Агата Кристи - Том 9
Блор смущенно переминался с ноги на ногу.
— Скрывай, не скрывай, что толку, — сказал он наконец. — Так вот. Ландор был невиновен, это точно. Шайка Перселла дала мне на лапу, и мы упрятали его за решетку. Только имейте в виду, я отрекусь от своих слов…
— При свидетелях, вы хотите сказать, — улыбнулся Ломбард. — Нет, нет, этот разговор останется между нами. Что ж, надеюсь, вы получили неплохой куш.
— Не получил и половины того, что обещали. Страшные жмоты эти Перселловские ребята. Но повышение я получил. Что да, то да.
— А Ландору дали срок, и он помер на каторге?
— Откуда я знал, что он умрет? — огрызнулся Блор.
— Конечно, откуда вам знать, просто вам не повезло.
— Мне? Вы хотите сказать — ему?
— И вам тоже, Блор. Потому что из-за его смерти и ваша жизнь оборвется раньше времени.
— Моя? — уставился на него Блор. — Неужели выдумаете, что я позволю с собой расправиться, подобно Роджерсу и прочим? Дудки! Кто-кто, а я сумею за себя постоять! Хотите пари?
Ломбард сказал:
— Не люблю держать пари. И потом, если ведь убьют, кто отдаст мне выигрыш?
— Послушайте, мистер Ломбард, что вы хотите сказать?
Ломбард оскалил зубы.
— Я хочу сказать, мой дорогой Блор, что ваши шансы выжить не слишком велики.
— Это почему же?
— А потому, что из-за отсутствия воображения расправиться с вами проще простого. Преступник с воображением А. Н. Онима в два счета обведет вас вокруг пальца.
— А вас? — окрысился Блор.
Лицо Ломбарда посуровело.
— У меня воображение ничуть не хуже, чем у А. Н. Онима, — сказал он. — Я не раз бывал в переделках и всегда выпутывался! Больше ничего не скажу, но думаю, что и из этой переделки я тоже выпутаюсь.
Стоя у плиты — она жарила яичницу, — Вера думала: «И чего ради я закатила истерику, как последняя дура? Этого не следовало делать. Нельзя распускаться, никак нельзя распускаться. Ведь она всегда гордилась своей выдержкой.
Мисс Клейторн была на высоте — не растерялась, кинулась вплавь за Сирилом.
К чему об этом вспоминать? Все позади… далеко позади… Она была еще на полпути к скале, когда Сирил ушел под воду. Ей почудилось, что течение снова уносит ее в море. Она дала течению увлечь себя — плыла тихотихо — качалась на воде, пока не прибыла лодка… Ее хвалили за присутствие духа, хладнокровие… Хвалили все, кроме Хьюго. А Хьюго, он лишь взглянул на нее… Боже, как больно думать о Хьюго, даже теперь… Где он сейчас? Что делает? Помолвлен, женат?»
— Вера, бекон горит, — сердито сказала мисс Брент.
— И верно, простите, мисс Брент. Как глупо получилось…
Эмили Брент сняла с дымящегося бекона последнее яйцо. Вера, выкладывая на раскаленную сковороду куски бекона, сказала:
— У вас удивительная выдержка, мисс Брент.
— Меня с детства приучили не терять головы и не поднимать шума по пустякам, — ответила старая дева.
«Она была забитым ребенком… Это многое объясняет», — подумала Вера. А вслух сказала:
— Неужели вам не страшно?.. А может, вы хотите умереть?
«Умереть? — будто острый буравчик вонзился в закосневшие мозги Эмили Брент. — Умереть? Но она не собирается умирать! Остальные умрут, это да, но не она, не Эмили Брент. Эта девчонка, что она понимает? Конечно, Эмили Брент ничего не боится: Брентам неведом страх. Она из военной семьи, и в их роду все умели смотреть смерти в лицо. Вели праведную жизнь, и она, Эмили Брент, тоже жила праведно. Ей нечего стыдиться в своем прошлом… А раз так, она, конечно же, не умрет… „Он печется о вас“. „Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем…“ Теперь был день, и ужасы ушли. Ни один из нас не покинет остров. Кто это сказал? Ну конечно же, генерал Макартур (его родственник женат на Элси Макферсон). Его такая перспектива ничуть не пугала. Напротив, казалось, она даже радует его! А это грех! Некоторые люди не придают значения смерти и сами лишают себя жизни. Беатриса Тейдор… Прошлой ночью ей снилась Беатриса — она стояла за окном, прижав лицо к стеклу, стонала, умоляла впустить ее в дом. Но Эмили Врент не хотела ее впускать. Ведь если ее впустить, случится нечто ужасное».
Эмили вздрогнула и очнулась. Как смотрит на нее эта девушка.
— Все готово, не так ли? — спросила она деловито. — Будем подавать завтрак.
Странно прошла эта трапеза. Все были чрезвычайно предупредительны.
— Можно предложить вам еще кофе, мисс Брент?
— Ломтик ветчины, мисс Клейторн?
— Еще кусочек бекона?
Все шестеро вели себя как ни в чем не бывало, будто ничего и не случилось. Но в душе каждого бушевала буря.
Мысли носились как белки в колесе…
Что же дальше? Что дальше? Кто следующий?
Кто?
Интересно, удастся ли? Но попытаться стоит. Только бы успеть. Господи, только бы успеть…
Помешательство на религиозной почве, не иначе… Посмотреть на нее, и в голову не придет… А что, если я ошибаюсь?
Это безумие… Я схожу с ума. Куда-то запропастилась шерсть, запропастился алый занавес из ванной — не могу понять, кому они могли понадобиться. Ничего не понимаю…
Вот дурак, поверил всему, что ему рассказали. С ним обошлось легко… И все равно надо соблюдать осторожность.
Шесть фарфоровых негритят… только шесть — сколько их останется к вечеру?
— Кому отдать последнее яйцо?
— Джему?
— Спасибо, я лучше возьму еще ветчины.
Все шестеро, как ни в чем не бывало, завтракали.
Глава двенадцатая
Завтрак кончился. Судья Уоргрейв, откашлявшись, внушительно сказал своим тонким голоском:
— Я думаю, нам стоит собраться и обсудить создавшееся положение — скажем, через полчаса в гостиной.
Никто не возражал. Вера собрала тарелки.
— Я уберу со стола и помою посуду, — сказала она.
— Мы перенесем посуду в буфетную, — предложил Филипп.
— Спасибо.
Эмили Брент поднялась было со стула, охнула и снова села.
— Что с вами, мисс Брент? — спросил судья.
— Мне очень жаль, — оправдывалась Эмили Брент, — я хотела бы помочь мисс Клейторн, но никак не могу.
У меня кружится голова.
— Кружится голова? — доктор Армстронг подошел к ней. — Это вполне естественно. Запоздалая реакция на потрясение. Я, пожалуй, дам вам…
— Нет! — выпалила она. Все опешили. Доктор Армстронг густо покраснел.
На лице старой девы был написан ужас.
— Как вам будет угодно, — сухо сказал Армстронг.
— Я не хочу ничего принимать, — сказала она. — Просто посижу спокойно, и головокружение пройдет само собой.
Когда кончили убирать со стола, Блор обратился к Вере:
— Я привык заниматься хозяйственными делами, так что, если хотите, мисс Клейторн, я вам помогу.
— Спасибо, — сказала Вера.
Эмили Брент оставили в гостиной.
Какое-то время до нее доносился приглушенный гул голосов из буфетной. Головокружение постепенно проходило. Ею овладела сонливость, она чувствовала, что вот-вот заснет. У нее жужжало в ушах… а может быть, в комнате и впрямь что-то жужжит? Она подумала: «Кто это так жужжит — пчела или шмель? — И тут взгляд ее упал на пчелу, ползущую по окну. — Сегодня утром Вера Клейторн что-то говорила о пчелах.
Пчелы и мед… Она обожает мед. Взять соты, положить в марлевый мешочек. И вот уже мед капает, кап-кап-кап…
Кто это в комнате… С него капает вода… Это Беатриса Тейлор вышла из реки. Если повернуть голову, она ее увидит…
Но почему ей так трудно повернуть голову?..
А что если крикнуть?.. Но она не может крикнуть. В доме нет ни души… Она совершенно одна…» И тут она услышала шаги за спиной… приглушенные шаркающие шаги, нетвердые шаги утопленницы… Резкий запах сырости защекотал ей ноздри… А на окне все жужжала и жужжала пчела. И тут она почувствовала, как ее что-то укололо. Пчела ужалила ее в шею…
Тем временем в гостиной ждали Эмили Брент.
— Может быть, мне пойти привести ее? — предложила Вера.
— Минуточку! — остановил ее Блор.
Вера села. Все вопрошающе посмотрели на Блора.
— Послушайте, — начал он, — по-моему, пора прекратить поиски — убийца сидит сейчас в столовой! Пари держу, что во всех убийствах виновата старая дева.
— Но что ее могло на них толкнуть? — спросил Армстронг.
— Помешательство на религиозной почве. Что скажете вы, доктор?
— Возможно, вы правы. Опровергнуть вас я не могу. Но хочу напомнить, что у нас нет доказательств.
— Она очень странно вела себя, когда мы готовили завтрак, — сказала Вера. — У нее и глаза стали какие-то такие… — она передернулась.
— Это еще не доказательство, — прервал ее Ломбард — Все мы сейчас немного не в себе.
— Потом, когда нам были предъявлены обвинения, она одна отказалась дать какие-либо объяснения. Почему, спросите вы меня? Да потому, что ей нечего было объяснить.
