Агата Кристи - Занавес
— Бесполезно, мой друг. Конечно, все это очень огорчительно, но дело в том, что вы ничего не можете поделать.
Я молчал. Наверное, он так считал, но я знал лучше.
Нортон продолжил:
— Я знаю, что подобная ситуация может свести с ума кого угодно, но остается лишь одно — признать поражение. Смиритесь же, сударь!
Я не стал с ним спорить. Я ждал, позволяя ему выговориться. Потом вновь твердо завернул за угол дома.
Они оба уже исчезли, но у меня была идея насчет того, где они могут быть. Неподалеку отсюда в рощице сирени скрывалась беседка. Я направился к ней. Думаю, Нортон все еще был со мной, но не уверен. Подойдя поближе, я услышал голоса и остановился. Говорил Аллертон.
— Ну что ж, значит, моя дорогая девочка, все устроено. И не надо больше возражений. Ты завтра поедешь в город. Я же скажу, что смотаюсь в Ипсвич погостить у своего товарища одну-две ночки. Ты протелеграфируешь из Лондона, что не сможешь вернуться. И кто узнает об очаровательном маленьком обедике в моей квартирке? Обещаю тебе, ты не разочаруешься.
Я почувствовал, как Нортон дергает меня за руку и неожиданно кротко повернулся к нему. Я чуть не расхохотался при виде его обеспокоенного, встревоженного лица. Я позволил ему увлечь себя к дому. Я сделал вид, что сдался, потому что в этот момент знал точно, что буду делать…
Я сказал ему ясно и четко:
— Не беспокойтесь, старина. Все бесполезно — теперь я понимаю. Невозможно управлять своими детьми. Я сдаюсь.
Он просто до нелепости обрадовался.
Вскоре я сообщил ему, что сегодня лягу спать пораньше. Я сказал, что у меня немного разболелась голова.
Он и не подозревал, что я собираюсь делать.
VЯ остановился минуты на полторы в коридоре.
Кругом было очень тихо. Никого. Кровати уже приготовлены для сна. Нортон, комната которого была на этой же стороне, остался внизу. Элизабет Коул играла в бридж. Кертис, я знал, ужинает на первом этаже. Крыло было в моем распоряжении.
Я польстил себе, что не напрасно столько лет проработал с Пуаро. Я знал, какие следует принять предосторожности.
Аллертон не встретится завтра с Джудит в Лондоне.
Аллертон вообще никуда завтра не поедет.
Все было просто смехотворно легко.
Я пошел к себе и взял пузырек с аспирином. Потом отправился в комнату Аллертона и проскользнул в ванную. Таблетки сламберила стояли в шкафчике. Восьми, подумал я, будет достаточно. Безвредная доза — одна-две. Посему восьми хватит с лихвой. Аллертон сам говорил, что токсичная доза невелика. Я прочел на этикетке: «Предписанную дозу превышать опасно».
Я улыбнулся сам себе.
Я обернул руку шелковым носовым платком и осторожно отвинтил крышку. На пузырьке не должно остаться отпечатков пальцев. Я высыпал таблетки. Да, они были почти того же самого размера, что и аспирин. Я положил 8 аспириновых таблеток в бутылочку, а потом досыпал сламберила, оставив себе 8 штук. Теперь пузырек выглядел точно так же, как и раньше. Аллертон не заметит разницы.
Я вернулся в свою комнату. У меня была бутылка виски… впрочем, как и у большинства обитателей Стайлза. Я вынул две рюмки и сифон. Я не знал случая, чтобы Аллертон отказался от выпивки. Когда он поднимется, приглашу его пропустить стаканчик перед сном. Я бросил таблетки в налитое на донышко спиртное. Они с легкостью растворились. Я очень осторожно попробовал результат. Может быть, чуточку горько, но едва ли заметно. Я буду наливать себе виски, когда Аллертон поднимется. Передам рюмку ему, а себе налью другую. Все очень просто и естественно. Наверняка он и понятия не имеет о моих чувствах… если, конечно, Джудит ничего ему не сказала. Я немного обдумал свой пункт, но решил, что нахожусь в полной безопасности. Джудит никогда никому ничего не говорит.
Вероятно, он считает, что я совсем не подозреваю об их планах. Мне оставалось только ждать. Должно быть, ждать придется долго, час, а то и два, пока Аллертон отправится спать. Он всегда был поздней пташкой.
Я спокойно сидел и ждал.
Неожиданный стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Однако это оказался всего лишь Кертис. Пуаро просил меня к себе.
Я с трудом пришел в себя. Пуаро! Я не думал о нем весь вечер. Должно быть, он терялся в догадках, что со мной приключилось. Я забеспокоился. Во-первых, так как устыдился, что не зашел к нему, и во-вторых, потому, что не хотел, чтобы он подозревал, — произошло нечто из ряда вон выходящее.
Я последовал за Кертисом через коридор.
— Eh bien, — воскликнул Пуаро. — Так значит, вы меня бросили, hein?
Я выдавил из себя зевок.
— Уж простите, старина, — сказал я. — Но, по правде говоря, у меня так жутко разболелась голова, что все перед глазами поплыло. Наверное, вот-вот гроза начнется. Я просто одурел… так что совсем забыл пожелать вам спокойной ночи.
Как я и надеялся, Пуаро сразу же захлопотал. Он предложил лекарства. Он засуетился. Он обвинил меня в том, что я сидел на улице на сквозняке (и это-то в один из самых жарких летних дней!). Я отказался от аспирина под предлогом, что уже принял несколько таблеток, но не смог отделаться от чашки сладкого и невероятно отвратительного шоколада!
— Видите ли, он очень питателен для нервов, — пояснил Пуаро.
Я выпил его, чтобы избежать спора, и потом пожелал ему спокойной ночи. Его тревожные и любящие восклицания еще долго звенели у меня в ушах! Я вернулся в свою комнату и напоказ закрыл дверь. А потом с крайней предосторожностью приотворил ее снова, оставив маленькую щелочку. Теперь-то я обязательно услышу шаги Аллертона. Но, должно быть, придется подождать еще немного.
Я сидел и ждал. Я думал и ждал. Я думал о своей покойной жене. Я тихо прошептал:
— Понимаешь, дорогая, я ее спасу.
Она оставила Джудит на мое попечение. Я ее не подведу.
В мертвой тишине я неожиданно почувствовал, что Синдерс где-то совсем рядом.
Мне даже показалось, что она в комнате.
И я сидел и мрачно ждал…
Глава тринадцатая
IКогда хладнокровно описываешь состояние спада напряжения, то словно разбиваешь вдребезги свое самолюбие.
Так уж получилось, что, ожидая Аллертона, я заснул. Наверное, ничего удивительного. Предыдущей ночью я спал очень плохо. Провел на воздухе весь день. Извелся от беспокойства и напряжения и так взвинтился, что смог решиться на такое. Да к тому же погода была очень пасмурная и веяло грозой.
Во всяком случае, все так вот получилось. Я заснул в своем кресле и когда пробудился, за окном щебетали птицы, уже встало солнце. Я сам скрючился и обмяк — прямо так, в смокинге. Во рту чувствовался неприятный привкус, и голова раскалывалась. Я был озадачен, удивлен, возмущен и, что самое главное, невероятно, ужасно рад.
Кто это написал: «Самый тяжелый день (только доживи до завтра) обязательно пройдет»? Как верно сказано! Сейчас я увидел ясно и разумно, каким взвинченным и заблуждающимся был. Какие-то мелодраматические ощущения, потеря всякого чувства пропорции. Я же фактически решил убить другого человека.
В этот момент мой взгляд упал на рюмку виски. Вздрогнув, я встал, отдернул занавески и вылил их из окна. Должно быть, вчера вечером я просто сошел с ума.
Я побрился, принял ванну и переоделся. Потом, чувствуя себя немного лучше, пошел к Пуаро. Я знал, что он всегда встает рано. Я сел и во всем ему честно исповедался.
Не выразить словами, какое это было огромное облегчение. Он мягко качнул головой.
— Вот какие глупости вы замышляете. Рад, что вы пришли ко мне исповедаться. Но почему, мой дорогой друг, вы не явились ко мне вчера и не рассказали, что у вас было на уме?
Я пристыженно ответил:
— Наверное, боялся, что вы попытаетесь меня остановить.
— Разумеется, я бы вас остановил. Вы думаете, я захотел бы увидеть, как вас повесят, и все из-за какого-то пренеприятного субъекта по имени майор Аллертон?
— Меня бы не поймали, — заявил я. — Я принял все предосторожности.
— Так думают все убийцы. Ваша психика подходит под шаблон! Но позвольте мне вам сказать, mon ami, что вы не так умны, как считали.
— Я принял все предосторожности. Я стер отпечатки своих пальцев с пузырька.
— Точно. Но вы стерли и отпечатки Аллертона. И когда он найден мертвым… что происходит дальше? Производится вскрытие и установлено, что он умер от смертельной дозы сламберила. Он принял ее случайно или намеренно? Tiens[46], его отпечатков на пузырьке нет. Но почему? Будь его смерть случайной или самоубийством, он не стал бы их стирать. И тогда анализируются оставшиеся таблетки и оказывается, что почти половина из них заменена аспирином.
— Ну и что тут особенного, почти у всех есть аспирин, — слабо пробормотал я.
— Да, но не у всех есть дочь, которую Аллертон преследует с бесчестными намерениями… если использовать старомодную мелодраматическую фразу. И вы накануне поссорились с ней на сей счет. Два человека, Бойл Кэррингтон и Нортон, могут засвидетельствовать, какие бурные чувства вы испытывали к покойному. Сразу же внимание сфокусировалось бы на вас, и к тому времени вы бы испытывали такой страх или даже раскаяние, что хороший опытный инспектор полиции наверняка бы решил, что вы и есть виновный. И даже, вполне возможно, кто-то мог бы увидеть, как вы возились с таблетками.