Энтони Беркли - Дело об отравленных шоколадках
— Господин президент, — как всегда, быстрее всех нашла выход сметливая Алисия Дэммерс, — я вот что предлагаю. Сэр Чарлз, как я понимаю, не желая отвечать суду, признает себя виновным, а мистер Брэдли, как примерный гражданин, собирается передать его в руки полиции. Так ведь?
— Совершенно верно, — подтвердил примерный гражданин.
— Мне самой подобный оборот дела нежелателен. Сэр Чарлз заслуживает большего уважения. Конечно, нам всегда внушали, что убийство является поступком антиобщественным. Но всегда ли? По моему мнению, сэр Чарлз, освобождая мир и свою дочь от сэра Юстаса Пеннфазера, действовал из благородных побуждений, несущих пользу обществу. То, что по недоразумению жертвой, и притом невинной, оказалось другое лицо, к делу не относится. Даже миссис Филдер-Флемминг, говоря о том, сможет ли она сама осудить его за это, колебалась в отличие от судей, которые непременно вынесут свое решение. Правда, она прибавила в самом конце, что ей недостает компетенции осудить его. Я не поддерживаю ее точки зрения. Будучи (и смею надеяться, что это так) человеком здравомыслящим, я считаю, что у меня хватит компетенции судить сэра Чарлза.
Более того, я полагаю, что у всех нас, пяти членов Клуба, вполне хватит компетенции устроить суд над сэром Чарлзом. Миссис Филдер-Флемминг может выступать в роли прокурора. Кто-нибудь (предлагаю мистера Брэдли) будет его защитником. Мы, все пятеро, можем выступать как некое жюри, которое большинством голосов будет решать «за» или «против». Все будет зависеть от результата голосования, и если большинство будет против сэра Чарлза, мы вызовем полицию; а если за него, то давайте договоримся о том, что никто из нас никогда не проронит ни слова о его преступлении за пределами этой комнаты. Могу я предложить такое решение собранию?
Роджер улыбнулся ей, но не выразил своего одобрения. Он понимал, что Алисия Дэммерс так же, как и он, ни на секунду не сомневается в том, что сэр Чарлз преступления не совершал, и что она просто разыгрывает знаменитого адвоката; что, конечно, достаточно жестоко, но, наверное, по ее представлениям, он вполне того заслуживает. Мисс Дэммерс всегда уверяла, что она за объективность при всех обстоятельствах, и что иногда кошке бывает полезно самой побегать за мышкой, и что в данном случае это пойдет на благо тому, кому дана законная власть судить других людей, и пусть он сам посидит на скамье подсудимых, да еще по такому страшному обвинению. Что же до мистера Брэдли, то хотя он скорее всего тоже не верил, что сэр Чарлз убийца, он тоже включился в розыгрыш потому, что теперь-то он мог вволю отыграться на сэре Чарлзе за то, что тот добился такого успеха в жизни, какого ему, Брэдли, не видать как своих ушей, а чем он хуже сэра Чарлза?
Нет, размышлял Роджер, и мистер Читтервик не сомневается, что сэр Чарлз не преступник, хотя, судя по его перепуганной и оторопелой физиономии и по тому, как он искоса поглядывает на автора этой безумной версии, совсем неизвестно, что у него на уме. На самом деле Роджер был убежден, что ни у кого не возникало и тени подозрения в том, что сэр Чарлз был причастен к убийству, за исключением миссис Филдер-Флемминг и, возможно, судя по его виду, самого сэра Чарлза. И, как этот джентльмен изволил сказать, даже сама мысль, если подойти к ней здраво, является абсолютнейшей нелепицей. Сэр Чарлз не мог быть виновен, потому что… Потому что он был сэр Чарлз, а не кто-то еще. Этого не могло быть потому, что не могло быть никогда, и потому, что он никогда бы не смог, и потому, что все есть, как есть, и все дела.
С другой стороны, миссис Филдер-Флемминг очень скрупулезно доказала, что смог бы. А сэр Чарлз даже не потрудился доказать обратное.
И снова Роджеру от всей души захотелось, чтобы в президентском кресле сидел не он.
— Я считаю, — повторил он, — что прежде, чем мы примем какие-либо меры, мы должны выслушать сэра Чарлза. Уверен, — прибавил президент добродушно, припомнив подобающую такому случаю формулировку, — сэр Чарлз сможет дать исчерпывающее объяснение по всем пунктам, которые ему инкриминируются. — И Роджер выжидающе поглядел на подсудимого.
Сэр Чарлз выглянул из-за грозовых туч своего гнева.
— Я что, действительно обязан защищать себя от этой истерии? — рявкнул он. — Хорошо, я признаю, что я и есть тот криминалист, которого миссис Филдер-Флемминг считает проклятым убийцей. Признаю, что был на вечеринке в отеле «Сесиль» в тот вечер, и этого, по-вашему, уже достаточно, чтобы затянуть веревку на моей шее? Признаю теперь, когда моя личная жизнь вопреки правилам хорошего тона и в нарушение всех представлений о приличиях подвергнута публичному осмеянию, да, я признаю, что скорее задушил бы сэра Юстаса собственными руками, чем позволил бы ему жениться на моей дочери.
Он остановился и устало провел рукой по высокому лбу. Это уже был не прежний грозный сэр Чарлз, а глубоко удрученный старик. Роджеру стало его ужасно жалко. Но миссис Филдер-Флемминг так здорово сколотила дельце, что пощады для сэра Чарлза не предвиделось.
— Я это все признаю, но для законного суда вряд ли хоть одно из ваших доказательств будет иметь какой-либо вес. Вы хотите, чтобы я доказал, что не посылал никому этих шоколадок, разве не так? Что я вам могу на это сказать? Ну, я могу, например, привести с собой двух моих соседей по столу, которые поклянутся, что я никуда не отходил от своего места до… ну наверное, до одиннадцати. Другие свидетели с моей стороны помогут мне доказать, что дочь моя в конце концов согласилась отказаться от брака с сэром Юстасом, как я ей советовал, и сама захотела погостить в Девоншире у наших родственников, и пробудет она там довольно долго. И снова я должен признать, что произошло это уже после того, как конфеты были отправлены по почте. Короче говоря, миссис Филдер-Флемминг удалось с большим искусством состряпать против меня дело на основании prima facte[7], но целиком построенное на ложной посылке (я бы хотел обратить ваше внимание на то, миссис Филдер-Флемминг, что адвокату не положено бывать, когда ему вздумается, у своего клиента, а что встречи адвоката с клиентурой происходят обязательно в присутствии его поверенного, либо в конторе, либо в доме адвоката, но опять-таки в присутствии поверенного), и я готов пойти на то, чтобы дело было расследовано вполне официально, если наше собрание сочтет это нужным. И, что гораздо важнее, я бы сам желал, чтобы это расследование состоялось, поскольку на меня брошена тень. Господин президент, я прошу вас и в вашем лице всех членов Клуба действовать по своему усмотрению.
Роджер решил избегать рискованных поворотов.
— Что касается меня, сэр Чарлз, то я вполне уверен в том, что рассуждения миссис Филдер-Флемминг, безусловно, очень неглупые, как вы уже сказали, основываются на ошибке. И возможно ли вообще, чтобы родной отец послал отравленный шоколад предполагаемому жениху своей дочери? Стоило ему чуть-чуть подумать, и он бы сообразил, что они непременно должны попасть к его дочери. У меня сложилась своя версия нашего дела, но даже если это обстоятельство не принимать во внимание, я убежден, что обвинения, выдвинутые против сэра Чарлза, совершенно бездоказательны.
— Господин президент, — рассерженно перебила его миссис Филдер-Флемминг, — вы можете говорить что угодно, но в интересах…
— Я согласна, господин президент, — неучтиво прервала ее мисс Дэммерс, — даже в голову не может прийти, что сэр Чарлз послал эти шоколадки.
— Хм! — Мистер Брэдли был огорчен, что потехе так быстро пришел конец.
— Правильно, правильно! — поддержал мистер Читтервик с неожиданной для него уверенностью.
— С другой стороны, — продолжал Роджер, — я могу понять, что миссис Филдер-Флемминг имеет право настаивать на официальном расследовании, на котором также настаивает и сэр Чарлз, желая сохранить свою добрую репутацию. Я вполне согласен с сэром Чарлзом, что миссис Филдер-Флемминг удалось построить версию, основанную на фактах. Однако мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, что до сих пор из шести членов Клуба выступили только двое. И есть вероятность, что после того, как каждый из нас выскажет свою версию, дело примет такой неожиданный оборот, что версия, которую мы только что выслушали (я не говорю, что это обязательно случится, но может произойти), потеряет всякий смысл.
— Ого! Что это там наш достопочтенный президент замыслил? — проворчал мистер Брэдли.
— Поэтому будем голосовать, — заключил Роджер, не обращая внимания на миссис Филдер-Флемминг, которая так и сверлила его злобным взглядом. — Я предлагаю отложить обсуждение дела, касающееся сэра Чарлза, и не упоминать его имени ни здесь, в этих стенах, ни вне их в течение всей последующей недели, после чего, если у кого-то появится желание вновь к этому делу вернуться, мы возобновим разговор, если же нет — забудем его навечно. Голосуем? Кто «за»?
