Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом
– Я не могу объяснить необъяснимое, – тихо ответила Софи. – Я только пересказываю вам, что я видела.
– На мадемуазель Клаудии были перчатки?
– Нет. Она держала дубинку голыми руками.
– А чья это дубинка?
– Гая – покойного мужа леди Плейфорд. Он привез ее из Африки. Все время, что я живу в Лиллиоуке, дубинка хранится в шкафу, в утренней гостиной.
– Вернемся немного назад, – предложил Пуаро. – Мне бы хотелось услышать о том, что произошло после обеда. Начните с того момента, когда вы и мистер Скотчер остались вдвоем. Пожалуйста, не упускайте ни одной детали. Сейчас нам важно установить точную последовательность событий.
– Мы с Джозефом разговаривали. Так странно было оказаться с ним один на один после того, как он при всех позвал меня замуж… Ему не терпелось услышать мой ответ.
– И вы ему ответили?
– Да. Я без колебаний приняла его предложение. А потом Джозеф хотел говорить со мной о свадьбе и подготовке к ней, о том, как скоро мы сможем сделать то и это, а я только смотрела на него и думала, как он плохо выглядит, как он слаб. Эта история с завещанием совсем его подкосила. Ему надо было отдохнуть. Я это понимала, даже если сам он отказывался. И я сказала ему, что мы поговорим обо всем завтра, ведь я же не знала… – И она умолкла.
– Вы не знали, что завтра для него уже не наступит? – мягко закончил за нее Пуаро.
– Да.
– И вы уговорили его пойти лечь?
– Да. Я помогла ему, а сама вышла в сад.
– Зачем?
– Чтобы никого не видеть. Мне хотелось убежать далеко-далеко, подальше от Лиллиоука, но только для того, чтобы избавиться от боли, не от Джозефа. Его я ни за что не покинула бы. И все же это было непереносимо.
– Вы говорите о его болезни?
– Нет. – Софи вздохнула. – Болезнь не имеет значения.
– Прошу вас, продолжайте, мадемуазель, – настаивал Пуаро.
– Даже если бы мы с Джозефом дотянули до алтаря, что с того? Наша радость все равно была бы скоротечной. Нам не суждено было долгое счастье.
В углу комнаты инспектор Конри, казалось, задался целью раздавить подбородком узел своего галстука.
– Простите меня за нескромность, но скажите, вы плакали, когда гуляли одна по саду? – спросил Пуаро у Софи. – Громко, так, чтобы кто-то мог слышать?
Софи, похоже, удивилась.
– Нет. Я просто ходила, и всё.
– Вы встретили кого-нибудь за пределами дома?
– Нет.
– И ни с кем не шептались?
– Нет.
– Я тоже был в саду, с Кэтчпулом. Мы довольно долго беседовали.
– Я не слышала ничьих голосов, – сказала Софи. – Ветер выл, деревья шумели…
– В котором часу вы вышли из дома и когда вернулись? Вы помните?
– Я вышла вскоре после того, как все покинули столовую – в смысле, все, кроме нас с Джозефом. Который был тогда час, я, к сожалению, не знаю.
– Без пяти минут восемь, – сообщил ей Пуаро.
– Значит, мы с Джозефом должны были выйти оттуда минут в десять девятого, не позже. Еще минут пятнадцать-двадцать ушло у меня на то, чтобы помочь ему приготовиться ко сну, а потом я вышла. То есть, наверное, около половины девятого.
– Значит, вы выходили, как раз когда мы с Кэтчпулом возвращались с прогулки. Мы вас не заметили.
– Но я же не знаю, сколько тогда было на часах. Я говорю приблизительно.
– А когда вы вернулись в дом?
Софи ответила сердито:
– Зачем вы задаете вопросы, на которые сами знаете ответ? Вы же все слышали, как я завизжала. И все сбежались.
– Но я не знаю, как долго вы уже находились в доме, прежде чем начали кричать, мадемуазель. А закричали вы в десять минут одиннадцатого – это я знаю точно.
– Я вошла в дом минут за пять до того, не раньше. И сразу услышала разговор. Никто наверху ничего не слышал, а я услышала сразу, как только закрыла дверь черного хода и ветер перестал выть у меня в ушах. Я узнала голос Джозефа, он молил о пощаде.
– Как именно? – спросил Пуаро.
– О боже, до чего же мне трудно вспоминать об этом! Но я должна, я знаю. Он сказал: «Пожалуйста, перестань! Не надо, Клаудия! Хватит…» Он знал, что она убьет его. Я сама должна была броситься на нее, как только увидела ее с дубинкой, но отчего-то не смогла… А потом, это был такой ужас! Меня точно парализовало, месье Пуаро. Это я виновата в том, что Джозеф умер. Если б я бросилась тогда на Клаудию, то могла бы ее остановить. Я могла бы спасти его.
– Вы слышали только голос месье Скотчера? Клаудия Плейфорд ничего не говорила?
Софи нахмурилась. Вдруг ее глаза расширились.
– Да! Да, она говорила о какой-то Айрис. «Это должна была сделать Айрис» или что-то вроде. С этими словами она замахнулась на Джозефа дубинкой.
– Пожалуйста, припомните поточнее, – попросил ее Пуаро. – Мне очень важно знать, что именно она сказала.
– «Это должна была сделать Айрис» я точно слышала. А потом, кажется: «Но ей не хватило сил. Она позволила тебе жить, и за это ты убил ее». Или, может быть, «она позволила тебе убить ее». Я тогда совершенно окаменела. Могла только кричать. И не… – голос Софи сорвался, и она продолжила шепотом: – Я не попыталась спасти Джозефу жизнь.
– Кто такая Айрис?
– Понятия не имею. Джозеф никогда не говорил о ней.
– Однако Клаудия Плейфорд считает, что он убил эту женщину, – сказал Пуаро.
– Джозеф мухи не обидел бы. Это Клаудия демон.
– Почему вы так долго бродили в ненастную ночь по саду?
– Мне было стыдно возвращаться в дом. Я была сама не своя. «Софи сильная, Софи все может» – такой меня здесь считают. Я всегда рядом, всегда готова позаботиться о Джозефе, о леди Плейфорд, о ком угодно. Мне нужна была передышка, я хотела отдохнуть от той, за кого они меня все принимают.
– Понимаю, – сказал Пуаро. – А что сделала Клаудия Плейфорд, когда покончила с мистером Скотчером?
– Бросила дубинку и выбежала из комнаты.
Инспектор Конри приподнял подбородок и процедил:
– Клаудия Плейфорд и Рэндл Кимптон рассказывают совсем другую историю. По их словам, они были вдвоем в комнате мистера Кимптона с тех пор, как покинули спальню Орвилла Рольфа и до тех пор, как вы закричали.
– Значит, они лгут, – ответила Софи просто.
Глава 14
Два списка леди Плейфорд
Пока Пуаро и инспектор Конри допрашивали в Баллигуртине Софи Бурлет, мы с сержантом О’Двайером находились в кабинете леди Плейфорд в Лиллиоуке. Его хозяйка не спускалась вниз с тех пор, как умер Скотчер. На ее письменном столе я заметил поднос с нетронутым ланчем, а ее лицо осунулось и даже похудело, несмотря на то что после трагедии прошло всего двадцать четыре часа.
– Я вышла из столовой и сразу направилась к себе, – говорила она сержанту О’Двайеру. Ее тон ясно давал понять, что этот вопрос, как и все остальные, которые могут за ним последовать, она рассматривает как досадную помеху. Мне показалось, что в ее голове шла какая-то напряженная мыслительная работа и что любое вмешательство в нее извне должно было представляться ей препятствием на пути к цели. – Ужинать я не стала. Кто угодно наверняка скажет вам это, так почему бы не я сама. Возможно, вам уже все рассказал мистер Кэтчпул.
Я дал понять, что ничего подобного не делал.
– Моя сноха, Дорро, позволила себе замечание, которое очень меня огорчило. Но вы не должны думать о ней плохо. Она хорошая женщина, только слишком беспокойная. В этом доме вообще нет злых или испорченных людей, сержант. Даже моя дочь Клаудия, которая нередко бывает излишне остра на язык… – Тут леди Плейфорд выпрямилась, словно готовясь к тому, что она собиралась произнести. – Так вот, Клаудия такая же убийца, как я – пират. Это абсурд.
– Значит, вы считаете, что Софи Бурлет лжет? – спросил я.
– Нет, – ответила леди Плейфорд. – Софи никого не станет обвинять без оснований, тем более в убийстве. У нее доброе сердце.
– Тогда…
– Я не знаю! Поверьте, я прекрасно понимаю суть проблемы. И продолжаю настаивать на двух вещах – во-первых, моя дочь не убийца, во-вторых, Софи Бурлет не лжет, хотя знаю, что эти факты никак не совмещаются между собой.
– Если позволите, ваша светлость… – Этими словами сержант О’Двайер предварял все свои вопросы. – Вы вернулись к себе – а потом вышли снова или оставались у себя и дальше?
– Я оставалась у себя, пока не услышала, как вдалеке кто-то кричит и как по лестнице бегут люди. До тех пор меня побеспокоил лишь мистер Кэтчпул, который постучал в мою дверь. Он хотел удостовериться, что со мною ничего не случилось.
– Это Пуаро велел мне проверить, всё ли в порядке, – сказал я. – Я выяснил, что в доме находились все, кроме Софи Бурлет и Майкла Гатеркола, а Джозеф Скотчер и Орвилл Рольф, хотя и были у себя, чувствовали себя не самым лучшим образом.
– Если позволите, ваша светлость… Скотчер умирал от брайтовой болезни почек, это верно?
– Совершенно верно.
– И еще, насчет замечания вашей невестки, которое вас расстроило. Я бы хотел услышать, в чем именно оно состояло, с вашего позволения.