дом казался спокойным и опрятным, лестницы содержались в чистоте. Перед дверями квартир лежали соломенные коврики. Тут и там виднелись таблички с фамилиями, металлические или эмалированные. На третьем этаже жил зубной врач, на четвертом — акушерка. Мегрэ останавливался на каждой площадке, опасаясь одышки. Из-за запертых дверей доносились звуки радиоприемников.
На шестом этаже они остановились перед дверью с правой стороны. Мегрэ долго колебался, прежде чем нажал на кнопку звонка. И отсюда также доносились звуки музыки, но спустя минуту кто-то выключил радио, послышались шаги, и в открытой двери на пороге показалась маленькая блондинка, одетая не в халат, а в свободную блузку и брюки, с тряпочкой, которой стирают, пыль, в руках. Она смотрела на них широко раскрытыми глазами.
Мегрэ и Фумель чувствовали себя не менее смущенными, чем она. В ее глазах сначала отразилось удивление, а через мгновение беспокойство. Губы ее дрожали, когда она спросила:
— Вы принесли мне… печальную новость?
Жестом она пригласила их в комнату. Видимо, она занималась уборкой, поскольку пылесос еще рычал. Она выключила его и, проходя мимо, отодвинула ногой, чтобы он не заслонял дороги.
— Почему вы так думаете?
— Сама не знаю… Визит в такое время… И Оноре не приходит… Не знаю, что с ним случилось…
Она выглядела еще молодо, но было ей, пожалуй, за сорок. Кожа у нее была свежей, лицо округлое, черты его твердые.
— Господа… из полиции?
— Комиссар Мегрэ. А это инспектор Фумель.
— С Оноре несчастный случай?
— Я принес вам действительно печальное известие. Она не заплакала. Напряженно ждала слов, которые, возможно, содержали какую-то надежду.
— Присядьте, пожалуйста. И снимите пальто, здесь очень тепло. Оноре любит, чтобы было очень тепло. Извините за беспорядок…
— Вы его любите?
Она закусила губу. Через минуту вместо ответа спросила:
— Ранен? — И сразу же потом, без паузы: — Он умер?
Только тогда она начала плакать, сложив губы подковкой, как ребенок, не думая о том, что делается некрасивой. Одновременно она обхватила волосы обеими руками. Ее глаза блуждали по комнате, как бы в поисках угла, в котором она могла бы спрятаться.
— Я чувствовала, что это случится…
— Почему?
— Не знаю… Мы были так счастливы.
Комната, приятно обставленная солидной мебелью, с безделушками, не свидетельствующими, однако, о плохом вкусе, создавала атмосферу интимности. Сквозь открытые двери была видна ярко освещенная кухня, со столом, накрытым для завтрака.
— Извините… — прошептала она внезапно и открыла дверь в соседнюю комнату, полутемную спальню.
