Джун Томсон - Тайные хроники Холмса
Обсуждая этот вопрос, мы дошли до конца улицы и теперь спускались вниз по отлогому склону холма мимо небольших лавок и неприметных мастерских. Когда по улице проезжал пустой кеб, Холмс внезапно остановил его и, достаточно бесцеремонно усадив меня в экипаж, дал кучеру адрес нашей квартиры на Бейкер-стрит, крикнув мне вдогонку:
— Увидимся немного позже, мой дорогой друг!
Должен признаться, я был не только сбит с толку столь внезапным и неожиданным поворотом событий, но и весьма раздосадован. Поэтому после возвращения домой я с нетерпением ждал Холмса и его объяснений по поводу такого в высшей степени странного поступка. Он вернулся спустя час с небольшим, прошел в гостиную и положил на стол объемный пакет из оберточной бумаги коричневатого цвета.
— Вот, Ватсон! — сказал он с победоносным видом. — Наша проблема решена! Во второй половине дня мы вернемся на Мэйплвуд-авеню и не только увидим, что творится в доме, но — если я не ошибаюсь в своих предположениях — также получим возможность лично познакомиться с мистером Везербаем.
— И как же нам удастся это осуществить? — спросил я. Любопытство мое было теперь гораздо сильнее, чем снедавшая меня обида.
— Очень просто: мы сделаем это под видом мойщиков окон.
— Мойщиков окон? — протестующе воскликнул я. — Неужели вы полагаете, что я могу сойти за мойщика окон? Посмотрите хотя бы на то, как я одет. Мне ведь нужно будет как-то изменить свой облик…
— Здесь все для этого есть… — сказал он, положив руку на бумажный пакет.
— …не говоря уже о специальных инструментах, таких, как ведра, тряпки, лестницы. Интересно, где мы сможем все это достать?
— Я уже обо всем договорился, — ответил Холмс. — Когда мы шли по Хит-стрит, я обратил внимание на одно небольшое заведение, на вывеске которого было сказано, что там находится контора, занимающаяся мытьем окон. Мне показалось, что если мы решим нанести визит хозяину этого заведения вдвоем, у него могут возникнуть ненужные подозрения. Вот почему я так грубо затолкал вас в экипаж, за что, мой дорогой друг, хочу принести вам свои самые искренние извинения.
Владельцем этой конторы является некий Джозеф Смолвуд, который ведет дело совместно со своим сыном — молодым Дорианом. За определенное вознаграждение — если быть точным до конца, за пару гиней — мистер Смолвуд-старший согласился одолжить мне свою тележку, необходимые принадлежности для мытья окон, а также комплект рабочей одежды. Кстати говоря, эта рабочая одежда предназначается для вас, поскольку рост мистера Смолвуда примерно соответствует вашему. Не беспокойтесь, Ватсон, — тут же добавил Холмс, заметив брезгливое выражение на моем лице, — уверяю вас, что хотя дело мистера Смолвуда достаточно скромное, он очень заботится о личной гигиене, да и соседи считают его уважаемым и добропорядочным гражданином. Кстати, эту деталь я выяснил у служителя церкви Святого Иоанна в Черч-роу. Что касается меня, то мой гардероб, вы знаете, достаточно богат, чтобы я мог себе выбрать что-нибудь подобающее к такому случаю.
Кроме того, я зашел в бюро по сдаче жилья в том районе и выяснил, что домом двадцать три по Мэйплвуд-авеню уполномочено распоряжаться агентство «Николз и Эллисон». Под предлогом, что кто-то сказал, будто этот дом сдается и мне очень хотелось бы его снять для себя, если он пустует, я получил весьма интересную информацию о его нынешних обитателях у младшего совладельца агентства — мистера Эллисона.
Так вот, Ватсон, оказалось, что жильцы особняка сняли его всего на месяц, и уже через неделю — в начале октября — должны будут съехать. Из этого обстоятельства мы можем сделать вывод о том, что какими бы гнусными делишками ни занимался мистер Везербай, он рассчитывает их к тому времени закончить. Кроме того, это значит, что у нас осталось совсем немного времени до того, как птичка упорхнет. Именно этим объясняется мое стремление сегодня же во второй половине дня вернуться в Хэмпстед.
Покончив с обедом, мы сразу же занялись изменением нашей внешности. Я надел байковую рубашку, жилет, вельветовые брюки, сильно потертые в коленях, и старую куртку, также сильно вытертую в локтях и на обшлагах. Несмотря на заверения Холмса в том, что мистер Смолвуд носил вещи приблизительно моего размера, он должен был быть значительно полнее меня в талии, поскольку брюки на мне держались только благодаря прочному кожаному ремню, который Холмс извлек из своей коллекции аксессуаров к одежде. Что же касается обуви, то его размер был значительно больше моего, и хотя я набил в носки бумагу, чтобы ботинки не сваливались с ноги, сказать, что мне было удобно в них ходить, я никак не могу.
Просто удивительно, как внешний вид человека может изменить представление о том месте, какое он занимает в обществе! Переодевшись в платье мойщика окон и надев на голову замусоленную кепочку Смолвуда, я взглянул на себя в большое зеркало, висевшее в спальне Холмса, и с удивлением обнаружил, что мой облик теперь выдавал во мне не уважаемого представителя из сословия специалистов-профессионалов, а простого труженика из низших слоев общества. Ощущение, которое я испытал, никак нельзя было отнести к числу приятных.
В отличие от меня Холмса такие проблемы, по всей видимости, совершенно не волновали. Он нашел в своем впечатляющем гардеробе вещи, очень напоминавшие те, в которые облачился я, и, кроме того, небрежно повязал шею платком вызывающего красного цвета.
Я настоял на том, чтобы поверх этих лохмотьев мы надели наши нормальные пальто. Как уважаемый практикующий врач, я просто не мог себе позволить появиться в этих обносках на виду у всех наших соседей, которые после этого просто перестали бы со мной здороваться. Холмс, не придававший значения мнению окружающих, был гораздо более спокоен в отношении такого рода предрассудков. Действительно, мне не раз доводилось быть свидетелем того, как он уходил из дома или возвращался в самых разных одеждах — от рясы священника-сектанта до платья пожилой дамы.
Тем не менее он согласился с моей настоятельной просьбой, и вскоре мы вышли из дома, одетые должным образом, — хотя и не полностью, потому что нижняя часть брюк и обувь оставались открыты постороннему взгляду. Мы почти сразу же взяли кеб, который довез нас до дома мистера Смолвуда в Хэмпстеде, где сам хозяин заведения по мытью окон — полный, жизнерадостный человек — ждал нас, приготовив все необходимые в его нехитром ремесле инструменты. Они уже были погружены на тележку. Вдоль двух ее боковых сторон крупными белыми буквами было выведено: «Джо Смолвуд и сын, Гончарное подворье, Хит-стрит».
Оставив наши пальто у мистера Смолвуда, мы с Холмсом выкатили тележку со двора и направились вверх по улице в сторону Мэйплвуд-авеню. Смолвуды — и отец, и сын — следили за нашими действиями с таким видом, как будто это их очень забавляло. Что же касается меня, то должен откровенно сознаться, мне вся эта затея совсем не нравилась в отличие от Холмса. Он залихватски сдвинул набекрень свою кепочку и насвистывал достаточно вульгарную песенку, которая стала популярной в среде низших классов благодаря Мэри Ллойд, исполнявшей ее в дешевых мюзик-холлах[36].
Когда мы наконец дошли до Мэйплвуд-авеню, мне не только натерли ноги башмаки Смолвуда, но и руки мои стали так сильно болеть от того, что я все время катил в гору груженую тележку, что я дважды вынужден был просить Холмса сдерживать шаг.
Мы заранее договорились: буду придерживать лестницу, а Холмс взберется по ней наверх, чтобы заглянуть в комнату во время мытья окна. Памятуя рассказ доктора Мура Эгера о том, что спальня молодой женщины, которую он осматривал, располагалась в передней части дома с левой стороны от двери, Холмс решил начать мытье окон именно с этого помещения.
Тем не менее, как только мы собрали и установили лестницу, я понял, что все наши усилия оказались тщетными. Штора на окне этой комнаты была плотно задернута, что исключало какую бы то ни было возможность заглянуть внутрь. Я собрался было сказать об этом Холмсу, однако он с ведром в руке уже поднялся по ступенькам с таким проворством и ловкостью, будто всю жизнь только и занимался мытьем окон.
Не успел он протереть верхние части рамы, как входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел взбешенный мужчина.
У меня не было никаких сомнений в том, что перед нами был Джозайя Везербай собственной персоной. Его темная окладистая борода и грубые черты лица полностью соответствовали тому описанию, которое дал нам доктор Мур Эгер. Было совершенно очевидно, что этот человек просто задыхался от гнева.
— Какого черта вы здесь делаете? — спросил он с американским акцентом.
— А вам, хозяин, как кажется? — парировал его резкость Холмс, продолжая спокойно протирать тряпкой стекло.
— Немедленно спускайтесь вниз! — потребовал Везербай, и лицо его при этом стало багровым от ярости. — Я никому не давал никаких распоряжений по поводу мытья окон.
