Элджернон Блэквуд - Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Очевидно, они общались друг с другом на языке чувств, ибо Везин никогда бы не смог выразить по-французски всего, что он ей сказал. Но девушка прекрасно понимала его, а то, что говорила она сама, звучало, как давно знакомые стихи. Его маленькая душа с трудом выдерживала переполнявшую ее сладостную боль.
— Но ведь я попал сюда совершенно случайно, — как бы со стороны услышал он свой голос.
— Нет, — страстно вскричат она, — ты попал сюда потому, что откликнулся на мой зов. Долгие годы звала я тебя, и вот наконец ты приехал, а за тобой стоит вся сила прошлого. Ты должен был приехать, ибо принадлежишь мне, и я предъявляю на тебя свои права.
Ильзе придвинулась еще ближе, глядя на него с дерзким вызовом — так может смотреть только тот, кто уверен в своем превосходстве.
Солнце уже село за башнями старого кафедрального собора, с равнины, постепенно окутывая их, поднималась тьма. Оркестр замолк. Ни один платановый лист не шевелился, но в воздухе разливалась прохлада осеннего вечера, и Везин почувствовал, что дрожит. В полной тишине звучали лишь их голоса и иногда мягко шелестело платье девушки. В его ушах шумела кровь. Он с трудом сознавал, где находится и что делает. Магическая сила воображения увлекла Везина в прошлое, глубоко похороненное в его существе, внушив ему уверенность, что слова девушки — чистая правда. И простая маленькая француженка, которая говорила с ним с такой странной властностью, вдруг неузнаваемо преобразилась. Он не отрываясь смотрел ей в глаза, и ее образ приобретал в его душе иные живые черты, не теряя в то же время связи с реальностью.
Девушка предстала перед ним, как это уже было однажды, высокой и статной на фоне диких, поросших лесом скал, в которых зияли многочисленные пещеры; за ее головой полыхало неистовое пламя, вокруг ног вились кольца дыма. В волосы были вплетены темные, колышущиеся на ветру листья; сквозь прорехи изорванного платья соблазнительно проглядывало стройное тело.
Вокруг толпилось множество людей, и все они пожирали ее пылкими, исступленными взглядами, но она неотрывно смотрела только на своего избранника, которого вела за руку. И оба они в буйном оргиастическом танце неслись вокруг трона, на котором восседала величественная и ужасная фигура Владычицы, глубоко погруженной в свои размышления и не обращавшей внимания на бесчисленные, искаженные экстазом лица, кружившиеся вокруг нее среди влажных испарений. Но Везин знал, что ее избранник — это он сам, а чудовищная фигура на троне — ее мать.
Это видение всплыло перед ним из глубин давно забытого прошлого, взывая к нему голосом пробудившейся памяти, и в следующий же миг исчезло, и Везин увидел ясные глаза девушки, пристально вглядывающейся в его собственные, — перед ним снова была хорошенькая дочь содержательницы гостиницы…
— Каким образом ты, — прошептал он дрожащим голосом, когда обрел наконец дар речи, — ты, дитя видений и волшебного очарования, сумела внушить мне любовь еще до того, как я тебя увидел?
Ильзе с достоинством выпрямилась.
— Кто может устоять пред зовом прошлого! К тому же, — добавила она гордо, — в реальной жизни я принцесса.
— Принцесса?
— А моя мать — королева.
Тут маленький Везин окончательно потерял голову. Его охватил неодолимый ликующий восторг. Слышать этот сладостный певучий голос, наслаждаться восхитительными признаниями, срывающимися с этих очаровательных нежных губок, было свыше его сил. Он заключил девушку в объятия и стал осыпать ее лицо поцелуями — она не сопротивлялась.
Но даже в жарком пылу страсти он испытывал какое-то необъяснимое отвращение к податливому телу Ильзе, а ее ответные поцелуи, казалось, несмываемо пятнали его душу… И когда она высвободилась и скрылась во тьме, он еще долго стоял в полном изнеможении, с ужасом вспоминая о своих прикосновениях к ее уступчивому телу и внутренне яростно возмущаясь собственной слабостью, которая — он уже смутно это сознавал — может привести его к погибели.
И тут в ночной тиши из тени старых зданий, где скрылась девушка, раздался пронзительный крик, который он сперва принял за смех, но, прислушавшись, понял, что это жалобно, почти по-человечески, кричит кошка…
V
Долгое время Везин стоял, прислонившись к стене, наедине со своими бушующими мыслями и чувствами. Он наконец понял, что совершил тот единственный поступок, который может отдать его во власть сил древнего прошлого. Своими страстными поцелуями он не только признал, но и возродил древнюю связь, существовавшую между ними. Он вздрогнул, неожиданно вспомнив о случайном и таком восхитительно приятном столкновении в темном коридоре. Девушка сначала подчинила его своей воле, а потом заставила совершить то, что было необходимо для ее замысла. Через много столетий она поймала его в свои сети — поймала и подчинила своей власти.
Что же делать? Бежать? Остаться? В этот момент Везин был совершенно неспособен собраться с мыслями, напрячь свою волю, ибо только что пережитое сладостное, фантастически-безумное приключение очаровывало его ум, а само сознание, что он околдован и перенесен в мир, куда более дикий и великий, чем тот, к которому привык, вызывало в нем ликование.
Когда он наконец решил вернуться в гостиницу, над морем равнины как раз восходила большая бледная луна. В ее лиловом сиянии вся перспектива города преобразилась — казалось, будто сверкающие росой крыши домов вздымались гораздо выше, чем обычно, а их фронтоны и причудливые старые башенки как будто отодвинулись вдаль.
В серебристом тумане даже собор выглядел каким-то нереальным и призрачным. Везин ступал бесшумно, стараясь держаться в тени, но улицы были пустынны и безмолвны, двери и ставни закрыты… Нигде ни души. В ночной тиши еще недавно так деловито выглядевший город походил на гигантское кладбище с огромными, гротескно-причудливой формы надгробьями.
Добравшись до гостиницы, Везин вошел через заднюю дверь, надеясь остаться незамеченным. Он благополучно миновал дворик, держась в тени забора. И тут только поймал себя на мысли, что крадется бочком, на цыпочках, как это делали старые постояльцы, входя в зал ресторана. Он ужаснулся, заметив, что делает это уже инстинктивно. И вдруг всем своим существом почувствовал странное поползновение опуститься на четвереньки, а когда посмотрел наверх, на свое окно, его охватило желание запрыгнуть туда, вместо того чтобы идти по лестнице. Это казалось наиболее легким и естественным путем. Похоже, он переставал быть собой, в нем начиналась ужасная трансформация. Его нервы напряглись до предела.
Луна поднялась еще выше, и тени на улице сгустились еще сильнее. Прячась среди них, Везин подкрался к крыльцу со стеклянной дверью.
Однако здесь горел свет, в гостинице еще не спали. Надеясь незаметно проскользнуть через холл к лестнице, он тихо отворил дверь и вошел внутрь. Около стены слева лежало что-то большое и темное, показавшееся ему свернутым рулоном гостиничным ковром, но вот «ковер» шевельнулся, и ему почудилось, что это огромная кошка. В следующее мгновение «кошка» встала, оказавшись хозяйкой гостиницы…
Везин мог лишь с ужасом догадываться, чем занималась эта женщина в лежачем положении, по только сейчас, лицом к лицу с ней, заметил то грозное достоинство, с которым она взирала на него, и вспомнил странные слова девушки о том, что ее мать — королева. Огромная и зловещая, стояла она перед ним в этом пустом холле, освещенном тусклым мерцанием керосиновой лампы, и в его сердце восстал глубоко укоренившийся древний страх. Он чувствовал, что должен приветствовать ее низким поклоном. Инстинктивное желание склониться в почтительном поклоне было настолько сильным и непреодолимым, что невольно наводило на мысль о вековой привычке.
Везин быстро оглянулся — видя, что кругом никого нет, он медленно склонил голову.
— Enfin! M'sieur s'est done decide. C'est bien alors. J'en suis contente.[6]
Величественная фигура быстро приблизилась к нему и схватила его дрожащие руки. От нее исходила какая-то нечеловеческая сила, которой невозможно было не подчиниться.
— On pourrait t'aire un p'tit tour ensemble, n'est-ce pas? Nous у allons cette nuit et il faut s'exercer un peu d'avance pour cela. Ilse, Ilse, viens donee ici. Viens vite![7]
И она исполнила с ним несколько на какого-то ужасно знакомого танца. Они танцевали в полной тишине, их движения были плавными и вкрадчивыми. Чуть позже, когда невесть откуда взявшийся, пронизанный алыми вспышками дым сгустился, к ним кто-то присоединился, и рука Везина, отпущенная матерью, была крепко схвачена дочерью. Это, откликнувшись на зов, явилась Ильзе; в ее темные волосы были вплетены листья вербены, тело облачено в странное, изорванное, но прекрасное, словно ночь, платье, в котором девушка была невероятно соблазнительна, но эта соблазнительность не привлекала, а отталкивала и даже вызывала резкое отвращение.
