Энтони Беркли - Дело об отравленных шоколадках
— Я была в ужасе, когда услышала об этом. В кошмарном ужасе. — Миссис Веррекер-ле-Межерер изобразила кошмарный ужас на лице. — Понимаете, мы с Джоан были очень близкими подругами. Почти как родные. Мы же учились вместе в школе. Вы что-то хотели сказать, мистер Шерингэм?
Пока она тараторила, Роджер позволил себе недоверчиво хмыкнуть, и ее вопрос застал его врасплох. Он замотал головой, отрицая.
— И что совсем ужасно, просто чудовищно, что Джоан сама накликала на себя беду. Ну, разве это не кошмар?
Роджер насторожился и уже решил не смываться.
— Что вы сказали? — удалось ввернуть ему. Он просто не верил своим ушам.
— Кажется, это называют трагической иронией судьбы, — упивалась своей болтовней миссис Веррекер-ле-Межерер. — Конечно, все ужасно трагично, но ирония тоже какая-то трагическая, я даже не представляла, что ирония такая бывает. Вы, конечно, знаете, что все случилось из-за пари, которое они заключили с мужем, и что он проспорил ей коробку шоколада, а если бы этого не было, сэр Юстас сам бы съел эти конфеты и отправился бы на тот свет, а он, все говорят, такая личность, что туда ему и дорога. Знаете, мистер Шерингэм, — миссис Веррекер-ле-Межерер перешла на шепот и опасливо, как конспиратор, огляделась по сторонам, — я никому этого не говорила, говорю только вам, потому что знаю, вы это оцените. Вы ведь тоже понимаете, что такое ирония, правда?
— Обожаю иронию, — автоматически ответил Роджер. — Дальше?
— Так вот: Джоан его обманула!
— Что вы имеете в виду? — спросил Роджер, не понимая.
Миссис Веррекер-ле-Межерер видела, что сообщила нечто сенсационное, и не могла скрыть своего удовольствия.
— Ну как же, она вообще не должна была заключать пари. За то и была так страшно наказана. Ужасное наказание, что и говорить, но весь кошмар заключается в том, что она сама навлекла на себя беду, да, в каком-то смысле это действительно так. Я в жутком отчаянии из-за всего этого. Мне даже страшно гасить свет, когда я ложусь спать. Сразу передо мной в темноте Джоан! Просто жуть! — И действительно, в какой-то момент на лице миссис Веррекер-ле-Межерер промелькнуло настоящее чувство — по лицу ее пробежала тень усталости.
— А почему миссис Бендикс не должна была заключать пари? — терпеливо допытывался Роджер.
— Как почему? Потому что она уже видела эту пьесу! Еще в первую неделю премьеры мы с ней вместе ходили ее смотреть. Она знала, кто окажется убийцей.
— О Боже! — воскликнул Роджер, и миссис Веррекер-ле-Межерер дождалась наконец впечатления, на которое рассчитывала. — Опять Кара Судьбы? И никого из нас не минует!
— Что-то лирическое, да? — щебетала миссис Веррекер-ле-Межерер, которой эти слова мало что говорили. — Да, наверное, что-то в этом духе. Хотя, мне кажется, наказание слишком уж жестокое для такой мелкой провинности. Господи, да если каждая женщина, слукавив в споре, будет за это жизнью расплачиваться, кто из нас на белом свете останется? — с наивной откровенностью взмолилась миссис Веррекер-ле-Межерер.
— Н-да! — осторожно прореагировал Роджер.
Миссис Веррекер-ле-Межерер быстро поглядела по сторонам и облизнула губы. Роджеру казалось, она болтает на этот раз не так, как обычно, ради того лишь, чтобы болтать. А наоборот, болтает, чтобы не проговориться, а чтобы не проговориться, надо болтать без остановки. И какая-то у нее есть на то скрытая причина. Казалось, она гораздо глубже восприняла смерть подруги, но не хотела это обнаруживать и заглушала все болтовней. Не без удивления Роджер отметил, что при всей любви к покойной подруге, что, возможно, было и правдой, миссис Веррекер-ле-Межерер, говоря о ней добрые слова, невольно то и дело будто намекала, что за ее подругой была какая-то вина, и, казалось, для нее самой это служило неким утешением при мысли о смерти, постигшей ее подругу.
— Уж кто-кто, но только не Джоан Бендикс! Вот что я никак не могу пережить, мистер Шерингэм. Кто бы мог подумать, что Джоан способна на такое! Джоан всегда была такая славная. Может быть, немножко прижимистая в смысле денег, с этим сталкиваться не очень приятно, особенно зная, как она богата, но это все пустяки. Конечно, это была шутка, она просто разыгрывала мужа. Я вообще привыкла думать, что Джоан очень серьезная, если вы понимаете, в каком смысле я говорю.
— Вполне понимаю, — сказал Роджер, которому, как большинству людей, был доступен обыкновенный английский.
— Ну, то есть я имею в виду, что обычно люди не распространяются про честь, и совесть, и про добропорядочность, это как-то само собой разумеется. А Джоан все время про это говорила. Она всегда говорила, что это бесчестно, а то непорядочно, вот и заплатила за свою непорядочность, бедняжка. Разве нет? Я думаю, все это лишний раз подтверждает старую пословицу.
— Какую пословицу? — спросил Роджер, почти уже завороженный ее болтовней.
— Тихие воды глубоки. Джоан была слишком глубокой натурой, вот в чем дело. — Миссис Веррекер-ле-Межерер вздохнула. В ее глазах душевная глубина была, очевидно, большим общественным злом. — Нет, я не хочу сказать ничего дурного, особенно теперь, когда ее, бедняжки, уже нет на этом свете, но я думаю, что психология очень интересная штука, вы согласны со мной, мистер Шерингэм?
— Совершенно удивительная, — хмуро подтвердил Роджер. — Однако мне пора…
— А что об этом думает сам сэр Юстас Пеннфазер, этот ужасный человек? — В голосе миссис Веррекер-ле-Межерер послышались угрожающие нотки. — В конце концов, он тоже должен нести ответственность за смерть Джоан.
— Конечно, однако, — Роджер не питал особой любви к сэру Юстасу Пеннфазеру, но он чувствовал себя обязанным возразить, поскольку сэра Юстаса обвиняли в том, к чему он не был причастен, — мне кажется, вы не правы, этого нельзя утверждать, миссис Веррекер-ле-Межерер.
— Нет, можно, и я это утверждаю, — бестрепетно заявила миссис Веррекер-ле-Межерер. — Вы когда-нибудь его видели? Говорят, он чудовище. Бегает за женщинами, меняет их без конца, надоест — бах! — бросает. Это правда?
— Не могу ничего сказать, — холодно произнес Роджер. — Я его совершенно не знаю.
— Ха, а теперь только и разговоров о том, за кем он последнее время волочится, — надменно промолвила миссис Веррекер-ле-Межерер, порозовев несколько гуще, чем предписывал цвет ее нежных румян. — Мне уже человек десять сказали. За женой Брайса, вот за кем. Ну, знаете, за женой того нефтяного короля или бензинового, точно не знаю, на чем он разбогател.
— Никогда не слышал о ней, — соврал Роджер.
— Роман начался неделю назад, мне сказали, — трещала миссис Веррекер-ле-Межерер, собирательница свежеиспеченных сплетен. — Сэру Юстасу, как я полагаю, надо было утешиться, что ему не досталась Дора Уайлдмен. Слава Богу, у сэра Чарлза хватило ума вмешаться и запретить их брак. Он ведь запретил его, да? Я слышала об этом на днях. Ужасный тип этот сэр Юстас! Неужели до него не доходит, что он фактически виновен в смерти бедной Джоан, и это должно было отрезвить его наконец. Нет, не доходит. Между прочим, мне кажется, он…
— Вы бывали в театрах последнее время? — громко спросил Роджер.
Миссис Веррекер-ле-Межерер широко раскрыла глаза, не понимая его вопроса.
— В театрах? Да, я думаю, я видела весь репертуар этого сезона. А что?
— Так, спросил ради интереса. Новое ревю в «Павильоне» видели? Недурно, по-моему. Простите, но мне пора…
— О, не говорите! — Миссис Веррекер-ле-Межерер слегка передернуло. — Я была на спектакле в «Павильоне» за день до ее смерти.
«Неужели она ни на минуту не может отвлечься от этой темы?» — подумал Роджер.
— Леди Кэвелстоук пригласила меня к себе в ложу, у нее собралась там компания.
— В самом деле? — рассеянно спросил Роджер, размышляя, как бы обойти эту дамочку ловким маневром, как в регби, и нырнуть при первой же возможности в поток машин. Но ему не хотелось показаться невежей.
— Замечательный спектакль, — бормотал он, подвигаясь к обочине. — Мне особенно понравился скетч «Вечный треугольник».
— «Вечный треугольник»? — переспросила миссис Веррекер-ле-Межерер, припоминая, видела она его или нет.
— С него начинали…
— Ах, может быть, и не видела. Я чуть-чуть опоздала, на несколько минут. Но что делать? — с чувством произнесла она. — Я всегда и везде опаздываю.
Роджер отметил про себя, что «чуть-чуть» являлось в данном случае эвфемизмом, что вообще было характерно для миссис Веррекер-ле-Межерер, когда она говорила о себе. «Вечный треугольник» по программе шел спустя добрых полчаса после начала представления.
— А! — Тут Роджер увидел приближающийся автобус. — К сожалению, должен проститься, миссис Веррекер-ле-Межерер. У меня встреча с одним человеком, нам надо кое о чем переговорить. Он из Скотленд-Ярда! — выразительным шепотом закончил он.
