Жорж Сименон - А Фелиси-то здесь!
Пронзительный свисток на площади Пигаль. Это сигнал. Все выходы закрыты. Полицейские в форме шагают сплошной шеренгой, хватают на ходу мужчин и женщин, появляющихся отовсюду и стремящихся перейти за линию ограждения. Одного полицейского жестоко укусила за палец рыжая толстуха в вечернем платье. Машины полны задержанными.
Хозяин «Пеликана», стоя на пороге, нервно потягивает сигарету, пытается протестовать:
— Уверяю вас, господа, у меня никого нет. Несколько подвыпивших американцев…
Кто-то потянул за тужурку молодого инспектора Дюнана, того, который принимал Мегрэ в отеле «Уют». А! Это коридорный отеля. Наверно, он пришел сюда из любопытства?
— Скорее… Вон она…
Он показывает на застекленную дверь бара, где уже нет никого, кроме хозяина за стойкой. В глубине кто-то захлопнул дверь, но инспектор все-таки успел заметить женский силуэт.
— Та, что приходила в отель с мужчиной…
Адель… Инспектор подзывает двух полицейских. Они бросаются к двери, бегут через пустые туалеты, спускаются по узкой лестнице, где пахнет сыростью, спиртом и мочой.
— Отворите…
Перед ними подвал. Дверь заперта на ключ. Один из полицейских нажимает на нее плечом.
— Эй, кто там, руки вверх…
Электрический фонарь освещает бочонки, клетки с бутылками, ящики с аперитивом. Тишина. Или, вернее, если стоять неподвижно, как приказал инспектор, можно угадать чье-то учащенное дыхание, можно даже поклясться, что слышен трепет чьего-то загнанного сердца.
— Встаньте, Адель…
Она в бешенстве вскочила из-за груды ящиков, она безнадежно отбивается, несмотря ни на что, хочет вырваться из рук полицейских, которым едва-едва удается надеть ей наручники.
— Где твой любовник?
— Не знаю…
— Что ты делала на улице?
— Не знаю…
Она усмехается.
— Легче напасть на беззащитную женщину, чем на Музыканта, а?
У нее из рук вырвали сумку. В баре ее открывают: там только профессиональная карточка, не очень-то почетная, немного мелочи и письма, написанные карандашом, — наверное, письма, которые Музыкант переправлял своей любовнице из тюрьмы, потому что адресованы они в Безье.
Первый полицейский автобус, наполненный до отказа, направляется в участок, где сегодня ночью будет тесно. Много джентльменов в смокингах, много вечерних платьев, забрали даже официантов и швейцаров.
— Ну вот, привели, не его, так хоть его подружку, господин комиссар…
Комиссар Пиолэ допрашивает ее, не очень надеясь на результат:
— Ты уверена, что не хочешь выложить все? Где он?
— Вы его не найдете…
— Забирайте ее… Нет, не в автобус… Пошлите ее к Рондонне…
В меблированных отелях стучат во все двери, проверяют документы, и господам в одних рубашках очень неприятно, что их застали здесь, да еще и не одних.
— Я прошу вас только сделать так, чтобы моя жена…
— Ну, разумеется, разумеется!
— Алло! Это вы, Люка? Скажите, пожалуйста, Мегрэ, что Адель здесь… Да… Она, конечно, молчит… Нет, о Музыканте ничего нового… Ее допрашивают, да… За районом по-прежнему ведется наблюдение…
Теперь, когда самое главное сделано, в окрестностях площади Пигаль все успокоилось, словно наступил мертвый штиль после бури. На улицах тише, чем обычно, и полуночники, приезжающие из центра города, удивляются, что в кабачках так уныло, что даже зазывалы окликают их неуверенно.
Четыре часа утра. Люка уже в третий раз возвращается в «Мыс Горн». Мегрэ снял воротничок, галстук.
— У тебя случайно нет табака? Вот уже полчаса, как я выкурил последнюю трубку…
— Адель забрали…
— А его?
Он боится, что ошибается, и все-таки… У Музыканта нет ни гроша, это можно сказать почти наверняка… За день до того, он вышел из тюрьмы, Адели пришлось уехать из Безье без копейки… Он приезжает в Пуасси… Воскресенье… Может быть, он побывал и в Жанневиле? Он заходит в кабачок вслед за Фелиси… Если бы ему удалось соблазнить эту служаночку, одетую как какаду, это ведь было бы проще всего?.. Он легко бы попасть к ней в дом…
Но она награждает его пощечиной!
А на следующий день, в понедельник, старик Лапи был убит в своей спальне. Музыканту пришлось убежать без пакета с деньгами.
— В котором часу задержали Адель?
— Полчаса тому назад… Они нам сразу же позвонили…
— Поезжай… Возьми такси…
— Вы думаете, он…
— Поторопись… Поезжай, говорят тебе…
Мегрэ тщательно запирает дверь, снова садится в кухне у окна, потушив свет и еще раз взглянув на красный панцирь омара, оставшийся на столе.
Глава восьмая
Кофе с молоком для Фелиси
Глаза ее широко раскрыты. Она не знает, который час. Накануне вечером она забыла завести будильник, как она это делает обычно. Комната тонет в полумраке, и только по серебристым полоскам между створками ставен можно угадать, что наступает утро.
Фелиси прислушивается. Она ничего не знает. Она еще не совсем очнулась от сна и не может сразу отличить действительность от своих сновидений. Во сне она ссорилась, помнит, что яростно спорила, даже дралась с этим невозмутимым человеком, которого терпеть не может и который поклялся ее погубить. О, как она его ненавидит!
Кто открывал дверь? Ведь ночью кто-то открывал дверь ее комнаты. Она со страхом ждала. Было совершенно темно. И вдруг желтоватый свет проник в комнату с лестничной площадки, потом дверь затворилась, заворчал мотор… Во сне она часто слышала ворчание мотора…
Она не шевелится, боится пошевельнуться, ей кажется, что над нею нависла опасность, на желудке у нее какая-то тяжесть… Омар… Она вспомнила, что поела слишком много омара… Проглотила снотворное… Он заставил ее проглотить снотворное…
Она прислушивается. Что это? В кухне кто-то есть. Она узнает знакомый звук кофейной мельницы. Это, конечно, сон. Не может быть, чтобы кто-нибудь молол там кофе…
Она уставилась глазами в потолок, напрягла все свои способности. Кто-то льет кипяток в кофейник. Запах кофе поднимается по лестничной клетке и доносится до нее. Стучит фаянсовая посуда. Раздаются и другие хорошо знакомые ей звуки: кто-то открывает сахарницу, дверцу стенного шкафа…
Кто-то поднимается по лестнице. Она помнит, что накануне не заперла дверь. Почему не повернула ключ? Из гордости! Да! Чтобы не показать этому человеку, что боится. Она хотела потом потихоньку запереть дверь, но сразу же заснула.
Кто-то стучит. Она приподнимается на локте. Со страхом смотрит на дверь; нервы ее натянуты. Снова стук.
— Кто там?
— Несу вам завтрак…
Нахмурив брови, она ищет свой халат, не находит, быстро забирается под простыню в тот момент, когда дверь открывается, и она видит сначала поднос, покрытый салфеткой, чашку в синий горошек…
— Хорошо спали?
Появляется Мегрэ, более безмятежный, чем когда-либо. Ему как будто и в голову не приходит, что вошел в комнату девушки и что она еще в постели.
— Что вам здесь нужно?
Он ставит поднос на столик. Вид у него свежий, отдохнувший. Где он успел умыться? Наверное, внизу, в кухне. Или на краю колодца. Волосы у него еще влажные.
— По уграм вы пьете кофе с молоком, не правда ли? К сожалению, я не мог отлучиться, чтобы сходить к Мелани Шошуа за свежим хлебом. Кушайте, детка… Хотите, я отвернусь, пока вы наденете халат?
Она невольно повинуется, глотает горячий кофе с молоком, но вдруг замирает с чашкой в руке.
— Кто там, внизу?
Кто-то шевелится там, она в этом уверена.
— Кто там, внизу?.. Отвечайте…
— Убийца…
— Что вы говорите?
Она вскочила, отбросив простыни.
— Что вы еще подстраиваете? Вы, видно, решили свести меня с ума… И меня некому защитить, некому…
Он садится на край постели и, глядя, как она волнуется, качает головой, вздыхает:
— Говорят же вам, что внизу убийца… Я был уверен, что он вернется… В его положении только и оставалось, что рискнуть всем… К тому же он, вероятно, думал, что я руковожу операциями в Париже. Он никак не предполагал, что я буду упорно наблюдать за этим домом.
— Он пришел?
Она запнулась, не зная, что думать. Она хватает Мегрэ за руки и кричит:
— Но кто же? Кто это? Разве это возможно, чтобы…
Она так хочет скорее узнать все, увидеть своими глазами, что бросается на лестницу одна, тоненькая, нервная, в своем халате небесно-голубого цвета. Но, охваченная страхом, тут же останавливается.
— Кто это?
— Вы меня все еще ненавидите?
— Да… Не знаю…
— Почему вы мне лгали?
— Потому что потому!
— Послушайте, Фелиси…
— Не желаю больше вас слушать… Сейчас открою окно, позову на помощь…
— Почему вы мне не сказали, что в понедельник утром, вернувшись из лавки, вы видели, как Жак Петийон как раз выходил из сада?.. Ведь вы же его видели… он же прошел за изгородью… Это для него старик Лапи достал из стенного шкафа графин и две рюмки… Он думал, что племянник приехал к нему помириться, может быть, просить у него прощения, кто знает?
